Нелёгкое дело – укротить миллионера

Эпилог

=Коршун=

Три месяца унылой тишины. Три месяца жаркого знойного лета и немного прохладной осени.

Мои пальцы все сильнее, все быстрее. Я играю каждый день – это единственное, что помогает забыться, и тетя не отстает, заставляет меня идти дальше, тренироваться и выступать. Я бы давно уже слег, если бы не мои девочки: Варя и Оля. Они будто знали меня всю жизнь, взяли под опеку и ничего не требовали взамен.

В сентябре меня позвали на выездной тур, в тот самый город, где я оставил свое сердце.

Что люди находили в моей игре, ума не приложу, ведь в веренице нот и аккордов была только моя тоска, моя утраченная любовь. Разве это может быть кому-то интересно?

Но мне нужно было на что-то жить, а больше я ничего не умею, потому и соглашался играть. Спасибо маме, что в свое время поверила в меня, теперь я хотя бы не голоден.

На перроне, разогретом сентябрьским солнцем, кто-то больно вцепляется в мой локоть.

– Мышка в беде, – шепчет знакомая бабка в лицо, и я ее уже не боюсь, даже не удивляюсь, жду, что скажет. Она сжимает руку корявыми пальцами и ведет черными глазами в сторону: – Пару часов осталось дышать. Пару часов или меньше. Хищник может не только мучить добычу, но и защитить ее.

Кто-то врезается в плечо, и меня разворачивает по оси. Высыпавшие из вагонов люди скапливается у выхода, и я теряю светлые кудряшки бабульки среди разноликой толпы.

Стою, как вкопанный. Что она имела в виду?

И меня пронзает догадкой. Агата в беде! Моя мышка в опасности.

Звоню Давиду. Не отвечает. Звоню Егору. Недоступен. Набираю Агату. Номер не существует – сменила. Я уже проверял раньше. Тысячи раз, а потом решил оставить ее в покое. Отпустить.

Нельзя заставить любить. Эти месяцы разлуки помогли бы Агате разобраться в себе, но она так и не захотела со мной быть – вычеркнула. Значит, не заслужил.

Но сейчас ей грозит опасность, я должен помочь, несмотря на то, что изгнан.

Сажусь в такси, набираю номер старого знакомого.

– Данька, привет.

– Коршунов? Рус, ты? – Соколов всегда на связи, на посту. И днем, и ночью ведет борьбу со злом.

– Мне нужна помощь. Моя, – запинаюсь, горло стягивает спазмом, – знакомая в беде, но я не знаю адрес. Это очень важно, прошу тебя, помоги!

– Руслан, а у тебя хороший повод пообщаться случается?

– Обязательно найду, но сейчас не до этого. Она умрет, пожалуйста.

– Да ты откуда знаешь? Кто ей угрожает?

– Без понятия. Я это чувствую, – машина мчится по городу, в сторону отеля, а я почти кричу в трубку и трясусь от переполняющего темного предчувствия. – Даня, поверь, прошу! Найди ее!

– Имя, герой, имя зазнобы?

– Миронова Агата Евгеньевна. Год рождения не знаю, ей примерно двадцать один, двадцать два. Актриса.

– Миронова? Серьезно? Да иди ты нафиг! – кричит кому-то, прикрывая трубку рукой. – Я занят!

– Миронов сбежал, – слышится встревоженный голос на фоне.

– Адрес, Даня! Быстрее, – догадываюсь, что произошло – ее папаша сбежал из тюрьмы, и меня сдавливает клешнями необратимости. Первое, что он сделает – завершит начатое.

– Ну уж нет! Я такое веселье не пропущу, – бодро отзывается Даниил. – Записывай, но сам не лезь. Мы выезжаем.

Запоминаю улицу и номер, понимаю, что в нескольких кварталах от ее дома. Доплачиваю таксисту за скорость, и через несколько минут, царапающих нервы, вылетаю около обшарпанного подъезда.

Вечереет, сумерки стремительно опускаются на плечи. Сердечный пульс перешел в галоп. Я захлебываюсь страхом. Я не переживу, если моей мышки не станет.

На лестнице темно, грязно, чувствуется запах крепких сигарет и мокрой глины. На ступеньках следы крупных подошв.

Только психи возвращаются на место преступления. Отец Агаты и есть псих, и меня трясет от невозможности прыгнуть через голову, остановить время.

Боюсь не успеть. Лечу, спотыкаясь, через четыре-пять ступенек, падаю, поднимаюсь. снова падаю, сбиваю углы.

В подъезде тишина. Взлетаю на нужный этаж, не дыша. Дверь распахнута, и мягкий свет стелется по полу, хватает меня за ногу.

Не успел?

В руках ничего нет, чтобы дать бой, но я понимаю это слишком поздно.

Слышу крик и залетаю в квартиру. Мужик нависает над моей Агатой, распластанной на полу, пытается расстегнуть штаны, и я, с рыком бросаясь на него, скидываю ублюдка в сторону. Я не умею драться, не умею защищаться, но сейчас не думаю об этом.

Удары летят в голову, ломают челюсть, а потом грудь прошивает огнем, и меня откидывает на стену.

Сползаю с открытыми глазами, размазывая вокруг себя кровь, и понимаю, что не успел. Агата лежит на полу, не двигается, рука сломана в сторону, правая сторона лица залита бурой грязью.

Когда еще два выстрела пробивают тишину, меня утаскивает в плотную темень.

=Агата=

– Зачем ты пришел? – он не отвечает уже несколько дней. В коме. – Рус… когда ты, наконец, поймешь, что рядом со мной одни беды? Я же тебя прогнала, отпустила. Зачем ты вернулся?

Система мерно пикает, раздражает, а ему хоть бы хны – лежит себе, руки по швам и молчит.

Пуля прошла рядом с сердцем, пробила легкое. Он потерял много крови. Операция шла несколько часов, которые показались мне вечностью.

К нему пустили только через сутки.

И я, словно птица без крыльев, падаю на колени, целую его руки и шепчу:

– И я тебя люблю…

Дни тянутся, люди меняются. Друзья, родственники… все приезжали поддерживать, кроме его отца. Коридор забит цветами от продюсеров и поклонников.

Первая неделя, затем вторая… Все кажется одинаковым.

Я не смотрела его концерты, я просто не могла.

После больницы оттолкнула, потому что боялась. И немного потому что не могла принять потерю. Я думала, что так правильно. Нет малышки, значит, нет и нас…

Коршун-старший так избил его за любовь ко мне, то вместе нам быть нельзя – богач просто сгноит Руслана за непослушание, мне ли не знать его власть. Давид рассказывал, что Рус в итоге остался на улице, а через месяц уехал из города.

Я не искала. Так нужно было. Наши отношения токсичные, неправильные.

Но он сам нашел, чтобы жизнь за меня отдать. Рус ведь обещал, что никто меня пальцем не тронет, и сдержал слово.

– Агата, я тебе принесла тут… – Оля нежно выбивает меня из мыслей, пожимает плечо и заглядывает в лицо. Так больно на нее смотреть – они с Русланом очень похожи внешне. – Пожалуйста, послушай, – протягивает мобильный.

Небольшая сцена, окутанная синим светом, светлый рояль. Руслан тянется к микрофону, долго думает, смотрит на людей, а потом дрожащим голосом говорит:

– Эту песню еще в детстве мне подарила мама, а сегодня я хочу подарить своим женщинам: тете Варе, сестре Оле и…– тяжело вдыхает, прикрывает веки на миг, чтобы добавить: – Для любимой Агаты. Настоящей. Единственной. Невесты…

Откладываю телефон и беру его руку в свою ладонь, сплетаю наши пальцы.

– Я думала, что время остудит твои чувства, что время поможет мне очиститься от тебя. Забыть. Но не получилось. Ты будто пустил корни… – плачу, сижу с закрытыми глазами и говорю, говорю, говорю: – Нет, ты вцепился когтями в сердце загнанной мышки и не отпускаешь.

Мне очень тяжело, но я все еще верю, что он справится, откроет глаза и выскажет, какая я жестокая. Какая продажная… Пусть лучше обижает, чем молчит.

– Рус… – наклоняюсь, целую его пальцы. – Пришли анализы биопсии. У нас могла быть девочка… но была хромосомная поломка, никто не виноват, так сложилось. И я хочу все повторить, попробовать. Ты только вернись ко мне…

Под ладонью коротко, но чувствительно дергаются пальцы. Я приподнимаюсь и влетаю в синь любимых глаз.

– Люблю, – одними губами.

Он отвечает дрожанием ресниц, и по щеке на подушку скатывается сверкающая слеза. Любит, я знаю, просто сейчас не может сказать.

– Ты нужен мне…

***

Утреннее небо по горизонту впитало в себя пурпура и оранжевых оттенков, развернуло над головой нежно-голубое безграничное полотно. Весна щедро окропила светло-розовыми акварелями деревья, разлила на земле оливково-салатовое море травы, акцентами кадмия на шапочках одуванчиков украсила бордюры, алыми мазками выделила тюльпаны на клумбах.

Делаю шаг вперед, и белое платье качается, стремится за мной, раскрывается от ветра за спиной легкими белыми крыльями.

Ладонь в ладонь, и мы идем по тропинке ко входу церкви. Руслан сегодня будто греческий бог: высокий, роскошный и надежный. В светлом костюме с иголочки, в голубой рубашке, что подчеркивает цвет его глаз.

И я рядом с ним, дышу в такт, – маленькая девочка-мышка…

– Ты прекрасна, – шепчут мне на ухо. Теплые губы интимно касаются кожи, прикусывают до пронзительных колючек, и мягкий голос распускает по всему телу дрожь: – Готова?

Киваю, вглядываюсь в его светлое лицо. Как же я тебя люблю…

– И я тебя, мышка.

Смеюсь, потому что говорить мысли вслух стало привычкой. Я уже не стесняюсь и не боюсь раскрывать эмоции и чувства, потому что Руслан всегда настоящий со мной. Я под покровительством сильного мужского плеча. Теперь знаю, что любимый сделает все для нашей семьи, сделает невозможное для тех, кого любит. И пусть его отец живет в свое удовольствие, пусть наслаждается одиночеством. Я все равно Коршуну-старшему благодарна, ведь именно он позволил нашей встрече с Русланом случиться.

Мы стоим в центре храма, рука в руке. Кажется, я слышу, как бьются в унисон наши сердца.

Оборачиваюсь.

Оля под ручку со Славой. Брат улыбается мне. Он еще плохо видит, но прогресс есть, и я так счастлива, что смог сегодня прийти и не оставил за плечами обид, принял мою помощь. Рядом с парочкой стоит худенькая Варя, прячет слезы, но влажные щеки ее выдают. Позади, как три горы, за которыми не страшен даже ураган, Егор, Давид и Данька. Друзья Руслана. Настоящие друзья, потому что такой самоотдачи и верности я никогда не встречала.

Моя семья.

– И моя, – шепчет, смеясь, Руслан. – Поработаем сегодня над прибавлением? – целует в губы, а я выдыхаю:

– Да.

КОНЕЦ