На луче света

БЕСЕДА ТРИДЦАТАЯ

Жизель через знакомого городского сотрудника узнала, что Берт сделал ребенка своей девушке, когда они были в средней школе. Без его ведома девочка сделала аборт у шарлатана и, к сожалению, умерла в кустарной “клинике”. Когда Берт узнал об этом, он был опустошен до такой степени, что с тех пор ни разу не встречался с женщиной.

Тридцать лет спустя его мать решила нанести неожиданный визит и обнаружила, что его шкаф полон кукол и детской одежды. Тогда она сочла это бесполезной попыткой возродить потерянную дочь. Ее открытие ускорило цепь событий, которые привели к его сильному психозу и госпитализации, где даже активное лечение с множеством антидепрессантов не освободило Берта от всепоглощающего чувства потери, и он, наконец, попал в МПИ.

Вооружившись этими фактами, я пошел проведать его. Я нашел его в зале, помогающем Джеки строить дом из конструктора ЛЕГО. Фрэнки также была там. Она сидела, взгромоздившись на подоконник, и мрачно смотрела в большое окно, игнорируя всех нас.

Я нашел стул и подвинул его так, чтобы видеть "строительный проект", в который была так сильно вовлечена Джеки, беззаботная и счастливая, как любой девятилетний ребенок, в то время как Берт играл роль отца, хваля каждый новый кирпичик, который находил свое место в стене, впрочем, не вмешиваясь, если только что-то не получалось.

— Я знаю о твоей дочери — сказал я ему.

Он продолжал помогать Джеки с ее новым домом.

— Ты, должно быть очень по ней скучаешь.

Он сделал вид, что не слышит меня.

— У меня есть идея, которая, возможно тебе понравится.

Он бросил в моем направлении быстрый взгляд, и отвернулся, помогая Джеки пристроить двойное окно.

— Джеки нужен отец. Тебе нужна дочь. Не хочешь удочерить ее? Не, конечно, не на законных основаниях, ведь с этим будут проблемы. Неофициально.

Он посмотрел в мою сторону глазами полными боли, но так и не сказал ни слова. Не мог, или просто не хотел. Джеки добавила еще один кирпич к небольшому дому. Подбородок Берта задрожал.

Я похлопал его по плечу и оставил раздумывать о возможностях, а сам отправился поговорить с Фрэнки. Она настолько погрузилась в свои мысли, что казалась, даже не заметила, что я сел около нее на подоконнике, где Хоуи когда-то часами смотрел в окно в поисках “синей птицы счастья”.

— Я говорил с протом, — сказал я ей.

— Где он? — резко спросила она, не глядя на меня. — Что вы, ублюдки, с ним сделали?

— Он не далеко. Он объяснил мне все.

Фрэнки вперила в меня пристальный взгляд.

— Ты когда-либо думал о том, чтобы сделать что-то со своим неприятным голосом?

— Ты неспособна любить любого по той же самой причине, что и он. Ты считаешь это не важным, полагаешь, что это глупо — сосредоточить твои чувства на одном-единственном человеке и забыть обо всех остальных. Ну как, уже горячее?

Она уставилась на меня.

— Меня сейчас стошнит, — сказала она.

— Пожалуйста, ни в чем себе не отказывай, но сначала выслушай меня. Никто, с кем ты встречалась, не понимал твоих чувств, и даже когда ты объясняла, они все еще не могли понять. Иногда тебя даже считали сумасшедшей. И, что еще хуже, бессердечной. Я прав?

— Ты знал, что твоему носу любая лошадь позавидует?

— Я буду с тобой откровенен. Мне трудно понять, как ты можешь быть равнодушной к другим людям. Это кажется мне неестественным. Но вижу, спасибо проту, что ты все-таки можешь чувствовать. Так, может быть, мы все же можем сотрудничать? Возможно, мы можем изучать друг друга.

Она откинула назад голову и заржала, как ослица.

Я был чрезвычайно рад видеть, каким уверенным в себе стал Роб. Он вел себя так непринужденно и с Жизель, и с пациентами, и с персоналом. А когда он вошел в мой кабинет, он захватил мою руку и потряс ее.

Одновременно с этим я задался вопросом, сделал ли он такие значительные успехи из-за того, что он должен будет столкнуться с телевизионными камерами во время ток-шоу, в котором собрался участвовать прот. Но я не хотел думать о последствиях, которые могли последовать за этим.

Таким образом, я потратил большую часть утра, пытаясь суммировать то, над чем я так упорно работал прошлые несколько недель и лет, т.е. объяснить Роберту, почему он должен остаться на заднем плане, в то время как прот будет давать интервью. Он напомнил мне, что вполне доволен тем, что находится в больнице, его зоне безопасности и тем, что оставляет все остальное общение с миром проту, по крайней мере сейчас.

Другая проблема состояла в проте, который появлялся все реже и реже. Но он сказал, что непременно явится на «концерт» (как он назвал его), и, если прот давал обещание, то непременно его выполнял.

— Ты хочешь посмотреть еще несколько записей, Роб? Или они тебе наскучили?

— Не то чтобы, но…

— Я могу спросить Жизель, не хотела бы она тоже посмотреть их. Ты ведь не против небольшой компании?

Он слабо улыбнулся, чем очень напомнил прота, хотя последний и не испытывал интереса к фильмам.

— Я не против, если она так хочет, — ответил он.

Я вызвал ее из своего офиса, где она ждала. Я должен упомянуть здесь, что Жизель и я обсудили желательность использования презервативов, если такая потребность вдруг и возникнет. В ответ она вытащила пару из своего кармана и махнула ими мне. Теперь я был удивлен, видя, как она отчаянно краснела. Роб взял ее за руку и усадил на диван, который я распорядился поставить в комнате.

Я вернулся в свой офис и захлопнул дверь с громким щелчком, оставив их наедине разбираться с приборами и природой их собственных чувств.