Идите и убивайте!

Нет, я не прибедняюсь. Козыри у меня были. В конце концов — я на свободе, а он пока — нет. Но сыграют ли они.

Холодовского привели в комнату для допросов усталым и раздраженным — пожилой, за пятьдесят, очки, седая щетина — но стариком он не выглядел. Серые, как мартовская вода в лужах глаза за стеклами очков.

Я показал жестом — не надо наручников.

Конвоиры вышли.

Я достал из под стола пакет, поставил на стол. Там были фрукты — купил на Омонии, заехали утром. Сказал больному другу.

— Угощайтесь.

Холодовский посмотрел на меня с проблеском удивления — русский

— Тебя кто прислал?

— Угощайтесь, угощайтесь

— Посольский что ли?

Я положил на стол удостоверение. Холодовский глянул

— Ты от кого. Сизов что ли? Передай ему …

Я достал из пакета фрукт… важно не терять зрительного контакта, потому не знаю даже что достал. Откусил

— Угощайтесь, времени не так и много у нас…

Холодовский впервые посмотрел на меня с интересом

— Узнаю родные пенаты. Это чистят, потом едят…

Я то думаю, что так жестко…

— Ешьте. Не отравлено.

…

— Говорить вы все равно не будете, верно?

Холодовский равнодушно промолчал

— Тогда послушайте меня. Минюст США готовит на вас запрос об экстрадиции. Утром прислали факс. Там сроки не суммируются. Дадут восемь раз по десять — восемьдесят лет и сиди. Умрешь раньше — твои проблемы. И судей понимающих там нет. Сталинская там система, только лоск заграничный.

Холодовский равнодушно хмыкнул — но что-то из фруктов взял

— У вас что ли лучше?

— Узником совести будете. Потом освободят как Ходорковского. Даже фамилии почти совпадают у вас.

Холодовский насмешливо посмотрел на меня

— Ты о чем, мальчик? У меня гражданство Израиля. Спорим, я через пару дней выйду. А туфту свою американскую засунь себе знаешь куда? Нет у меня там ничего. Даже квартиры, я не дурак. К американцам меня не пристегнешь.

— Даже через Пирей?

Холодовский посмотрел на меня с ненавистью

— Я вот думаю, таким как ты это — зачем? — медленно сказал он — саами не живете и другим не даете…

— Может, не нравитесь вы мне, пан Холодовский. Банк сосвинячили на приватизации. Потом людей столько кинули…

— Сосвинячил?! Ты это серьезно?

— А что — нет? Приватизация ЧМЗ… за малым по пути Ходора не пошли.

— Ах, ты…

Холодовский хотел что-то сказать, но в последний момент промолчал. Только сопел зло от незаслуженной обиды.

— Государству долги возвращать надо.

Это было последней каплей.

— Государству? А что такое — государство?

…

— Когда мы на ЧМЗ зашли, знаешь, сколько там долг по зарплате был? Год и восемь! Три доктора наук в штате — картоху копают, чтобы с голода не подохнуть. Где оно было — твое государство? А теперь, как все наладили — так отдай? Выкуси!

Самое страшное — что он не врал. ЧМЗ — он и в самом деле принял в таком состоянии. И превратил в одного из лидеров по ядерному топливу.

Мировых лидеров.

Правда…

— Есть одно небольшое «но». Верно? Ростех вам миллиард с четвертью заплатил, так? И где сейчас эти деньги? Увели через Румынию?

— Где были там нет. Иди… иди.

— Уйду. Только еще один вопрос. Платеж на Харьков. Двадцать третьего марта

…

— Сами остановили или подсказал кто?

Холодовский оскалился

— А знаешь, как говорят, много будешь знать, земля будет пухом?

— Знаю. Только не надо тут в игры играть, Холодовский. Я с вами разговариваю на равных. Признаю — много сделали. А для американцев вы — кто? Так, мелкий дон Корлеоне.

…

— Подумайте, насчет платежки. А пока…

Я взглянул на часы

— Десять минут еще есть. Ешьте фрукты. Тут не покормят такими…

Банкир начал жадно, торопясь есть…

— Ну, что он сказал? — Димитрис торопился, видимо у него начальство

— А сам не слушал.

— Вы по-русски…

— Ни хрена он не сказал

Димитрис посмотрел на часы

— Поедим что ли? Тут место есть.

Греки обедают вкусно и сытно — большая часть кухни турецкая, хотя сами они никогда в том не признаются. Много хлеба, свежая рыба, свежие овощи и фрукты. Полно оливкового масла — тут все на оливковом, подсолнечного нет. Полно всяких рестораций, где готовят не из мороженой дряни, а из всего свежего, что поймано или снято с ветки не более суток назад. Потому то и вкусно, даже без изысков. У греков например почти нет соусов, но такая традиция потому что им не надо скрывать несвежесть продуктов…

Димитрис хозяина ресторации явно знал — поздоровались за руку. И заказа не делал, ни он ни я — что вкусно то и принесут. Это как в Японии — там в хороших ресторанах не принято делать заказ — люди просто приходят пообедать или поужинать, а повар сам решает что лучше всего приготовить из тех продуктов, что у него есть. Здесь то же самое. Только для своих.

— Послушай, дружище — начал Димитрис — я тебя понимаю, но и ты меня пойми тоже. Я допустил тебя к задержанному под свою ответственность. Он даже не гражданин России сейчас.

— С чего это?

— Он гражданин Израиля.

— От российского паспорта он не отказывался.

На самом деле отказывался, но бумаги мы потеряли.

— Он до сих пор гражданин России

— Я этого не знал.

— Если хочешь, документы в дело будут.

Димитрис кивнул

— Хочу, но дело не в этом.

…

— Ты думаешь, нас интересует банк Рома?

— А что — нет?

— Это к нам не имеет никакого отношения. Нас интересует Пирей.

— Пирей?

— Да, Пирей. Ты в курсе кому он принадлежит?

— Китаю. КОСКО

— Да не совсем.

Я насторожился

— Нет? А кому?

— КОСКО купили пассажирский и контейнерный терминалы. И собираются в них вкладывать. Точнее, собирались.

Я махнул рукой официанту, заказал еще кофе. Везде, где раньше хозяйничали турки — надо пить кофе. У нас так кофе в жизни не заварят.

— А что произошло?

— Терминал генеральных грузов принадлежит какой-то мутной конторе. Корни — в Бейруте. Дальше… ты знаешь, как китайцы дела делают, да?

— Свои стройматериалы. Свои строители…

— Вот именно. Так вот к ним пришли, и сказали, что тут так не прокатит. А для убедительности — устроили китайский погром в городе.

— Китайский погром?!

— Он самый. Китайцев тут немного — но есть. А тут еще… коронавирус этот. Ресторан сожгли китайский, ну и так… покуражились. Ну и… митинги… в Интернете там.

Знакомый почерк. Только Народного фронта не хватает. Раньше еврейские были погромы — теперь вот китайские.

— Китайцы и тормознули проект. Мафия…

Мафия…

Мафия — в общем-то, сейчас сильно изменилась, она совсем не такая как раньше. Большая часть мафии ушла от наркоторговли, сейчас ей занимаются несколько этнических ОПГ, лидеры в этом секторе — албанцы и как ни странно — грузины с чеченцами… кавказцы, в общем. Смысла торговать наркотиками сейчас не так много — по всей Европе волна легалайза прошла, за шмаль[2] уже во многих странах никак не наказывают, поговаривают, что на очереди легализация кокаина. Сроки там большие, да и убить могут. Самый большой источник дохода итальянской мафии сейчас как ни странно… брендовая одежда. Итальянские марки одежды, сумок — это бренд, сумка от Гуччи может стоить в десять, в пятьдесят, в сто раз больше чем потрачено на нее кожи и фурнитуры. И никто из московских модниц, которые переплачивают за бренд в московских бутиках, не задумывается над тем, а где это все делают? А делают это все на подпольных фабриках мафии в сельской местности на юге Италии. Нанимают в основном нелегалок с Румынии, Болгарии, Молдовы, а в последнее время и с Украины. Зарплата мизерная, работают за пятьсот — шестьсот евро в месяц, а производят вещи, которые по пять — шесть тысяч продают, за одну. Понятно, что качество не очень, но делают так. Приезжают закупщики с домов моды, перебирают отшитое. Что получше — на это ляпают бренд и покупают. Что похуже — на это тоже ляпают бренд и продает уже сама мафия — в Африку, в Латинскую Америку, в Китай — ну и нам, лохам. Доходность больше чем по наркоте, а поймают — штраф. Ну и работницам — депортация.

А какая-нибудь лохушка с Владимирской области, которой повезло себе папика найти — тратит его пять штук на сумку Гуччи, которую сшила на швейной машинке в сельской местности Италии тетя Маня из Кропивницкого, которую голод погнал работать на чужбину. И из этих пяти штук, которые, скорее всего из бюджета уворованы — сама сумка стоит максимум пятьдесят, а оставшиеся четыре тысячи девятьсот пятьдесят — плата за бренд. Ну, или налог на лохов. На глупость и дешевые понты. Который расходится по рукам мафии, что тут что там.

Кто попримитивнее, те сельским хозяйством зарабатывают. Понятно, что работают рабы — с Африки, с Молдовы, с Украины. Все это делается ручным трудом, а на выходе получаются продукты органического сельского хозяйства, которые на полке немецкого или британского супермаркета стоят вдвое — втрое дороже обычных. А поймают… тоже штраф.

Ну, или то о чем мы говорим сейчас. Рэкет. Он сейчас тоже сильно изменился, никто не ходит в кожаных куртках, и не говорит хозяину пиццерии или ресторана — плати. Просто хозяин ресторана знает, что продукты надо закупать там то, хотя это и дороже. Потому что если закупать в другом месте, к тебе придет санинспекция, потом налоговая, потом магистрат под каким-нибудь предлогом закроет заведение нахрен. Или — почему мне не разрешили выставить на тротуар столики и стулья для летнего кафе, а на противоположной улице Джузеппе десять столов со стульями выставил на муниципальную собственность и ничего? Потому что Джузеппе член мафии.

Ну и строители знают, что закупать материалы для стройки надо только там и нигде больше. А гастарбайтеров тебе привезут такие-то. А если нет… санинспекция… налоговая… магистрат.

И не докажешь ничего.

Я все это знаю, потому что работал по международному сотрудничеству, и сам в Италии был и итальянцев в Москве принимали по обмену. Но теперь оказывается, что и тут в Греции — тоже самое, один в один.

Но погром это сильно. Это уже наш почерк, итальянская мафия на такое не решается. Максимум подожгут.

— … речь идет уже не просто о незаконном влиянии. Речь идет об инвестициях в пять-семь миллиардов долларов только на первом этапе реконструкции порта. По планам, порт Пирей под китайцами уже через пять лет должен был войти в тройку крупнейших по грузообороту в Европе. Стать одной из финальных точек Пояса и Пути[3]. И вот — погром…

— А громили не будущие православные попы, случайно?

— Ты все правильно понял

Ох, какие молодцы. Какие же молодцы наши комсомольцы. Помните?

Неба утреннего стяг,

В жизни важен первый шаг.

Слышишь, реют над страною

Ветры яростных атак.

И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди,

И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди.

И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди[4].

Но это на словах, в песне. А по факту — лютый цинизм одних, не менее лютый долбо…зм других, и совершенно дикая жажда денег и власти. Готовность пойти на все ради того чтобы пробраться наверх.

Ничего не изменилось.