Кабинет доктора Ленга

3

Они дошли до угла. Впереди, в конце квартала, виднелся сложный перекресток грязных улиц. Четыре из пяти были плотно застроены старыми домами из крошащегося кирпича; верхние этажи угрожающе склонялись к тротуарам. Пятая переходила в небольшую площадь, не примечательную ничем, кроме водозаборной колонки. Ее окружала лужа, в которую сваливали различный мусор и отбросы. Там и сям виднелись приземистые, полуразрушенные деревянные постройки минувшего столетия. Повсюду свободно бродили что-то поклевывавшие курицы и рывшие землю свиньи. Все окна были разбиты, кое-где их затянули вощеной бумагой или заколотили досками, прочие же оставались открыты всем ветрам. Над почерневшими стенами лавок не было видно никаких вывесок. Те заведения, что еще сводили концы с концами, давно превратились в винные лавки, таверны и притоны. Из дверей выглядывали пьяные мужчины, отхаркивавшие мокроту и желтые нити жевательного табака. Попадались и женщины. Одни лежали на земле, напившись до бесчувствия, другие подзывали клиентов, задирая юбки или обнажая грудь, чтобы показать товар лицом. Мальчишки пускали в канаве бумажный кораблик, сложенный из старой газеты.

Это был Файв-Пойнтс – худший перекресток посреди худшей трущобы Нью-Йорка. Для Констанс эта картина была вдвойне болезненной, знакомой не понаслышке. Почти полтора века назад она сама, будучи маленькой девочкой, голодной, замерзшей, одетой в лохмотья, бегала по этим улицам и видела то же самое.

– Мэм, – сказал извозчик, слегка подтолкнув ее локтем, – лучше бы нам заняться делом. – Он повернулся к мальчишкам, вытащил из кармана серебряный доллар, подбросил в воздух и положил обратно в карман под их жадными взглядами. – Вы получите это, если моя лошадь и экипаж будут на месте, когда мы вернемся.

Констанс с трудом остановила новый водоворот воспоминаний, которые всколыхнула эта жестокая картина. Ради Мэри она должна быть сильной, и только потом, в безопасном месте, можно будет разобраться со своими эмоциями.

Мёрфи повел ее вперед. Констанс шла за ним, не обращая внимания на грязь и помои, что выплескивались на тротуар, глядя строго перед собой, отгородившись от окликов и похотливого свиста, а также проклятий других женщин, считавших, что она, в дорогом платье, с чистой кожей, составляет им нечестную конкуренцию. Она не решалась заглянуть в узкие извилистые переулки, которые отходили от улицы, со слоем грязи по колено, с бельевыми веревками, закрывавшими небо, с мужчинами в котелках, охранявшими вход в подпольные притоны. Эти переулки источали собственные мерзостные запахи, защититься от которых было куда труднее, – запахи гноящихся ран, тухлого мяса и нечистот.

Констанс споткнулась о булыжник, но Мёрфи подхватил ее под локоть. Они прошли полквартала. Слева выросло старинное здание работного дома с измазанными копотью, потрескавшимися стенами и зарешеченными окнами.

Мэри была там, внутри. «Мэри», – мысленно повторяла Констанс имя сестры, словно мантру.

Она посмотрела на другую сторону улицы, где стоял большой дом, сохранившийся лучше соседних. Когда-то здесь находилась Старая пивоварня – самый известный доходный дом в Нью-Йорке, огромный, но душный, потому что в большинстве помещений не было окон. Каждый вход в него имел особое название: Воровское логово, Переулок убийц, Внезапная смерть. Однако по настоянию женского миссионерского общества здание разрушили и на его месте возвели миссию Файв-Пойнтс, призванную помогать нуждающимся женщинам и детям. Констанс хорошо знала этот дом, ведь она, маленькая сирота, не раз выпрашивала хлеб у кухонного входа с Бакстер-стрит. Мэри должна была жить и питаться в миссии. Но из корыстных побуждений ее вместе со многими другими перевели в работный дом на противоположной стороне улицы, чтобы получить дешевую рабочую силу. Она все время проводила взаперти, работала по шестнадцать часов в день и спала в переполненной, завшивленной конуре.

Ожесточившись от этих мыслей, Констанс оглянулась на Мёрфи. Тот с готовностью кивнул и протянул пальцы к потертой дверной ручке из латуни. Но она не повернулась.

– Вот те раз, закрыто!

Мёрфи принялся стучать, но Констанс остановила его. Вытащив заколку из дамской шляпки, она наклонилась к замку и вставила заколку в скважину. Через секунду-другую послышался щелчок, и Констанс отступила от исцарапанной, изношенной ручки.

– Лопни мои глаза! – воскликнул извозчик.

– Важно уметь преподносить сюрпризы. Вы согласны? – (Мёрфи кивнул.) – Что ж, если так, прошу вас.

Извозчик снова ухватился за ручку, сжимая дубинку в другой руке. Одним стремительным движением он распахнул дверь и шагнул внутрь. Констанс юркнула следом, и Мёрфи закрыл за ней дверь.

Констанс быстро огляделась. Прихожая была перегорожена деревянным столом на петлях, который поднимался, как скамья, освобождая проход. Слева и справа за дверьми виднелись другие комнаты, более обширные, с высокими потолками из прессованной жести. Констанс уловила запах мочи и щелока. В углу лежали куриные перья и раковины устриц.

За столом сидел мужчина, видный только до пояса. На нем были потертый пиджак и белая рубашка с расстегнутым грязным воротником. На руках, чуть выше локтей, красовались черные креповые повязки. Под ногтями скопилась грязь. Он сдвинул испачканную в чернилах фуражку на затылок, разглядывая по очереди то Мёрфи, то Констанс.

– В чем дело? Кто вы вообще такие?

– Мы пришли за Мэри Грин, – заявила Констанс, шагнув вперед.

– Пришли, значит? – сказал мужчина, похоже совершенно не впечатленный ни ее богатым нарядом, ни способностью проходить сквозь запертую дверь. – А какое вам до нее дело?

– Мои дела вас не касаются. Я хочу видеть ее… сейчас же.

– Ах даже так? Вы хотите ее видеть. Здесь, по-вашему, зоопарк?

– Пахнет совсем как там, – заметил Мёрфи.

«Как можно скорее, как можно скорее!» Констанс опустила руку в карман.

– Дайте мне объяснить. У вас есть возможность получить немалые деньги за простую работу. Разыщите Мэри Грин и приведите ее сюда. За это вы получите двести долларов.

Констанс показала ему деньги. Глаза на чумазом от копоти лице округлились.

– Нелли Грин, правильно? Ради бога, так бы сразу и сказали, что дело связано с денежным обменом. Давайте деньги, и я приведу ее.

Он потянулся за платой.

Констанс спрятала банкноты обратно в карман.

– Мэри, а не Нелли.

Мёрфи подошел к клерку-тюремщику, покачивая дубинкой.

– Деньги потом.

– Нет, нет, дружище, – сказал тот, миролюбиво протягивая руку. – Деньги вперед.

– Приведите девушку, – с угрозой проговорил Мёрфи.

Наступило молчание. Наконец человек за столом ответил:

– Ты и портянок обмоченных от меня не получишь.

– Ах ты, паскуда!

Мёрфи рванулся к наглецу, схватил за рубашку и буквально перетянул через стол. Но тот заорал во все горло, достал из-под стола мясницкий нож и замахнулся на Мёрфи.

Воспользовавшись потасовкой, Констанс юркнула в комнату слева. Вероятно, когда-то там была часовня, но теперь окна забрали железными прутьями, вместо церковных скамеек поставили ряды грубых коек, а пол забросали соломой. В помещении стоял нечеловеческий холод. Сквозь тонкие матрасы легко угадывалась металлическая сетка. Под койками лежали грязные лохмотья. Штукатурка осыпалась со стен, обнажив доски каркаса, затянутые газетами и промасленной бумагой.

Едва не обезумев от необходимости разыскать сестру, Констанс промчалась в заваленную грязной одеждой соседнюю комнату, где стояли прачечные принадлежности, а потом дальше, туда, откуда доносились лязг и гудение. В большом темном помещении на чем-то вроде табуретов для доения, поставленных в два ряда, сидели женщины и девушки в грязных рубахах. Перед каждой стоял педальный ткацкий станок.

Шум постепенно затих. Одна за другой женщины прекратили работу и молча уставились на Констанс.

Пока Констанс лихорадочно вглядывалась в их лица, выискивая сестру, из дальнего конца комнаты к ней направился охранник в форме, с дубинкой на поясе. Подбитые гвоздями сапоги гулко стучали по деревянному полу.

– Что здесь происходит? Кто вы такая?

Констанс отскочила назад и бросилась к выходу, вытащив на бегу стилет. Мёрфи уже заломил противнику руку за спину, тот выронил нож и теперь всхлипывал, моля о пощаде.

Но тут задняя дверь со стуком распахнулась, и в прихожую словно шторм ворвалась женщина.

– А ну прекратить! – разрезал воздух ее крик.

Высокая и худая как скелет, она была в длинном коричневом платье с пуговицами от шеи до талии. В цепких глазах светился ум, и от нее веяло такой холодной властностью, что оба дерущихся сразу притихли.

– Что означает это безобразие? – спросила она, оглядывая всех по очереди, пока не остановилась на Констанс. У той кровь застыла в жилах.

– Мы пришли за Мэри Грин, – заявила она, по-прежнему сжимая в руке стилет. – И уйдем только с ней, так или иначе.

Женщина безрадостно рассмеялась:

– Ваш пафос совершенно ни к чему, юная леди.

Она обернулась к мужчинам, которые уже отпустили друг друга и стояли растрепанные, тяжело отдуваясь.

– Ройдс, займитесь делом, – прикрикнула она на служащего, и тот засеменил прочь, на прощание бросив через плечо злобный взгляд.

Женщина подошла к полке, сняла с нее большую конторскую книгу, положила на стол, быстро пролистала и раскрыла на той странице, что была помечена лентой.

– Так я и думала, – сказала она, разглаживая страницу. – Вчера ее забрали.

– Куда забрали?

– В лечебницу. Доктор посчитал, что она больна, и удостоил ее особым вниманием. – Она помолчала. – Отчего вас так заботит ее судьба?

– Она друг нашей семьи, – ответила Констанс.

– Тогда вы должны благодарить судьбу. Мало кому из здешних обитательниц посчастливилось попасть под опеку доктора Ленга.

– Доктора Ленга, – повторила Констанс.

Ей казалось, что пол горит у нее под ногами и она вот-вот провалится сквозь землю.

– Да. Его появление прошлым летом стало для нас величайшим благословением. Уже пятеро наших юных леди посланы на поправку в его частную лечебницу.

Констанс словно онемела. Женщина смотрела на нее все так же подозрительно.

– Где она… эта лечебница? – спросила Констанс.

– Мне не по чину задавать вопросы доктору. Но уверена, что это прекрасное место, – ответила женщина с металлом в голосе. – Ради безопасности пациенток ее расположение хранится в секрете.

Констанс машинально, как в кошмарном сне, придвинула к себе книгу. На странице было около дюжины записей: о вновь прибывших, одной освобожденной по окончании срока, а также умерших от тифа и вывезенных на катафалке… и еще две пометки «ОТПРАВЛЕНА В ЛЕЧЕБНИЦУ ДЛЯ ТЩАТЕЛЬНОГО УХОДА». В последней записи говорилось о Мэри. Дата – понедельник, 26 ноября. Вчера. Ниже стояла подпись: «Е. Ленг». Чернила еще блестели.

«Вчера». Констанс пошатнулась и взмахнула рукой, в которой держала стилет.

– Делайте что хотите. Я готова к встрече с Ним, когда придет время, – сказала женщина, приняв этот жест за выпад, и посмотрела на нее с нескрываемым презрением.