Частица твоего сердца

– Какая жалость. – Нельсон покачал головой, не отрывая глаз от дороги. – Что делают женщины с приличным мужчиной. Пудрят ему мозги. Сводят с ума. А потом, когда все это летит к чертям, расхлебывать приходится ему.

– Он забил ее до смерти бейсбольной битой, – холодно процедил я сквозь зубы.

– Расс не был ангелом, но что сделала Нора, чтобы взбесить его? Да задолбала, вот что. Он не собирался никому причинять боль. Сейчас об этом никто не говорит. Но ведь для танго нужны двое, верно?

Перед мысленным взором мгновенно вспыхнул образ, как я вскинул кулак, чтобы выбить из глупого рта Нельсона имя своей мамы. Борясь со вскипавшей во мне яростью, доставшейся от отца, я отвернулся к окну. Мелькавший за ним калифорнийский пейзаж казался размытым пятном. Но я увидел отразившийся в стекле образ мамы. Она плакала, забиваясь в угол дерьмовой кухоньки с треснувшей плиткой, и повсюду был разбрызган ужин, который ему не понравился. Не в какой-то конкретный вечер. Подобное случалось довольно часто.

«Ты не такой, как он, Ронан, – прошептала мама, ее слезы смешивались с кровью из пораненной щеки. – Ты лучше его. Помни это».

Я втянул в себя воздух, заставляя руки разжаться, и попытался ей поверить.

– Нам нужно обсудить условия нашего соглашения, – проговорил Нельсон.

– Хорошо.

А я и не подозревал ни о каком соглашении. Просто думал, что у меня есть дядя, который хочет мне помочь. И шанс иметь семью. Нормальную жизнь.

Мне следовало быть умнее.

– У меня есть два здания, по десять квартир в каждом, – продолжил Нельсон. – Я живу в комплексе на Блаффс-авеню. Ты будешь в том, что в Клиффсайде.

Я взглянул на дядю.

– Я не буду жить с тобой?

Он нахмурился.

– Тебе восемнадцать, правда? Я был предоставлен сам себе и работал уже в четырнадцать лет.

– Но…

– Никаких «но». Ты только что приехал в Калифорнию и уже мечтаешь целый день бездельничать на пляже? Обычное дело.

Я стиснул зубы. Я работал с восьми лет – в рамках рабочей программы для малолетних – либо выполнял работу по дому в любой приемной семье, согласившейся взять меня на несколько месяцев. На ферме в Манитовоке я трудился по тринадцать часов в день под палящим солнцем за мизерную оплату.

«Не говори мне о лени, придурок».

– Что за работа? – спросил я.

– Содержание квартир. Текущий ремонт. Что-то вроде мастера на все руки. Ты когда-нибудь работал плотником?

– Когда мне было шестнадцать, я попал в семью, владевшую строительной компанией. Я кое-чему научился.

– Хорошо. А как насчет сантехники? Отопления и вентиляции?

– Не очень.

– Там многого знать не надо, – проговорил он. – Я тебя научу. Мне нравится самому заниматься ремонтом. Получается дешевле. Не желаю, чтобы на мне наживались так называемые профессионалы, которые дерут втридорога, а сами не могут отличить трубу в четверть дюйма от дырки в земле.

Я поерзал на сиденье. Дядю не интересовало воссоединение семьи. Не будет ни обедов за одним столом, ни совместного просмотра матчей. Я был рабочей силой. Ничего больше.

В желудке поселилась пустота, как будто я не ел много лет и не собирался в ближайшее время.

– А как насчет школы?

Нельсон нахмурился.

– Какой школы?

– Мне осталось доучиться еще год.

Он фыркнул.

– Серьезно?

– Я пропустил один год, когда… все это случилось. Я хочу окончить школу. Получить диплом.

– Пройди тест, если тебе это так важно. У тебя не будет времени на школу. Там уйма работы. Когда кто-то съезжает или его выставляют, нам нужно убрать весь хлам и подготовить дом для нового жильца. Мы должны разместить объявление о сдаче внаем, проверить претендентов. А потом собрать арендную плату, что не так уж и просто. Если бы ты слышал их оправдания, то решил бы, что я занимаюсь благотворительностью.

Дядя продолжал монотонно бубнить, а я кое-что вспомнил. Последний раз, когда по-настоящему разговаривал с мамой, всего за три дня до ее смерти.

– Закончи школу, Ронан, – проговорила она, протягивая вымытую тарелку, чтобы я ее вытер. – Что бы ни случилось. Не уподобляйся мне. Я бросила учебу, и с тех пор передо мной захлопнулись все двери. Дальше нет пути. – Ее ясные голубые глаза омрачила тень, а потом она улыбнулась мне. – Ты умный. Не слушай, если кто-то скажет иначе. И никому не позволяй отнять его у тебя.

– Что отнять? – спросил я, ставя тарелку на столешницу.

– Твое будущее.

Я повернулся к Нельсону.

– Я хочу закончить школу.

– Это не обсуждается.

– А что обсуждается? Ты хочешь заставить меня работать.

– В обмен на крышу над твоей тупой башкой. – Я промолчал, и он вскинул брови. – У тебя есть другие варианты? Как насчет той фермы, где ты убирал коровье дерьмо и спал в сарае? Если вдруг захочешь вернуться, только скажи. Я остановлю машину и позволю тебе сойти прямо сейчас.

«Бросишь, как собаку, на обочине дороги», – подумал я, пока все зародившиеся во мне надежды сгорали одна за другой. Я снова остался один. Значит, черт возьми, так тому и быть.

– Остановись.

Нельсон нахмурился.

– Что?

– Ты меня слышал. Я сказал «остановись».

– Погоди…

– Останови эту чертову машину.

Нельсон вздрогнул и крепче вцепился в руль. Он замедлил ход и, съехав на обочину, остановился; по обе стороны извилистой дороги возвышались деревья.

– Мы сейчас черт знает где. Послушай, Ронан, может, я заговорил слишком рано…

– Спасибо, что подвез. – Я вылез из машины и захлопнул за собой дверцу.

Нельсон опустил окно у пассажирского сиденья и медленно тронулся с места, чтобы держаться наравне со мной. Когда он заговорил, в его голосе слышалось отчаяние. И я догадался, что он нуждался во мне больше, чем хотел показать.

– Ты оставишь все свои вещи у меня в багажнике?

– Ага.

– Не глупи, Ронан. У тебя здесь ничего нет.

У меня никогда ничего не было. Я продолжал идти.

Он перегнулся через пассажирское сиденье, и тон его немного смягчился.

– Слушай. Я стал бы неподходящим родителем для маленького ребенка. Но сейчас я здесь, и мы – семья. Это нас обоих устраивает, верно?

Семья. Снова это чертово слово. Я остановился.

– Ну вот, – проговорил Нельсон. – Теперь садись и…

– Она собиралась уйти от него.

Он глупо моргнул.

– Что?

– Ты спросил, что сделала мама, чтобы вывести папу из себя, – пояснил я, пристально и твердо взглянув на Нельсона. – Он вернулся домой, проведя ночь в тюрьме за то, что избил ее. Ведь его никогда не держали слишком долго. И не защищали ее.

«Я ее не защитил…»

Я прочистил вставший в горле ком.

– Она сказала ему, что забирает меня и уходит. И он, черт возьми, ее убил.

Нельсон ссутулил плечи, старательно избегая смотреть на меня.

– Да ладно, ладно.

– И больше даже не заговаривай о ней. Не произноси ее имя. Ничего.

– Как скажешь.

– И я закончу школу.

Нельсон широко распахнул глаза.

– Столько запросов? Осторожнее, мальчик.

Я не двинулся с места.

Он пробормотал очередное проклятие.

– Ничего не выйдет. Вот увидишь. Тебе самому придется тяжело, а у меня будут лишние хлопоты с жильцами.

Я пошел дальше.

– Ладно, хорошо, если ты так настаиваешь, Эйнштейн. А теперь, может, сядешь в эту чертову машину?

Я забрался обратно, положил рюкзак на колени и захлопнул дверцу.

– Боже, – пробормотал Нельсон себе под нос, возвращая машину обратно на дорогу. – Когда хоть что-нибудь было легко? Да никогда.

По крайней мере, мы хоть в чем-то договорились. * * *

Мой социальный работник Алисия говорила, что Санта-Круз – небольшой городок, но по сравнению с Манитовоком он казался огромным. Улицы, полные домов, магазины, большой университет и парк развлечений с играми, аттракционами и колесом обозрения, которое медленно вращалось на берегу Тихого океана. Озеро Мичиган казалось крошечным по сравнению с бесконечной сине-зеленой водной гладью, простиравшейся вдоль побережья. Обернувшись, можно было увидеть горы, склоны которых покрывали зеленые леса. После того как я восемнадцать лет созерцал один и тот же безнадежный пейзаж, это место походило на мираж.

Я взглянул на Нельсона, задаваясь вопросом, как, черт возьми, он оказался здесь.

– Твоя бабушка оставила все нам с Расселом, – проговорил он, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Мне досталась недвижимость, в которую они с дедом вложились миллион лет назад, а твой отец получил наличные, – хмыкнул он. – К счастью для меня.

Я мрачно кивнул, вспоминая, с каким трудом маме удавалось оплачивать счета и покупать продукты на деньги, что она зарабатывала на двух работах, пока Расс напивался и проматывал наследство, делая ставки на воображаемые спортивные лиги и играя в покер.

– Приехали.

Нельсон припарковал машину на обшарпанной стоянке. Она располагалась перед цементным массивом жилого комплекса, стоявшего по соседству с точно такими же. Окна нижнего этажа закрывали кованые железные решетки. Цементная лестница с облупившейся краской вела на второй этаж.

Он указал на верхнюю угловую квартиру.

– Она пока твоя. Хватай свои вещи. Я все тебе здесь покажу.

Я последовал за ним вверх по лестнице к угловой квартире. На двери висела черно-золотая наклейка с надписью «ОФИС».

– Обычно управляющие живут на первом этаже, – проговорил Нельсон. – Но там у меня дама с двумя детьми, которая умоляла не переселять ее наверх. – Он закатил глаза и, достав связку ключей, отпер дверь.

– Почему она не хочет переехать?

– Ну, нижняя квартира больше. Я сказал ей, что все зависит от тебя. Если захочешь вышвырнуть эту напыщенную сучку, милости прошу.

Я почувствовал, как напряглись плечи.

– Я не стану этого делать.

– Соверши экскурсию и повтори это снова.

Он толкнул дверь, и я вошел в темную, убогую обувную коробку. Ветхий диван, стол и единственный стул составляли всю обстановку гостиной, по совместительству являвшейся и кухней. В крошечной спальне с маленьким окном, выходившим на улицу, лежал хлопчатобумажный матрас. В ванной комнате имелись душ, унитаз и раковина. На поцарапанном пожелтевшем фарфоре валялось несколько мертвых жуков. Я попытался представить здесь мать с двумя детьми, и у меня скрутило все внутри.

– Я же сказал, – проговорил Нельсон, неправильно истолковав мой полный отвращения взгляд. – Нижняя квартира лучше.

– Мне и здесь хорошо.

– Не будь глупцом. Я бы на твоем месте…

– Я сказал, все в порядке.

Он вздохнул.

– Дело твое. А теперь давай приступим к работе. * * *

В течение следующих двух недель Нельсон знакомил меня с жильцами квартир «Клиффсайда». «Напыщенной сучкой» с первого этажа подо мной оказалась Марианн Грир, женщина лет тридцати пяти с усталым видом. Под глазами у нее залегли темные круги, но во взгляде горел неугасимый огонь.

Она напомнила мне маму.

Ее девочкам-близнецам, Камилле и Лилиан, на вид казалось лет по шесть. Когда Нельсон представил меня как нового управляющего, они все уставились на меня с одинаковым подозрением. Я сказал Марианн, что не собираюсь переселять ее наверх. И все же она поспешила закрыть за нами дверь.