Десятка Лоу

* * *

Я подгадала, чтобы прибыть на торговый пост в сумерках, когда поднимается ветер и никто не удосужится присмотреться к странному грузу у меня на багажнике, закрытому брезентом.

Торговый пост располагался за территорией Красного Лба, отделенный от городка полями кривых столетних деревьев и чахлых агав. Здесь предпочитали такой порядок вещей. Держать неопределенность подальше от своих домов, вместе с бродягами, металлоломщиками, падальщиками и контрабандистами всех сортов, всеми теми отверженными путниками, приносящими с собой насилие и подозрительность Неподконтрольных Зон.

Красный Лоб был поселением благочестивых боязливых граждан: они не рисковали и не задавали вопросов. Вопросы ведут к неопределенности, неопределенность открывает ворота для сомнений и возможностей, а следовательно, для них.

Настоящие города, конечно, отличаются от этого поселения. Там сотни людей принимают ежедневно тысячи решений, и жители убеждены, что им этого достаточно. Но здесь, в пустыне, людей мало, а выбор скуден, и если позволить себе на минуту усомниться — впустить в свою жизнь неопределенность, — они придут за тобой, потому что ты будешь светиться для них, как новогодняя елка.

По крайней мере, так думали.

В любом случае я не собиралась задерживаться, с таким-то грузом — спящим под дурманом ребенком-убийцей. Вечером девочка снова начала брыкаться, но новая порция успокоительного отправила ее обратно в страну грез. Уж лучше так, чем она перережет мне горло прямо за рулем.

Торговый пост уже плотно окружал транспорт: мулы в состоянии гораздо лучшем, чем мой, старые почтовые квадроциклы и автобусы, даже старый армейский грузовик, расписанный серебристой и черной красками, с надписью на боку готическим шрифтом: «АСПИДЫ ВАЛЬДОСТЫ». Бродячее шапито, без сомнения. По крайней мере, народ отвлечется от моего мула.

Я припарковалась в самом темном углу и свистнула. От темной стены отделилась фигура. Ко мне приблизился налысо бритый юноша в черном плаще и огромных потрепанных рукавицах.

— Буду через час, — сказала я, роясь в складках куртки в поисках шарика. — Надо мула постеречь.

Пацан кивнул и вытащил из кармана какой-то хрящ. Помахал им в воздухе, и тут же сверху слетел громадный стервятник и уселся на моего мула. Я оставила мальчишку привязывать к рулю стервятника, пока тот самозабвенно клевал предложенную оплату. Я надеялась, что девочка не проснется за этот час — иначе она могла остаться без глаз.

Полы шляпы пониже, рюкзак через плечо. Я пробралась между створками металлических ворот и направилась в центр поста. Было время ужина, дым и пар поднимались от раскаленных металлических листов, в воздухе стоял тяжелый чад вареного лукового порошка и протеина, жарящегося во всевозможных сортах жира.

Народ сгрудился плотными группками вокруг ларька с едой, что-то куря или жуя. Каждый норовил поглядеть в тарелки соседей, убеждаясь, что его не надули. При виде даже столь грубой пищи желудок болезненно сжался. Еще бы, я не ела ничего кроме старых армейских рационов пару недель подряд.

Но сначала дела. Оглядевшись по сторонам, я зашла в гости к Жаль Дамовичу.

Внутри было тихо. Зал занимали те, кто не разорялся на еду, предпочитая сжигать себе кишки мескалем. Сам Жаль стоял в глубине и сосредоточенно скреб ботинком пол, пытаясь оттереть какое-то пятно.

На меня подняла глаза какая-то крупная фигура с пропитой, покрытой красными пятнами рожей. Коротко, по-армейски постриженные сальные соломенные волосы открывали татуировку из трех точек на виске — бывший рядовой Согласия. Рассмотрев мою шляпу и замотанную шарфами шею, фигура скорчила подозрительную мину и, преградив мне путь отодвинутым табуретом, произнесла заплетающимся языком:

— Т-т-ты кто такая вообще?!

Прежде чем я успела придумать ответ, Жаль подошел шаркающей походкой, пресекая возможную вспышку насилия у себя в заведении.

— Пожалуйста, — настоятельно попросил он, вытянув ко мне руку. — Для своего же спокойствия, выйди вон. Я тебе сам все вынесу. Чего хочешь?

— Да как обычно, — ответила я.

Жаль шумно выдохнул.

— Док. Видок у тебя… — он помотал головой. — В следующий раз шляпу сними, хорошо?

Я кивнула в ответ, хотя и не собиралась следовать совету. Бритая голова выглядит обыденно, но шрамы на висках привлекают внимание. Люди беспокоятся, когда не понимают, кто перед ними. Я прошла вслед за Дамовичем к барной стойке, провожаемая громкими протестами по поводу моего существования.

— Сегодня лучше не связываться с Лото, — пробормотал Жаль. — Согласие аннулировало ее пенсию. Она заливается змеиной настойкой с полудня, и никто не может ее унять.

— И как ты избежал ее гнева? — спросила я, глядя на его горло. Два аккуратных шрама от тюремного ошейника были единственным напоминанием о его предыдущем времяпрепровождении.

Его тонкий рот расплылся в улыбке.

— Это счастливая звезда домовладельца, — объяснил он, ставя передо мной стакан. — Всепогодный друг для тех, кто хочет забыться.

Я молчала, глядя, как он снимает с полки бутылку и наполняет стакан мескалем. Вообще говоря, пить эту бурду не стоило. Кто знает, какое бактериологическое оружие они сыплют в котлы ради ускорения ферментации. Но я знала, что Дамович всегда берег хороший товар для тех, кто не простит ему отравления.

— За счет заведения, — тихо сказал он. — В последний раз.

Кивнув, я выпила. Ужасное пойло заставило меня прослезиться, но все равно этот мескаль был лучше, чем змеиная настойка, бутылки с которой ровными рядами теснились за стойкой — в мутноватой жидкости виднелись скрученные спиралью пресмыкающиеся.

Пока я разглядывала рептилий в бутылках, Дамович поставил передо мной блюдце с червячной солью и пачку сушеных апельсинов. Какое-то время я просто прислушивалась к звукам вокруг: грохот посуды и шипение плиты от ларька с едой, рев двигателей со стоянки, жалобные крики стервятников и вой пустынного ветра, свистящего в щелях металлической ограды. Я насыпала соль на плитку апельсина и слизнула ее языком, наслаждаясь вкусом и раздумывая, насколько можно быть откровенной.

Жаль, конечно, не заслуживал доверия, но трусость делала его предсказуемым. Поговаривают, что в тюрьме он был Пятеркой, но изловчился скостить себе срок своими бесконечными разговорами о раскаянии за содеянное на войне, так что даже тюремный капеллан устал их слушать и написал прошение на имя коменданта о сокращении его срока — чтобы наконец от него избавиться. Комендант согласился, с одним условием: Дамович оставит свою тюремную кличку вместе с ошейником, сменив ее на «Жаль».

Неплохая сделка, думала я, глядя, как он подсыпает еще немного червячной соли на блюдце. Ему подходило это имя, а тюремные коменданты часто награждали своих подопечных гораздо более худшими кличками. Все же лучше остаться со своим сроком. Лучше нести крест позора и насмешек, чем позволить наградить тебя глумливым именем.

Я осушила стакан. Ведь у девочки тоже было имя, но я страшилась узнать его.

«Просто скинь ее здесь, — шептал голос из прошлого. — Оставь ее, как сказал тот мужик. Она не заслуживает твоей помощи».

— Жаль, — спросила я. — Ты много помнишь про Компании Согласия?

Дамович подобострастно сморщился, как всегда, когда пытался найти безопасный для себя ответ.

— Ну-у, — протянул он. — Война осталась в прошлом. Мы сейчас все просто обыкновенные граждане, да?

Он собрался было налить мне еще мескаля, но я закрыла стакан ладонью.

— Ты где служил?

Дамович плотно сжал губы.

— Да так, ничего особенного, — пробормотал он. — Сначала на Иерихоне, ну, то есть на Фелицитатуме.

— А фракция?

— Ночная стража, — он покосился на Лото и сказал чуть громче: — Я не сражался, я был в снабжении, но все равно очень раскаиваюсь. Свободные Окраины заманили меня к себе, забрали лучшие годы моей жизни…

Я смерила его холодным взглядом. Жаль заткнулся.

— Ты что-нибудь помнишь о Малых Силах?

— Это те дети-солдаты?

Я кивнула:

— Ага. Которых Согласие вырастило у себя в тренировочных центрах.

— Я… — он сглотнул слюну. — Я не знаю. СО всегда говорили, что это маленькие монстры, которых пытали и перекраивали, пока в них не останется ничего человеческого, но…

— Малые Силы были нашим величайшим достоянием! — Лото встала, опрокинув табурет. — Нашими лучшими бойцами! А ты смеешь называть их монстрами?!

Ее глаза налились слезами; стакан отправился в стену за барной стойкой, в нескольких сантиметрах от головы Дамовича.

— Эти дети были самыми смелыми из всех нас!

— Так что с ними случилось потом? — спросила я, надеясь, что Лото попадется на крючок.

— Герои войны, — всхлипнула она. — Им повезло. Пожизненный пенсион, никаких забот. Не то что остальные, кого бросили в заднице среди бандитов и отребья…

Она шагнула ко мне, но Жаль тут же сунул ей в руку новую бутылку змеиной настойки:

— Держи, Лото, глотни еще, я знаю, как тебе тяжело.

— Да откуда тебе знать! — воскликнула Лото. — Я к ним со всей душой, а меня бросили тут, среди зеков.

— Послушай, док, тебе лучше убраться, — прошептал Дамович, когда Лото отошла к своему табурету. — Она знатно наклюкалась, и она тут не одна такая. Время ужина уже заканчивается.

Я не стала возражать. В любом случае не стоило дожидаться, пока в забегаловку набьется народ.

— Держи, — я достала из рюкзака пакетик. — Это для Роули.

Подарок был скудным, несколько таблеток мышечного релаксанта, но Дамович расплылся в благодарной улыбке. Первая искренняя эмоция на его физиономии. Он был трусом и идиотом, но искренне любил Роули, оставившего здоровье на оружейных фабриках, и заботился о нем, как мог. За это я его уважала.

— Да пребудут твои мысли в чистоте, док, — тихо произнес он.

Я молча покинула зал.