Цифровой постимпериализм. Время определяемого будущего

Часть 2.1 той же статьи определяет, что «…Потерпевший, его законный представитель, представитель могут участвовать в судебном заседании непосредственно либо путем использования систем видеоконференц-связи…».

Соответственно, видеоконференц-связь может использоваться и на кассационной стадии уголовного процесса, что закреплено нормами ч. 2 ст. 401.13.

Нужно подчеркнуть, что применение в России видеоконференц-связи в уголовном процессе стало форсироваться в связи с объявлением пандемии в начале 2020 года.

В своем «Обзоре по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 2» (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 30.04.2020) ВС РФ отметил, что «В соответствии с правовыми позициями Европейского Суда по правам человека использование в ходе судебного разбирательства системы видеоконференц-связи не противоречит понятию справедливого и публичного слушания дела при условии, что подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, находящийся под стражей и участвующий в судебном заседании, имеет возможность следить за ходом судебного процесса, видеть и слышать участников процесса, а также быть заслушанным сторонами и судьей беспрепятственно (см., например, пункт 42 постановления от 16 февраля 2016 года по делу Евдокимов и другие против Российской Федерации[351]). Использование системы видеоконференц-связи не препятствует подозреваемому, обвиняемому, подсудимому осуществить права, изложенные в подпунктах (c), (d) и (e) пункта 3 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, то есть право «защищать себя лично», «допрашивать или иметь право на то, чтобы свидетели были допрошены» и «пользоваться бесплатной помощью переводчика, если обвиняемый не понимает языка, используемого в суде, или не говорит на этом языке», иные права, предусмотренные, в том числе, уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации.

В связи с изложенным, а также учитывая, что постановлением Правительства Российской Федерации от 31 января 2020 года № 66 новая коронавирусная инфекция внесена в Перечень заболеваний, представляющих опасность для окружающих, в условиях действия ограничительных мер, связанных с противодействием ее распространению, в целях обеспечения, в том числе, санитарно-эпидемиологической безопасности участников уголовного судопроизводства, суд по каждому уголовному делу или материалу, требующему безотлагательного рассмотрения, вправе с учетом проведения карантинных мероприятий в следственных изоляторах и установленного для всех граждан режима самоизоляции, в целях недопущения распространения инфекции принять решение о проведении всего судебного разбирательства с использованием систем видео-конференцсвязи, что позволит обеспечить личное участие и соблюдение процессуальных прав подозреваемого, обвиняемого, подсудимого и других лиц в судебном заседании».

Как видим, объявление эпидемии в начале 2020 года заметно активизировало процессы внедрения цифровых технологий, в частности, в судопроизводстве. С точки зрения лиц, заинтересованных в развитии таких процессов, даже можно было бы сказать, что если бы эпидемии объявлено не было, то это обязательно стоило бы сделать.

По нашему мнению удаленное участие того или иного лица в уголовном процессе позволяет внести в процесс множество фальсификаций. Так, в качестве фактического участника процесса в него может быть введено иное лицо, внешность которого изменена, например, при помощи грима. Учитывая ограниченные возможности по идентификации личности, которые дает современная видеоаппаратура даже высокого класса и стоимости – это вполне возможно. Конечно, грим можно не заметить и при непосредственном нахождении участника процесса в зале суда, но вероятность этого кардинально повышается при удаленном общении, когда, например, становится недоступной фиксация специфических запахов.

При этом возможность сговора между участниками процесса и судебными и иными правоохранительными органами по месту фактического пребывания лица не кажется фантастичной, тем более, если под таким сговором существует религиозный, национальный или идеологический фундамент.

Нужно отметить, что в специальной литературе уже высказывались подобные опасения. Например, обращалось внимание на то, что видеоконферец-связь может применяться при участии засекреченных лиц. «Однако, когда по интересам безопасности нельзя раскрывать их данные, в законодательном порядке следует исключить случаи выступления вместо таких лиц (по соображениям их безопасности) в сеансе ВКС (видеоконференцсвязи) иного лица (сотрудника правоохранительных органов), которое не является по делу ни свидетелем, ни потерпевшим»[352].

Более того, современные цифровые технологии позволяют полностью фальсифицировать судебный процесс с использованием видеоконференц-связи. В настоящее время набирает популярность технология Deepfake, представляющая собою программный комплекс для ЭВМ, основанный на искусственном интеллекте и позволяющий синтезировать динамическое изображение. Технология используется для соединения и наложения существующих изображений и видео на исходные изображения или видеоролики. Таким образом, стало возможно программными средствами, доступными любому пользователю средней по производительности ЭВМ, наложить лицо одного человека на лицо другого в непрерывном видеопотоке. При этом распознать подмену при некоторых навыках субъекта подлога будет практически невозможно.

На данные момент в Интернет большой популярностью пользуется видеоролик, на котором Илон Маск исполняет песню 1983 года «Трава у дома». Известны и другие подобные видео, на которых невозможно распознать подмену. При этом полная имитация голоса при помощи компьютерных технологий стала возможной еще несколько десятилетий назад.

Конечно, технология Deepfake появилась недавно, но можно с уверенностью прогнозировать, что в кратчайшие сроки ее можно будет использовать в реальном времени по отношению к целой группе лиц, находящихся в том или ином помещении, вплоть до эмуляции самого помещения, что не представляет никаких технических сложностей и сейчас. На киноэкранах появляется все больше лент с давно умершими актерами в ролях, в Интернет набирают популярность видеоролики с не существовавшими в действительности выступлениями видных политических деятелей. При этом системы распознавания таких сгенерированных нейросетями видео всегда будут отставать от их совершенствования.

Таким образом, фальсификация любых судебных процессов будет возможной из любой точки планеты в реальном времени. И это уже сегодняшний день. Именно таким способом иностранные специальные службы могут вмешиваться в ход судебного процесса в отношении своего агента изобличенного, например, в России. В подобных ситуациях использовались гораздо более сложные и экзотические технологии, чем обозначенная нами.

Кроме того, все чаше в СМИ можно слышать о планах передачи самого отправления правосудия ИИ. Реализация таких планов обернулась бы крупномасштабной катастрофой для общества, чему имеется несколько причин. В частности, в буржуазно-капиталистических обществах законодательство всецело направлено на обслуживание интересов правящих элит и на продвижение глобальных планов СМСУ. Таким образом, неумолимый ИИ, отправляющий правосудие, послужит надежной базой любого фашистского режима. Ведь ИИ не отступит от буквы закона. Но мы знаем множество случаев, когда судьи в той же фашистской Германии иногда руководствовались своей совестью и выносили решения, противоречащие фашистскому режиму.

Следует отметить, что при всем разбросе мнений по поводу того, как глубоко цифровые технологии могут проникнуть в рассматриваемый вид государственной деятельности, на сегодняшний день ученые и судьи практически единодушны в том, что собственно разрешение правовых споров, которое составляет сущность правосудия, сейчас и в обозримом будущем не может быть доверено искусственному интеллекту и может быть возложено только на человека[353].

Сегодня в условиях уже практически захватившего мир неофашизма истинную ценность представляет способность суда выносить решения не на основе идеологически окрашенного закона, а на основе внутреннего убеждения, базирующегося на нравственном чувстве.

Важно осознавать, что в современных условиях законотворческая работа по регулированию общественных отношений в информационной сфере жизни общества требует от законодателя обладания специальными знаниями в области информационных технологий. Должного уровня образования законодателя в данной сфере мы не наблюдаем, что может привести (и приводит) к возникновению или интенсификации угроз национальной безопасности.

Заканчивая параграф, нужно отметить, что использование информационных технологий для перехвата управления целыми государствами извне может осуществляться куда более прозаично, чем программы развала экономики реализующиеся длительное время через цифровое правительство или передача функции отправления правосудия ИИ.

На сегодняшний день огромные сегменты отечественной инфраструктуры тотально зависят от зарубежных операторов. На настоящий момент практически все датчики на современных устройствах (например, в системах обеспечения работы коммуникаций в ЖКХ, медицинской аппаратуры, нефтяной промышленности и т. д.), и обрабатывающие их серверы производятся на Западе. Все производства управляются западным программным обеспечением и почти все программы облачные, то есть производят свое обновления каждый день, и тот, кто их продал, видит, сколько ты производишь и многое другое. Но не менее опасно другое: в таких условиях Западу ничего не стоит выключить наш Интернет или просто отзывать сертификаты шифрования. В результате в стране мгновенно остановятся все банковские и платежные системы, перестанут функционировать все сайты, прекратят свою работу системы канализации, водоснабжения или даже банально прекратится подача электричества на территории всей страны. На данный момент Россию можно признать одной из цифровых колоний СМСУ[354].