На луче света

БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Вчера я едва не позвонила вам домой, — бушевала Жизель, расхаживая по моему кабинету.

Я пытался найти до сих пор не просмотренный документ, чтобы отправить его назад с извинениями. — Что стряслось на этот раз? — с раздражением спросил я, что, как ни странно, остановило ее.

— Где прот? Что вы с ним сделали?

— Что… он что, снова исчез?

— Никто не видел его с пятницы.

— Роберта тоже?

— Нет, он здесь, а вот прот пропал.

— О. Не думаю, что он вернулся на КА-ПЭКС, если это именно то, что тебя волнует.

— Он вполне мог вернуться.

— Жизель, ты знала, что он не будет находиться здесь вечно. Должно быть, он говорил тебе об этом.

— Но он говорил, что не уйдет, не поставив меня в известность.

— Мне он говорил то же самое. Вот почему я не думаю, что он улетел.

— Дело не только в этом. Когда я видела его в пятницу, он казался… я не знаю… другим. Чем-то озабочен, что ли. Он не был самим собой.

— Это не всегда происходит именно так, но я не удивлен услышанным.

Она плюхнулась в виниловое кресло.

— Он умирает, да?

Ее безутешность смягчила мое раздражение.

— Ничего подобного, Жизель. Думаю, происходящее означает, что он постепенно интегрируется в сознание Роберта. Другими словами, он все еще здесь. Вскоре они оба будут рядом с тобой.

— Вы хотите сказать, что Роберт будет все больше похож на него?

— Возможно, что да, немного.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Но в это все еще трудно поверить.

— Робу тоже с трудом верится.

— Как бы там ни было, вам еще предстоит объяснить все это пациентам, что будет не так-то просто. Вчера они прочесали всю больницу в поисках прота.

— О чем они думают, когда видят Роберта?

— Они видят обычного пациента. Но не видят прота.

— Может, увидят позже.

— Сомневаюсь.

— Это напомнило мне об услуге, о которой я просил тебя, помнишь?

— Вы о дружбе с Робертом и все в таком роде?

— Верно. Это очень важно.

Долгое время она смотрела на свои руки.

— Мы уже друзья. По правде говоря, мне он очень нравится. Просто он не прот.

— Он часть его. Продолжишь ли ты развивать эту дружбу?

Она надолго отвернулась. Наконец она произнесла:

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо, Жизель. Мне нужна любая помощь. Я рассчитываю на тебя.

Она кивнула и поднялась, собираясь уйти. В дверях она обернулась:

— А что насчет цитолога? Я обещала ему, что прот…

— Доверься мне. Все будет в порядке.

— Ладно, доктор Б. Я тоже на вас рассчитываю.

Путем ручного голосования я был утвержден в качестве исполняющего обязанности директора. Никто не хотел браться за эту работу, даже Торстейн, по крайней мере, на временной основе и с червями, выползающими из банки. Остаток собрания был посвящен распределению немногочисленных пациентов Виллерса на неопределенный период его отсутствия другим врачам. Я взял Джерри и Фрэнки. И Кассандру, не потому, что я видел надежду в прогнозах ее лечения, а для того, чтобы избежать очередного соблазнения. Было несколько возражений, но, как исполняющий обязанности директора, я смог отклонить их.

За этим последовало краткое обсуждение предстоящих мероприятий: визита цитолога и известного телевизионного «народного психиатра», а также собственного выступления прота на телевидении. Голдфарб отметила, что он, похоже, исчезает, подобно Чеширскому коту, и засомневалась (снова), можно ли рассчитывать на его появление на интервью. Я попробовал развеять эти страхи, поделившись планами постараться избежать участия в этой передаче, и это, казалось, поставило точку в этом вопросе, по крайней мере, на какое-то время.

Когда разговор перешел к выдающимся играм в гольф и выдержанному «Мерло», я уставился на превосходную копию «Подсолнухов» Ван Гога, выполненную бывшим пациентом «Катрин Денев» и представил, что я жужжащая поблизости пчела, способная увидеть цветы, траву и деревья в поразительной живости красок, взглянуть на это почти также, как это, казалось, видел прот. Интересно, как это воспринимают пчелы. Единственным, что пришло мне в голову, были слова Гамлета, обращенные к Горацио: «Есть многое на небе и земле, что и не снилось нашим мудрецам…»[51]

Я решил относиться к Робу так, как если бы он был мальчишкой, практически несведущим в сексуальных вопросах, каким он в действительности и был. Я хотел в общих чертах рассказать ему об этом процессе и, если я пойму, что он хорошо схватывает, показать ему несколько видеокассет, которые заполнят пробелы. Короче говоря, я собирался стать его суррогатным отцом, отцом, которого у него никогда не было в реальной жизни.

Эта ситуация не была так уж необычна. Психиатр часто должен играть роль родителя пациента, чей опыт общения с его собственным отцом или матерью был крайне неудачным. Действительно, не будет преувеличением сказать, что многие психоаналитики воспитали главы очень больших семей.

Роб пришел на свою двадцать девятую беседу на пару часов раньше обычного, как я и просил. Он казался относительно бодрым и расслабленным. Несколько минут мы болтали о выходных, которые он с радостью обсудил в мельчайших подробностях. Бродить по отделениям было для него новым и приятным опытом.

— Но, кажется, некоторые пациенты меня недолюбливают, — посетовал он.

— Дай им время, — заверил я его. — Они привыкнут.

— Надеюсь на это.

— То, чем мы сегодня займемся, немного отличается от наших обычных бесед, Роб.

Его поведение мгновенно изменилось.

— Я думал, мы покончили со всем этим.

— Сегодня никакого гипноза, Роб.

Вздох облегчения.

— Тема сегодняшней беседы — секс.

Его реакция была совершенно спокойной.

— О. Хорошо.

— Я объясню тебе основы, а потом дам посмотреть несколько кассет.

Он потянулся за яблоком, что было его личным признаком нервозности.

Я описал ему основные детали. Конечно, он знал, о чем я говорил, подобные темы периодически всплывали на протяжении долгих лет, проведенных им в школе и за ее пределами. Я просто хотел убедиться, что у него нет никаких заблуждений, и понаблюдать за ним во время этого разговора. Справлялся он вполне неплохо. Несмотря на то, что он редко смотрел мне в глаза, страха он, казалось, не испытывал.

Когда я закончил свое разъяснение, я указал на телевизор, который приготовил для этого случая.

— Я принес несколько записей на эту тему. Это даст тебе гораздо лучшее представление о предмете нашего разговора, чем все мои объяснения. Думаю, ты готов заполнить оставшиеся пробелы. Как считаешь?

— Думаю, стоит попробовать.

— Предупреждаю тебя: там все весьма откровенно. Рейтинг Х. Понимаешь?

— Да.

Я изучал его, пытаясь уловить какие-либо перемены в его поведении. Их не было.

— Если ты почувствуешь какой-то дискомфорт, просто выключи его и приходи ко мне. Я буду поблизости в своем кабинете. Договорились?

— Хорошо.

— Отлично. Ты знаешь, как включать видеомагнитофон?

— Да. Дастин показал мне.

— Дастин? Ничего себе. Ладно. Оставляю тебя одного. Мне нужно сделать несколько телефонных звонков. Тебя никто не побеспокоит.

Я подождал, чтобы удостовериться, что он все понял.

— Видишь часы позади тебя? Я вернусь в пять.

Я оставил его одного, чтобы он мог учиться тем способом, который посчитает наиболее информативным.

Я был на телефоне в течение нескольких следующих часов, отменяя столько встреч, приемов и выступлений, запланированных Виллерсом, сколько только можно было избежать, и стараясь впихнуть несколько других в мой собственный переполненный график. Также я позвонил главному больничному адвокату в надежде оградить прота от появления на телевидении. Но было слишком поздно. Документы были подписаны, и не оставалось ничего другого, кроме как идти вместе с ним или столкнуться с иском за нарушение условий контракта. После этого я провел какое-то время, переставляя вещи на своем столе, двигая кипы отсюда туда и обратно. Когда пять часов, наконец, наступило, я постучал в дверь своего смотрового кабинета.

Кто-то крикнул:

— Входите!

Я нашел Роберта, сгорбленного в своем кресле, в том же положении, в каком я его покинул.

— Как дела?

Он как раз наблюдал за прелюдией.

— Прекрасно, — ответил он, не отрывая глаз.

Я обрадовался, увидев, что это все еще был Роб.

— Хорошо. Думаю, на сегодня достаточно. Ты хотел бы увидеть что-то в этом роде как-нибудь снова?

— Кажется, это не так уж сложно, — ответил он простодушно. — Думаю, я готов попробовать сделать это.

Я спокойно сказал:

— Думаю, нам удастся найти кого-нибудь помочь тебе.

Про себя я воскликнул: «Это уж точно!»

Тем вечером нам домой позвонила Эбби. Трубку взяла Карэн. После болтовни о последних новостях к телефону подошли Рейн и Стар. Они хотели поговорить со мной. В их словаре появилось новое слово. Например, я высказал предположение, что «Великаны придут до конца этого года»[52].

— Это дерьмо собачье, дедушка, — в сущности, все, что я сказал, было «дерьмом собачьим».

Я попросил поговорить с их матерью.

— Естественно, время от времени они говорят «дерьмо собачье», — вздохнула она. — Ну и что?

— Они слишком малы для этого. Это производит плохое впечатление.

— Папа, многие дети яппи[53] ходят с аккуратно подстриженными волосами, носят галстуки и следят за своими словами, но им насрать на собственную планету и животных, живущих рядом с ними. Каких внуков ты предпочел бы иметь?

— Я встречал нескольких очень милых яппи.

— О, пап, ты невыносим. Но я все равно люблю тебя. Здесь Стив. Он хочет тебе кое-что сказать.

— Привет, Стив. Что случилось?

— Да так, просто подумал, что вы хотели бы знать, — его сдавленный смешок немного напомнил крик шимпанзе, — что сегодня днем Чарли Флинн сломал себе на ноге большой палец.

— Что же в этом такого смешного?

— Он перетащил несколько высокоинтенсивных прожекторов к большому телескопу и пытался направить их свет на зеркало. Черт меня дери, если он не отвалится.

— Зачем он это делал?

— Световое путешествие, — ответил он, хихикая. — Он пытался отправиться на КА-ПЭКС.

Прежде чем повесить трубку, мы немного поболтали о том, какими рассеянными могут быть ученые.

— Например, — добавил он, — на днях в отдел пришел сантехник, чтобы починить засорившуюся раковину. Он снял фильтр, слил в ведро грязную воду и передал его одному из находившихся там аспирантов. Он сказал: «Вот, от этого нужно избавиться». После чего парень незамедлительно вылил воду обратно в раковину! — теперь на другом конце провода звучало уже целое стадо обезьян.

Как только мы закончили наш разговор, и я положил трубку, телефон зазвонил снова. Это была главная ночная медсестра. Ее голос дрожал.

— Доктор Брюэр?

— Да?

— Вы не поверите в это.

— Не поверю во что?

— Я не знаю, как начать.

— Джейн! В чем дело?

— Лу только что родил ребенка!

— Ты шутишь!

— Я говорила, что вы не поверите.

— Где он сейчас?

— В лазарете. Доктор Чакраборти говорит, что он и ребенок чувствуют себя отлично. Это девочка. Шесть фунтов восемь унций. Семнадцать дюймов.