Неудержимые

Едва успевая уворачиваться от пуль, парень скользил по пескам, молясь всем богам, чтобы его не подстрелили. По крайней мере, раньше времени. Он должен был помочь ребятам. Адреналин заставлял кровь закипать в жилах. Нервы натягивались до предела.

— Блять, — шепнул Конни, увидев, как слева к нему подбирается противник. Сердце бешено заколотилось. Теперь стало по-настоящему страшно. Подмоги ждать не приходилось: здесь он один, остальные пытаются спасать собственные шкуры.

Сняв одного при помощи винтовки, Конни постарался ускориться. Но пески сильно тормозили его, впрочем, как и противника, и Спрингеру удалось подстрелить ещё парочку нападавших, не успевших даже привести оружие в боевую готовность.

Шум танка уже был отчётливо слышен, их отделяла всего сотня метров. Надо было пробежать ещё совсем чуть-чуть, всего лишь на такое расстояние, чтобы хватило силы добросить взрывчатку до гусениц и та не разорвалась впустую где-то в воздухе.

— Ребят, кажется, я сейчас выведу его из строя, — произнёс Конни в наушник, будучи почти на сто процентов уверенным в успехе. Ещё пара метров, и можно будет бросать. Вокруг никого. Вдох. Выдох. Конни на полной скорости замахнулся, намереваясь выпустить взрывчатку с оторванной чекой из рук.

Пуля просвистела так же неожиданно, как и всё это идиотское наступление, попав точно в руку. Граната выпала. Парень вскрикнул от боли, но продолжил бежать, понимая, что теперь он — живая мишень, а граната вот-вот разорвётся.

Взрыв прозвучал оглушительно, волной опрокинув парня лицом в песок. Он не сразу понял, что произошло. Ощущение было такое, словно оторвало уши. В голове стоял звон, перепонки нещадно болели, рука сильно кровоточила и, кажется, пуля, поделавшая отверстие точно у основания запястья, задела сухожилия. Ладонь больше не функционировала.

— Конни, приём! — Марсель пытался достучаться до него, но было бесполезно. Спрингер уже ничего не слышал.

— Докричитесь до него! Есть кто поблизости? К нему подходят! — Эрвин почти кричал в микрофон от бессилия. Сейчас он мог только наблюдать за тем, как парнишку берут за шкирку, поднимают и с силой бьют прикладом по спине, заставляя сесть.

Конни бешеными глазами разглядывал двоих мужчин перед собой, понимая, что это конец. С одной рукой, оглушённый, чувствуя, что песок забился везде: в нос, в рот, нещадно царапал глаза, Конни ничего не мог сделать, хоть сознание и кричало не сдаваться так просто. Но силы уже закончились.

Один из ублюдков достал нож, со смехом проводя им мимо взгляда Конни. Тот не подал виду, хотя от страха был готов обоссаться. Только бы не пытали. К пыткам парень не был готов. Но его опасениям в каком-то роде было не суждено сбыться. С неким нездоровым наслаждением один из убийц полоснул Конни по шее, разрезав артерию. Кровь потоком хлынула на песок, тут же впитывающий алую жидкость, быстро покидающую тело. Конни захлёбывался, пытаясь сделать вдох. Остатки воздуха, выходящие из лёгких, пузырились на алом разрезе на шее, пеной стекая по форме. Конни бешено таращил глаза, открывая рот, но не чувствуя вдоха. Другой мужчина схватил его за лоб, оттягивая голову назад, и через смех заговорил на неизвестном языке. Конни почувствовал, как адово загорелась кожа в месте натягивания разреза. Второй тут же снова полоснул ножом по ране, углубляя разрез. Ещё минута агонии, и сознание отключилось.

— Конни тоже всё, — не веря своим словам, проговорил Эрвин, который только что через линзу в глазу Спрингера наблюдал за тем, как тело отвалилось от головы, разливая алые потоки на песок.

— Нет! Нет! Нет! — орал Марсель, обгоняя Леви и бросился к брату. Еще один поворот, еще какая-то одна стена разделяла их. Тех, кто был всегда рядом, тех, кто жизни не представлял друг без друга. И пусть Марсель родился на каких-то жалких десять минут раньше, но он считал себя старшим, и его обязанностью было защищать Порко.

Захлёбываясь в слезах, Марсель прижал Порко к себе, отчаянно пытаясь привести его в чувство. Мозгом понимал, что бесполезно, что все внутренности валялись там, куда выпали, смешавшись с песком, но сердце отказывалось верить в реальность. От ужаса он едва хватал ртом воздух, бешено разглядывая огромный разрез. Он винил себя в том, что не пошел вместе с братом, что не смог уберечь, что позволил умереть. И до конца жизни он не простит себя. Видимо, конец этот настанет совсем скоро.

Марсель видел, как на них ехал танк, слышал этот пронзительный рев и лязг металла, но лишь сильнее прижимал Порко к себе.

— Старший брат тут… Всё будет хорошо, я рядом. Мы обещали всегда быть вместе, — закрывая глаза, Марсель опустился на колени, принимая свою судьбу. Бороться больше не хотелось. В ту самую секунду, как он увидел, что брат мёртв, он понял, что должен умереть следом. В этом мире без брата он не сможет провести больше десяти минут.

Марсель не обращал внимание на крики Леви и Пик, всё для себя решив. И даже в первые секунды, когда он ощутил, как тело превращается в фарш под гусеницами танка, он не изменил бы своего решения.

— Пик! Убирайся отсюда! Затаись! — не своим голосом кричал Леви, стараясь собраться с силами, стараясь не думать о том, что почти все погибли, стараясь выкинуть страшные картинки из головы, стараясь выжить.

— Порко… Марсель… — пытаясь смахнуть горькие слезы, Пик остановилась прямо посреди разрушенного городка, даже не думая уклоняться ни от чего. Для чего теперь жить? Её семьей были Порко и Марсель. Беспризорники, которых бросили на улице, как надоевшее животное. Они выживали, полагаясь только друг на друга. И, когда этих троих беспризорников под свою опеку и обучение взял Леви, те почувствовали, что впервые в жизни приносили какую-то пользу, что оказались нужны. Пусть Леви иногда и был жесток, но всегда поддерживал и заменил им отца. Они были семьей — большой и больной на голову, но семьей. Сейчас от неё осталось лишь название и куча разорванных тел.

— Простите, капитан, — шепнула Пик, бесстрашно смотря прямо в дуло танка. Руки опустились. Жизнь потеряла всякий смысл, она в одночасье перестала бороться.

— Пик! Беги! — Леви отчаянно пытался добраться до неё, хотел оттолкнуть, но было слишком поздно. Хрупкое тело Пик разорвало на тысячи частей танковым снарядом, оставив лишь кровавую дорожку.

— Леви… Уходи оттуда, — мертвецки холодным голосом говорил Эрвин, теряясь в желаниях рвануть к ним. Но что он мог? До точки часа два езды по пустыне, и, как бы он ни хотел, не мог телепортироваться туда. Да и что бы он сделал? Боевой опыт у него, считай, никакой. Осталось лишь бессильно наблюдать за смертью товарищей.

— Я убью вас… — до дрожи в руках сжимая автоматы, Леви пустил очередь из пуль по толпе, что уже праздновала победу, и, окружив Леви, даже опустила пушки.

— Леви, не дури! — кричал Эрвин. — По правую сторону от тебя есть люк. Ты можешь сбежать туда.

— Убью столько, сколько смогу, — словно не слыша слов Эрвина, Леви продолжал точными выстрелами устранять противников. Аккерман не мог уйти отсюда. Если он умрёт здесь, то постарается утащить за собой в ад как можно больше этих ублюдков, превративших в кучку трупов его семью. Тех, кто убьёт и его. Но не прямо сейчас. Ещё слишком рано.

— Сейчас же убирайся! — переходя на рык, кричал Эрвин, но в следующее мгновение сердце пропустило удар. Леви упал на землю, а перед глазами отчетливо была видна его рука, до сих пор сжимающая мертвой хваткой автомат. Смит просто не хотел этого видеть. Хотелось отрубить все мониторы, вытащить провода и забыть всё, как страшный сон, но он просто не мог оторвать глаз от экрана, продолжая смотреть, как разделывают его любимого человека.

— Легендарная команда «Неудержимые». Говорят, пули от вас отскакивают, — нараспев, словно издевку, бросил один из мужчин, что окружили Леви. Выбив оружие из рук, террорист пнул его и то, что отрубили, в сторону. — А это тебе больше не понадобится. Очень даже хорошо в вас пули залетают, и не только они.

На такую супер умную шутку тут же рассмеялись все остальные.

— Покончим с этим, — храбрился Леви, с вызовом смотря на присевшего перед ним мужчину.

— Ой, ты так спешишь сдохнуть? Ещё успеется. Лучше полюбуйся на то, что осталось от твоей команды. Классное зрелище, да?

— Я вам этого не прощу, — шипел Леви, пытаясь остановить кровь из запястья, но ничего не выходило.

— Опять эти пустые обещания, — закатил глаза мужчина. — Ты такой скучный. Неинтересно с тобой.

Прежде чем Эрвин успел сказать хоть слово, Леви еле слышно прошептал «прощай», а после прогремел оглушительный выстрел, и связь оборвалась. Выстрел пришёлся прямо в тот глаз, где была линза.

— Не может быть… — шепча одними губами, словно мантру, Эрвин немигающие смотрел на мониторы перед собой и никак не мог собраться. Один. Он остался совсем один. Он не был готов поверить в происходящее. Психика просто не справлялась. Мертвы. Они все мертвы. Все до одного. В мозгу висела только одна мысль: найти. Он должен был найти хотя бы Леви. — Я найду вас. Даже если по кусочкам.

========== Глава 2 ==========

Комментарий к Глава 2

Убедительная просьба!!! Если вы кушаете, то отложите еду до конца прочтения. Некоторые моменты могут вызвать лютое отвращение.

И простите нас фанаты Леви! Вы скоро все поймите почему так хд

Прошло уже четыре года. Целых четыре блядских года с того злополучного дня. Провалились… Они, опытные головорезы, не смогли предугадать простую засаду. Всё это время Леви совершенно не мог понять, как это вышло. Как и то, почему он до сих пор жив. Вернее, почему его оставили в живых. Глаз больше не функционировал, а вместо него осталась жуткая рана на пол-лица, которая недавно начала гноиться мерзкой желтой жижей, и в ней завелись черви. Каким-то образом ублюдки догадались, что в глазу камера, и рассекли его, пытались лечить, коряво зашивали ржавой иглой. Наживую. Тогда ещё видящий глаз ощущал, как в него втыкают иглу, продевают нить, что цеплялась за плоть, драла, доставляя невыносимую боль. Леви чувствовал каждый шов, каждую личинку, которая прогрызала его лицо и культю оторванной руки, ощущал, как они копошатся в мясе. Ощущал, но ничего не мог сделать, лишь отчаянно махал переломанной рукой, стараясь хоть немного, но вырвать мерзких опарышей из собственного тела.

Второй глаз всё ещё видел, хоть и замутнено, заплывший от нескончаемых ударов при допросах. Его опять швырнули в эту камеру, как какое-то животное. Теперь жизнь Леви состояла из бесконечной боли. Почему из всех, кто был там, для пыток выбрали именно его? Как бы то ни было, они знатно проебались: Леви молчал до сих пор. Для Аккермана было не важно, сколько времени его будут держать в собственном дерьме, блевотине, без еды, воды и на транквилизаторах. Вонь в камере уже давно переступила порог того, что может выдержать нормальный человек, и ублюдки заходили сюда в противогазе, хотя Леви заставляли сидеть на грязном, воняющим отходами, плесенью и крысиным дерьмом бетонном полу в одной рубашке. Та тоже уже давно превратилась в грязный мешок. Его волосы и борода сильно отросли. И как же мрази любили таскать за них когда-то непобедимого капитана. Но Леви терпел. Ненавидел всё это, но терпел. Думал, что грязь — это самое ужасное в его жизни. Но теперь на это уже было плевать. За попытки привести себя в порядок или прибрать в камере его тут же били электрическим разрядом сквозь решётки, и он вскоре смирился с тем, что эта камера-помойка — его новое жилище. Да и — на фоне остального — можно было потерпеть и это. Пытки стали обыденностью. Обливание ледяной водой на морозе, избиения, ломание костей, вывихи суставов — он всё это выдерживал с достоинством. Сюда его привезли уже накаченным какими-то транквилизаторами, и он не мог оказать никакого сопротивления. Тогда он думал, что окончательно сломается. Своей силой при скромных размерах тела он всегда невероятно гордился. Но под веществами его сила превращалась в ничто.