Ключи от твоего сердца
- Автор: Колин Гувер
- Жанр: Любовные романы
- Дата выхода: 2014
- Цикл: Ключи от твоего сердца
- Номер в цикле 1
Читать книгу "Ключи от твоего сердца"
— Два с половиной кило попкорна.
Мне нравится эта игра! Нравится, что он не пытается произвести на меня впечатление ужином в дорогом ресторане. Нравится, что я понятия не имею, куда мы едем. Нравится даже то, что он не сказал, как мне идет этот свитер, — с этого обычно начинается любое свидание. Словом, пока что нравится все. Как по мне, если бы мы еще пару часов покатались, играя в эту игру, это все равно было бы самое классное свидание из всех, на которые я ходила.
Но нет, вскоре мы останавливаемся перед каким-то зданием, и я тут же напрягаюсь, увидев вывеску: «Клуб „ДЕВ9ТЬ“».
— Ммм… Я не танцую, — дрожащим голосом признаюсь я, надеясь, что он проявит ко мне сочувствие.
— Ммм… я тоже.
Мы выходим из машины. Не знаю, кто из нас первый протягивает руку, но под покровом темноты наши пальцы снова переплетаются. Уилл берет меня за руку и ведет ко входу. Подойдя поближе, я читаю висящее на двери объявление.
Уилл открывает дверь, не обращая внимания на объявление. Я хочу сказать ему, что клуб закрыт, но, похоже, он знает, что делает. Тишина сменяется шумом толпы. Мы проходим через холл и оказываемся в зале. Справа от нас пустая сцена, на танцполе расставлены столики и стулья, свободных мест практически нет. За одним из столиков у сцены сидят подростки, лет по четырнадцать. Уилл поворачивает налево, в сторону уютной кабинки в самом конце зала.
— Тут потише, — объясняет он.
— А у вас тут со скольки лет можно ходить по клубам? — спрашиваю я, недоуменно рассматривая компанию детишек, которым здесь явно не место.
— Ну, сегодня это не клуб, — объясняет он, пока мы усаживаемся за столик в полукруглой кабинке, лицом к сцене.
Я двигаюсь к самой середине дивана, чтобы было лучше видно. Уилл пристраивается рядом.
— Сегодня вечером будет слэм. По четвергам клуб закрыт, и сюда приходят те, кто хочет выступить.
— А что такое слэм? — спрашиваю я.
— Слэм — это поэзия, — с улыбкой отвечает он. — Это то, чем я увлекаюсь.
Неужели так бывает? Ужасно симпатичный парень, который умеет меня рассмешить, да еще и любит поэзию?! Ущипните меня, я сплю! Хотя нет, лучше не будите, я не хочу просыпаться!
— Поэзия, значит? А свои стихи читают или чужие?
— Люди поднимаются на сцену… — Уилл смотрит в ту сторону, и глаза его горят. — Словами и движениями они изливают душу. Это потрясающе! Стихи Дикинсон[5] или Фроста[6] ты здесь вряд ли услышишь.
— Это что-то вроде конкурса?
— Сложно сказать… В разных клубах по-разному. Обычно во время слэма жюри наугад выбирает нескольких человек из зала, и тот, кто набирает больше всего баллов к концу вечера, выигрывает. По крайней мере, здесь это происходит так.
— А ты участвуешь?
— Иногда. Бывает, сижу в жюри, в другие дни просто смотрю.
— А сегодня ты будешь выступать?
— Не-е-ет, сегодня я просто зритель. У меня пока нет ничего нового.
Я разочарована. Вот бы увидеть его на сцене! Понятия не имею, какие здесь читают стихи, но хотелось бы посмотреть, как Уилл выступает.
— Ну во-о-от, — расстроенно вздыхаю я.
Некоторое время мы молча разглядываем толпу зрителей. Уилл пихает меня локтем в бок:
— Хочешь чего-нибудь?
— С удовольствием. Шоколадное молоко, пожалуйста.
— Шоколадное молоко?! Серьезно? — недоверчиво усмехается он.
— Со льдом, — киваю я.
— Что ж, ладно. — Уилл выскальзывает из-за стола. — Ваше шоколадное молоко со льдом будет буквально через минуту.
Он уходит, а на сцену тем временем поднимается ведущий и пытается завести публику. Все толпятся у сцены, в нашем конце зала никого не осталось, поэтому я немного стесняюсь, но вместе со всеми громко ору: «Да-а-а-а!» Но потом втискиваюсь поглубже в диван и решаю, что будет лучше, если этим вечером я просто посмотрю на все со стороны.
Ведущий объявляет, что пора выбирать судей, и толпа взрывается криком: почти все хотят, чтобы выбрали именно их. Вскоре пятеро счастливчиков оказываются за столом жюри. Уилл подходит к нашей кабинке с напитками в руках, и тут ведущий объявляет, что настало время жертвы, и выбирает еще одного добровольца.
— А что такое время жертвы? — спрашиваю я.
— Время жертвы — пробный шар для жюри, — объясняет Уилл, садясь на свое место, но на этот раз словно бы случайно еще ближе ко мне. — Сейчас кто-нибудь выступит вне конкурса, чтобы судьи имели какую-нибудь точку отсчета для выставления баллов.
— Значит, вызвать могут любого? Даже меня? — вдруг занервничав, спрашиваю я.
— Что ж, лучше иметь что-нибудь наготове для такого случая, — улыбается Уилл.
Он делает глоток из своего бокала, а потом откидывается на спинку диванчика и в темноте на ощупь находит мою руку. На этот раз наши пальцы не переплетаются — он кладет мою руку себе на бедро и начинает поглаживать ладонь, лаская каждый ее миллиметр, нежно дотрагиваясь до каждого пальца. От его прикосновения меня словно бьет разрядами электрического тока.
— Лейк, — тихо говорит он, продолжая легко скользить кончиками пальцев по моей руке, — не знаю почему… но ты мне очень нравишься.
Он берет меня за руку и переключает внимание на сцену. Я делаю глубокий вдох, беру свободной рукой шоколадное молоко и залпом выпиваю весь стакан. Лед со дна приятно холодит губы — немножко остыть мне сейчас не помешает…
На сцену вызывают молодую женщину, на вид лет двадцати пяти. Она подходит к микрофону и сообщает, что выступит со стихотворением под названием «Голубой свитер». В зале гаснет свет, лишь луч прожектора выхватывает из темноты фигуру выступающей. Она берет микрофон в руки и делает шаг вперед, опустив взгляд в пол. Толпа затихает, в тишине слышно только ее дыхание, многократно усиленное колонками.
Не поднимая глаз, она подносит руку к микрофону и начинает равномерно постукивать по нему, имитируя биение сердца. Я вдруг замечаю, что практически не дышу.
В зале зажигается свет, зрители одобрительно ревут. С глубоким вздохом я вытираю слезы. Она очаровала меня своим умением держать большую аудиторию, гипнотизировать ее потрясающей силой слова. Всего лишь слоґва! Я тут же ощущаю непреодолимое желание слушать еще. Уилл обнимает меня за плечи и откидывается на спинку дивана, увлекая за собой и тем самым возвращая в реальность. Я не сопротивляюсь.
— Что скажешь? — наконец спрашивает он.
Я смиряюсь с неожиданным объятием и кладу голову на плечо Уиллу, а он легонько касается подбородком моей макушки, и некоторое время мы оба смотрим прямо перед собой.
— Это было просто потрясающе, — шепчу я.
Он дотрагивается до моей щеки, а потом нежно целует в лоб. Закрыв глаза, я думаю о том, каким еще испытаниям подвергнутся мои чувства. Всего три дня назад я была опустошенной, обиженной на весь мир, отчаявшейся. А сегодня впервые за много месяцев проснулась в хорошем настроении. Я кажусь себе уязвимой. Пытаюсь скрыть свои чувства, но кажется, всем окружающим понятно, что́ у меня на душе… И мне это не нравится. Не люблю быть открытой для всех книгой. Такое ощущение, как будто я стою на сцене и хочу излить ему свою душу, но та от страха уходит в пятки.
Мы сидим в обнимку, боясь пошевелиться, и слушаем еще нескольких выступающих. Они, как и слушатели, очень разные, но все задевают за живое. Уже давно я так не смеялась и не плакала. Этим поэтам удавалось погрузить меня в совершенно иной мир, заставить посмотреть на вещи под совсем другим углом. Я была матерью, потерявшей ребенка, мальчиком, убившим отца, и даже мужчиной, который впервые в жизни накурился и под кайфом съел пять порций бекона. Я чувствую связь с этими людьми и их историями. А еще чувствую, как связь между мной и Уиллом становится все глубже и глубже. Подумать только, неужели ему тоже хватает смелости выходить на сцену и открывать свою душу перед целой толпой?! Я должна это увидеть, должна увидеть, как он выступает!
Ведущий просит пройти на сцену очередного желающего.
Я поворачиваюсь к Уиллу:
— Нет, так нельзя! Как ты можешь привести меня сюда и не выступить?! Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
— Лейк, ты меня убиваешь, — вздыхает он, откидывая назад голову. — Говорю же, у меня пока нет ничего нового!
— Ну прочитай что-нибудь старое! Или народу слишком много и ты боишься?
— Да нет… — Он с улыбкой прислоняется виском к моей голове. — Но есть в зале одна девушка…
Мне вдруг отчаянно хочется его поцеловать, но я вовремя беру себя в руки и подавляю желание.
— Не заставляй меня умолять, — уговариваю я, картинно сжимая руки под подбородком в молитвенном жесте.
— Ты уже умоляешь! — восклицает он, но после секундной паузы все же убирает руку с моего плеча и наклоняется вперед. — Ладно-ладно, — хмурится он, роясь в карманах. — Но я предупреждал, ты сама напросилась.
Он достает бумажник, и тут ведущий как раз объявляет начало второго раунда.
— Я участвую! — выкрикивает Уилл, вставая и поднимая руку с тремя долларовыми купюрами.
Ведущий прикрывает глаза рукой, вглядываясь в конец зала, чтобы рассмотреть говорящего…
— Дамы и господа, наш постоянный гость и любимец, мистер Уилл Купер! — с улыбкой провозглашает он и насмешливо добавляет: — Как мило с твоей стороны все-таки снизойти до нас!
Уилл проталкивается сквозь толпу, взбегает на сцену и выходит под лучи софитов.
— Что ты нам сегодня прочитаешь, Уилл? — спрашивает ведущий.
— Стихотворение под названием «Смерть», — отвечает Уилл, глядя поверх толпы прямо мне в глаза. Улыбка исчезает с его лица, и выступление начинается.
Уилл выходит из пятна света и спускается со сцены, даже не поинтересовавшись оценками судей. Я вдруг ловлю себя на безумной надежде, что он вдруг заблудится по пути к нашей кабинке и у меня будет время осознать услышанное. Я не знаю, что сказать, ведь я даже не представляла себе, что это и есть его жизнь. Что Колдер — вся его жизнь. Он потрясающе выступил, но услышанное повергло меня в глубочайшую печаль. Вытирая слезы тыльной стороной ладони, я и сама не могу точно сказать, чем они вызваны: тем, что родители Уилла умерли, тем, что на нем лежит такая ответственность, или просто тем, что он сказал правду. Он говорил о смерти, о потере — о тех вещах, над которыми люди задумываются слишком поздно. О тех вещах, с которыми я, к сожалению, знакома не понаслышке. Уилл, который совсем недавно выходил на сцену, и Уилл, который направляется сейчас ко мне, кажутся совершенно разными людьми. Я не знаю, что делать, я растеряна, но главное — я в восторге! Он был великолепен!
Уилл замечает, что я вытираю глаза.
— Я же предупреждал, — с укором в голосе говорит он и садится рядом, потом берет свой бокал, помешивает соломинкой кубики льда и делает небольшой глоток.
Что же ему сказать? Ведь он только что открыл мне душу.
Меня захлестывают эмоции. Я беру его за руку. Уилл отставляет в сторону бокал и с едва заметной улыбкой поворачивается ко мне, как будто ожидая каких-то слов. Но я молчу, и тогда он осторожно смахивает слезинку с моей щеки и тыльной стороной ладони гладит меня по лицу. Не понимаю, откуда берется это чувство, что мы с ним связаны. Все происходит так быстро. Глядя ему в глаза, я накрываю его руку своей, подношу ее ко рту и нежно целую ладонь. Мне вдруг кажется, что во всем зале нет никого, кроме нас, шум вокруг стихает и словно доносится откуда-то издалека.