Избранные стихи

«Нет, не молодость согрелась…»

Нет, не молодость согрелась
В ровном солнечном огне, —
Плодоносным летом зрелость
Наливается во мне.
Радость, в сердце возникая,
Новью мудрой велика,
И тоска теперь иная —
Рядом с радостью тоска.
Шире стали мои плечи,
Стала грудь почти стальной…
Здравствуй, счастье зрелой встречи
С жизнью вечно молодой!

1926

Перевод С. Наровчатова

«Стучатся в дверь мою известия большие…»

Стучатся в дверь мою известия большие.
Спешу я на крыльцо, чтобы впустить их в дом.
И верить я готов, что наряду с Россией
Еще одна страна
охвачена огнем.
И жарко дышит грудь,
сильнее сердце бьется.
Я оставляю дом, спешу, чтоб быть с толпой,
Быть там, где все кипит, где громко раздается
Речь Ленина — вождя, зовущая на бой.
Краснеет горизонт, как отблески восстанья.
Я с гордостью иду.
Эй, враг, с дороги прочь!
Земля раскалена, и длится ликованье…
И так проходит день,
И так проходит ночь. 1925 Перевод С. Гордеева

«Я не горюю, не любимый славой…»

Я не горюю, не любимый славой,
К моим следам никто не припадет…
Теперь, когда сердца пылают лавой,
В моих стихах — сведенный гневом рот.
И я хотел бы петь, чтобы забыться,
И по ветру развеять трепет свой,
Но как к беспечной жизни мне стремиться,
Когда не весь ликует шар земной?
Я и сейчас люблю звезды сиянье,
Люблю кипящий вспененный поток,
Но душу мне приводит в содроганье
Игривый и беспечный ветерок.
Я не горюю, не любимый славой,
Никто к моим не припадет следам…
Теперь, когда сердца пылают лавой,
Я песнь мою сердцам людей отдам. 1925 Перевод А. Ахматовой

«Иду на рассвете межой…»

Иду на рассвете межой
И до упоенья
Вдыхаю колосьев цветенье, —
И радостью пахнет рожденья, —
Ядреной зеленой землей.
Иду на рассвете межой,
И шепчутся тихо колосья
Со мной.
Коль мог бы — с колосьями сросся,
Чтоб слиться с раздольем колосьев,
Бегущих волна за волной… 1927 Перевод Г. Абрамова

«Теплого вечера свежесть…»

Теплого вечера свежесть,
Воздух почти недвижим.
Сном и на миг не утешась,
Нынче мы с тенью не спим.
Поступь моя не железна,
Пуха нежнее мой шаг.
Вот уже тянет на песню,
Вот уже сердце в слезах.
Признаков первых рассвета,
Может, дождусь и без сна;
Пусть еще песня не спета,
Сердцем споется она… 1928 Перевод М. Шехтера

«Березами пахла, землей…»

Березами пахла, землей
Гражданская песня моя,
А нынче, стыда не тая,
Милуется нежно со мной.
Я пальцы кусаю и злюсь,
От нежности, видно, отвык;
В ночи слышу собственный крик
И нового чувства стыжусь
Я сделаться сталью готов,
Ведь лаской металл не проймешь.
Да буду я песней похож
На бронзовый лик бурлаков! 1929 Перевод М. Шехтера

«Домой ты плетешься под вечер…»

Домой ты плетешься под вечер,
свой день отработав.
Тускнеет и меркнет
закатных лучей позолота,
И день потухает мгновенно
за ближним кварталом,
И воздух трепещет
крылом голубиным усталым.
Уже электричеством
залиты все перекрестки,
И вдруг замечаешь —
песок ли, кирпич или доски.
Поднимешь тяжелые веки,
посмотришь, — постой-ка!
Когда же тут выросла
эта богатая стройка?
Давно ль, точно жалкие,
дряхлые побирушки,
Стояли тут ветхие,
вросшие в землю лачужки?
А ныне — их память
печальную будто бы дразнит,
За корпусом корпус веселый
свой празднует праздник.
Не сняты леса, и течет еще
влага со стен там,
И пахнет кругом непросохшим
и кислым цементом.
Стоишь и глядишь,
а попробуй — уйди, оторвись-ка.
Ты счастлив. Ты солнечным
дождиком будто опрыскан.
Домой не уходишь,
в рассветное небо уставясь,
К себе самому ты
уносишь прекрасную зависть.
Идешь и поешь,
и прохожие думают: «Пьяный».
А звезды померкли
в лазури утра осиянной… 1929 Перевод Л. Пеньковского

НОЧЬ В БИРОБИДЖАНЕ

1

Дальнего Востока зелен окоем.
Почему — не знаю, но грущу по нем.
Вереницей длинной — высоки, светлы,
Мимо проплывают снежные валы.
Слышу я, зажмурясь: вдоль глухих дорог
Поступью медвежьей движется восток,
Щупает ноздрями снеговой простор, —
Раскрываю взор — медведь, да это вздор.
Будь, медведь, медведем — и ничем иным…
Над Востоком Дальним золотится дым.
Вереницей длинной — высоки, светлы,
Цепью проплывают снежные валы.

2

В крае чащ зеленых, голубых высот
Солнце молодое к людям пристает.
Солнце веет в лица терпкой синевой,
И земля пропахла далью заревой.
И тоской великой напоен простор…
В сотнях миль — хибарку повстречает взор.
В сотнях миль — пустынный залегает снег,
И один там, в снежном море, человек…
Распахнулись дали, далям нет конца.
Сыплется с небес морозная пыльца.
Ветры, налетая, жгут сухим огнем.
Небеса в молчании, огромном и глухом.

3

Ночь. Путями звезд исчерчен небосвод.
Песня в зачарованной тишине плывет.
Небеса в спокойной зелени огней.
Нынче совещанье кончилось поздней…
Светлая усталость. Но еще не сплю…
Голову склоняю к жесткому столу.
Что за думам нынче возникать дано
Здесь, в Биробиджане, в этакую ночь?
Комната остыла… Легкий холодок…
За стеклом, гудя, вздымается восток…
Что за думам нынче возникать дано
Здесь, в Биробиджане, в этакую ночь?

4

Многим думам нынче возникать дано —
Чутко прикорнула тишина у ног…
Небеса сползают, и в морозной мгле
Озираю край, лежащий на столе.
Режь и перекраивай… Будь упрям, суров…
(Жило-было некогда местечко Рогачев,
Где отец седой выкраивал и шил…)
Распростерся край, исполнен дивных сил…
Режь и перекраивай, разбуди от сна,
Да взойдет в нем жизнь, просторна и ясна!
Козочки-местечки средь равнин-болот…
На Востоке Дальнем дом родной встает.

5

Тишина великая нисходит на меня,
Голову мою кудрявую клоня.
Эх, товарищ дальний, брат мой Михаил,
Звон твоих цепей в тиши я уловил.
Как глухими трактами плелся ты в централ,
Ветры голосили, снег в лицо хлестал,
Ветры с ног сшибали вас, одевали в лед,
Арестанты серые, каторжный народ.
Пусть на хлеб и воду, в отдаленный край —
Мы с тобой сочтемся, император Николай…
Эх, товарищ дальний, брат мой Михаил,
Звон цепей твоих в тиши я уловил…
Среди тысяч сопок виден мне твой след!
На Востоке Дальнем — триумфальный свет.

6

Ночь. Путями звезд исчерчен небосвод.
Песня по просторам стелется-плывет.
Я к земле прикладываю ухо, — и слышна
Сокровенных недр густая тишина.
В недрах сокровенных тишина горда,
Как мое томленье, рвется ввысь руда.
Как тайга, там дико изобилье, и в ночи
Под землей промерзшею, ворочаясь, рычит.
Сотни контрабасов в темени слепой
Стонут, завывают, громыхают вперебой…
Уголь, медь и золото — а ветры так и жгут, —
Распластались недра, притаились — ждут.

7

Перламутром синим светит ночью край,
Перламутром красным светятся утра.
Спозаранку слышно, как гремят в тайге
Взрывы динамитные вблизи и вдалеке.
Там тоску срубают, как старинный бор,
Там звенит-гудит уверенный топор.
Там встают мосты над колыханьем вод…
Не евреи сгорбленные в зелени бород, —
Плечи мускулистые, мощью налиты,
Социализм стремят до высочайшей высоты. 1934 Перевод Д. Бродского © Составление, оформление, Виктор И. Кишиневский, 2002

Примечания