Дворянство. Том 2

* * *

К ограждению продолжали собираться праздношатающиеся. Несколько явных пажей заторопились прочь, очевидно, сообщить господам об интересном повороте событий. Пока слали за высшей инстанцией, молодые аристократы горячо обсуждали возможный поединок и его условия. Главным образом, считать ли схватку ордалией и соответственно, является ли обязательным строгое уравнивание шансов. Спорщики косились на «Дон Кихота», который, очевидно, пользовался немалым авторитетом, но рыцарь, высказавшись насчет дворянского положения Насильника, далее молчал как немой, скрестив руки на груди.

На Елену смотрели с большим любопытством, обсуждали ее юридический перфоманс, но, кажется, не оценивали женщину как самостоятельную единицу со своим голосом и мнением. Восприятие как глашатая, который пересказывает добросовестно выученные слова, одновременно и огорчало, и радовало.

Не дожидаясь явления арбитра, молодой барон властно махнул рукой, призывая оруженосца. Видимо Буржад решил, что поединок неизбежен, а может это была демонстрация в стиле «держите меня семеро!». Если демонстрация, то Насильник не впечатлился. Оруженосец, бледный и субтильный юноша, впрочем, достаточно ловкий, начал распускать тугой от холода ремешок, чтобы снять наплечник. Тут, наконец, явился рефери.

— Что здесь происходит? — спросил граф Блохт, ухитрившись как-то совместить на лице выражение снулого интереса и вялой скуки. Теперь аристократ уже не казался блестящим воплощением рыцарского великолепия. Без полированных доспехов и накачки пафосом граф выглядел как обычный и уже обрюзгший купец, чье лицо отметило давнее пристрастие к вину. Блохта поспешили ввести в курс дела, и возникла некоторая пауза, а благородная и не очень благородная общественность, затаив дыхание, ждала решения. Граф изобразил очень важный вид, задрал подбородок и, наконец, громко вымолвил:

— Длань короля в моем лице не видит повода одобрить поединок…

Барон вскинул голову, скорчив злобную мину, кажется, в мыслях он уже победил противника и готов был возмутиться, невзирая на куда более высокий статус графа.

— … Так же я не усматриваю оснований воспрещать его, — продолжил арбитр. — Все, что произойдет в границах ристалища, является частным делом двух почтенных сударей. Если господа желают испытать воинское мастерство друг друга по взаимному уговору, без ограничений до первой или третьей крови из торса или членов, да будет так.

Блохт повернулся и зашагал обратно, не оглядываясь и тем более не ожидая чьего-либо одобрения. В его словах и действиях, а также в нежелании свидетельствовать при поединке усматривалась какая-то вычурная демонстративность, что-то буквально «пилатовское», дескать, делайте как подсказывает ваша дурость, а я умываю руки. Кажется, здесь все было несколько глубже того, что лежало на поверхности, с какой-то предысторией. Взгляд уходящего дворянина как бы случайно, с кажущимся безразличием, скользнул по Елене, и женщина подавила дрожь в руках. Достаточно было краткой доли секунды, мгновенной сцепки глаз, чтобы понять — предводитель королевских рыцарей отлично помнит высокую рыжеволосую женщину, спутницу юного Артиго. Помнит, отметил ее присутствие, явно сделал некие выводы, осталось лишь понять — что за выводы и с какими последствиями.

Граф уходил, сопровождаемый свитой, он потянул за собой часть собравшихся вокруг арены, как планета из фантастического фильма. Однако большинство все же осталось, более того, подходили еще и еще, Елена вдруг обнаружила, что стоит в первом ряду тройного кольца зрителей. Судя по аплодисментам, возникшим стихийно и довольно громким, решение не запрещать поединок встретило понимание общественности, а барон стал безусловным фаворитом зрительских симпатий. Мужчины обменивались скупыми замечаниями, а женщины… Елена уже отметила для себя эффектную легкость нравов в конвое. Жен и «официальных» любовниц боевое дворянство с собой по очевидным причинам в поход не взяло, так что дамы с богатыми платьями и взглядами голодных крыс воплощали все мыслимые аспекты элитной проституции.

Оруженосец, тем временем, разоблачал барона, оставив ему из брони выше пояса лишь стальные перчатки, похожие на варежки без пальцев. Елена поморщилась — даже в таком усеченном виде Буржад казался несокрушимым бойцом, а Насильник — жалким и беспомощным дедушкой, который перепутал копье с метлой.

— Времена и нравы, — пробормотал совершенно в римском стиле Пантин, и на сей раз Елена почти не вздрогнула, ожидая чего-то подобного. — Даже не сделал оговорку насчет желательности бескровного исхода.

— Барон держит руку Эйме-Дорбо, — так же негромко отозвался подошедший Раньян. — А Блохт в сторонниках графини Карнавон.

— Понятно, — качнул головой фехтмейстер. — Если Буржад победит, чести для него в этом не будет. Если проиграет…

Он многозначительно оборвал фразу. А Елена подумала, что бретер время даром не терял и, очевидно, наводил справки, кто кому кем приходится. Дорбо и Карнавон… Знакомые фамилии, кажется, их упоминали во время короткого, но запоминающегося приключения в поместье бедного фрельса. Надо будет навести справки у мэтра Ульпиана, он точно в курсе дела, юристы обычно все про всех знают.

— А это честно? — спросила она у Раньяна. — Тот в железе, считай, наполовину.

— Формально да. У искупителя копье, считается, это дает выигрыш в расстоянии. Неравенство следует исправить или соответствующим оружием, или броней.

— А практически?

— Я… — Раньян покосился на толпящихся. — Воздержусь от речей.

— Понимаю, — кивнула женщина. Кислая мина бретера и в самом деле говорила сама за себя.

— Священника не позвали, — укоряюще отметил Пантин. — Как дети прямо…

— Никто не хочет связываться с боем, одобрять или клеймить, — цинично предположил Раньян. — Лучше подойти к завершению, когда станет видно, на чьи скалы выкинуло галеру.

Елена молчала, присматриваясь к поединщикам. Она была не единственная, кто сравнивал Насильника, похожего на старое высохшее дерево, и барона — атлетичного молодца в расцвете лет. Буржад казался выше искупителя, по меньшей мере, на две головы и раза этак в полтора шире в плечах. Контраст дополнительно подчеркивался одеждой — очень бедный, истертый халат Насильника и яркий поддоспешник Арфейла в трех цветах, рассчитанный, судя по всему на то, чтобы хозяин мог снять кирасу и тут же заняться чем-нибудь светским, не тратя время на переодевание. Роскошный ватник даже не имел типичных для такой одежды заплаток из кольчужного полотна под мышками, чтобы защищать проймы кирасы.

— Дайте этому… — барон скривил губы в демонстративно-брезгливой гримасе. — Кольчугу или хотя бы щит!

Елена вздрогнула, услышав странные, сиплые звуки, больше похожие на астматический кашель или хихиканье гиены. Неприятные звуки подействовали как звонок рефери, оборвав разговоры вокруг арены. Отсмеявшись — впервые на памяти Елены — Насильник улыбнулся, совсем как накануне, то есть, будто лишь он мог оценить некую очень злую шутку, полную скрытого от прочих юмора.

— Моя кольчуга есть вера в Господа нашего, — сообщил искупитель, растянув бескровные губы в зловещей ухмылке. — Промысел Божий — мой щит. Вражий клинок тронет меня лишь по Его воле, а значит, я облачен в лучшую на свете броню. И ежели свет истинной веры пугает противника, кто направляет его руку?

Буржад стиснул челюсти так, что мог бы, наверное, перекусить железный прут, затем коротко приказал:

— Меч!

Поединщики встали друг против друга, женщина машинально сглотнула. Она знала, что Насильник отличный боец, но… все-таки пожилой копейщик выглядел очень бледно в сравнении с противником. Только сейчас Елена заметила, что искупитель подвесил к веревочному поясу халата нечто, похожее на граненый гвоздь или, скорее даже на железнодорожный костыль. Будто желая предстать в еще более жалком свете, Насильник полностью разулся и встал худыми, мозолистыми ногами на холодную землю.

— Умно, — сказал Пантин и оставалось неясным, к чему относится этот комментарий.

Поединок не был заявлен как ордалия, поэтому на исход активно ставили, да и вообще громко шумели. Казалось, никто особенно не представлял, что следует делать дальше. Искупитель замер, как статуя и вроде бы совершенно не мерз, Буржад качал головой и пожимал плечами, словно прятал за разминочными движениями легкую неуверенность. Наконец одна из дам красивым жестом бросила за ограждение расшитый платок. Она еще хотела что-то сказать насчет благосклонности победителю, однако бой уже начался.

Насильник разом, будто, по щелчку невидимой клавиши, включился в боевой режим. Искупитель сделал скользящий шаг вперед, невероятно быстрый и длинный, словно босые подошвы были смазаны жиром. При этом боевой дед обозначил столь же быстрый удар подтоком, да еще одной рукой, словно для копья не существовало ни веса, ни инерции. Барону пришлось отступить, буквально отпрыгнуть, закрываясь мечом. В одно мгновение искупитель, как игрок в Го, «забрал» центр небольшой арены, копье Насильник по-прежнему держал одной рукой, как Брэд Пит из «Трои», отставив вторую для баланса. Многие зрители вздрогнули от неожиданности, какая-то женщина вскрикнула,

— Обрати внимание, как он двигается, — посоветовал Раньян, даже не уточнив, кого он имеет в виду, и добавил со значением. — Это другие Шаги. Но столь же мастерские. Они происходят не из математики, а выучены кровавым опытом.

Елена молча кивнула, ухватившись за перильца ограды. Смех и громкие разговоры вокруг быстро затихали по мере того как зрители соображали — тут все «по-взрослому», и сейчас на ристалище разыграется не показательное убийство, а схватка насмерть.

Буржад присел на крепких ногах, обложенных стальными пластинами, сгорбился, «собрался», подняв клинок почти вертикально. Насильник быстро и с какой-то механической точностью принял копье «широким» хватом, взявшись правой рукой у самого подтока, увеличивая дистанцию поражения. Присел, очень низко, широко расставив ноги, совсем как самурай на гравюре, и опять замер, как насекомое, движимое лишь рефлексами, в ожидании нового шанса.

Барон склонил голову по-бычьи, мотнул ею влево-вправо, оценивая расстояние до перил за спиной и пространство для маневра. Опираясь на личный опыт Елена, оказавшись в таком положении, сочла бы, что ситуация угрожающая, Буржад, очевидно, пришел к тому же выводу и окончательно избавился от иллюзий насчет слабости противника. Рыцарь сделал несколько пробных движений, пытаясь вытянуть искупителя на ответ и сыграть от контратаки вторым-третьим ударом. Насильник не то, что не купился на разводку, кажется, он даже не моргнул, словно мог видеть будущее на мгновения вперед.

На другой стороне арены Елена увидела Гамиллу. Арбалетчица упорно пробивалась через зрителей, намереваясь занять место у самого ристалища, в первом ряду. Пока рыжеволосая смотрела на спутницу, Буржад снова проявил инициативу, весьма квалифицированно и быстро. Барон присел, шагнул вперед и в сторону, обозначая удар по нижнему уровню, не столько ради поражения, сколь в отвлечение внимания. Одновременно рыцарь выпустил рукоять меча левой рукой и попробовал схватить вражеское копье у треугольного наконечника. Все это было проделано быстро, с опытом и сноровкой отменного бойца, а дальше, удайся комбинация, последовал бы второй удар, фатальный для бездоспешного искупителя. Или, в лучшем случае, обезоруживание, с тем же исходом, только на пару мгновений позже. Елена отстраненно подумала, вернее, осознала — все происходило слишком быстро — окажись она против барона, то шагнула бы назад, разрывая дистанцию и потеряв добытое преимущество центральной позиции. Именно об этом и говорил Пантин, укоряя за шаблонность приемов.