Дворянство. Том 2

— Не хочу, — призналась Елена. — Не хочу! Если это сон, я не хочу просыпаться. Пусть сон продолжается… Хочу тонуть в памяти, хочу помнить только хорошее.

— Ты тоже чья-то память. Осколок слишком долгого сна. Вспомни. Открой глаза. Проснись.

Елена мотнула головой в немом отказе.

— Проснись, — повторила Шена. — Ведь пока спишь ты, не пробудятся остальные. Продолжат бессмысленно кружить в лабиринте чужих судеб.

Елена глубоко вздохнула. Спросила:

— Меня поэтому хотят убить? Чтобы я не разбудила кого-то?

— Да. Многие. Чтобы ты не проснулась. Чтобы ты не вспомнила себя… и других. Чтобы мир оставался прежним. Посмотри наверх. В небо.

— Не хочу смотреть в небо, — прошептала Елена. — Хочу смотреть в твои глаза. Пока мир не закончится. И больше мне ничего не надо. Лишь покой... и ты.

— Посмотри на звезды, — настойчиво повторила Шена. — На реку звезд.

— Меч Божий, — вспомнила Елена, выполняя настойчивую просьбу. — Ты показывала мне созвездия. Я помню. Его еще называют «Друг путешественников». Острие показывает на юг, а рукоять на север. А еще Посланник и Пророк, два созвездия, что всегда вместе. Как мы… в моих воспоминаниях.

— Звезды. Они как искры человеческих жизней, вспыхивают, движутся, светят. Одни ярко, другие слабенько, едва заметно. Одни светят долго, другим уготована совсем короткая жизнь. И все они движутся в едином потоке, у которого нет конца и края. Как зеркало, разбитое на бесчисленные осколки. Ты можешь вспыхнуть Искрой ярче всех, ярче всего. Ты можешь собрать бывшее целым.

— Единое кольцо, чтоб все сковать и всеми править, — горько усмехнулась Елена. Тяжело сглотнула, вытянула руку, дотронулась кончиками пальцев до щеки мертвой подруги. Провела пальцами, ощущая мягкую бархатистость, живое — и желанное! — тепло. Такое памятное, столь дорогое…

— Не знаю, что сделали эти два чудозвона, — прошептала она, преодолевая спазм в горле. — Плохая кислота. Да, грибов подсыпали, наверное… Или Пантин подшаманил. Но всего этого нет.

— Нет, — сказала Шена. — И в то же время да. Это лишь еще один осколок разбитого мира, в который ты смотришь. Смотришь, видя отражение того, что было. Того, что есть. Того, что может быть.

Елена села. Подтянула колени к подбородку, обняла их руками, часто моргая. Вытерла рукавом нос, хлюпающий и распухший от слез.

— Это сказка, — глухо вымолвила женщина. — Сказка была… хорошей. В ней были красота и горе. Воспоминания и загадка. Чувства, которые не забудутся. Но в сказке жить нельзя. Рано или поздно Дед закрывает книгу и надо ложиться в кровать.

Шена прислонилась к напряженной спине подруги, положила голову на плечо. Шепнула над ухом:

— Тогда подождем еще немного. Посидим еще так вот.

— Нет, — покачала головой Елена, не оборачиваясь, и это было самое тяжелое, самое страшное, самое мучительное слово, которое срывалось с ее уст за всю жизнь.

— Пора… заканчивать. Пора возвращаться.

— Твои видения… начала Шена.

— Видения лгут! — отрезала Елена. Подсыхающие слезы жгли уставшие глаза. — Они обещают, но обещанное не сбывается. Я не верю в них!

— Пусть так. Это твой выбор, — с мягкой настойчивостью вымолвила Шена, и было неясно, спрашивает она или утверждает, проговаривает свершившееся.

Елена встала, чувствуя, как скользит по плечу теплая, чужая рука. Скользит и падает, оставив за собой бесконечную пустоту, которую не заполнить уже никогда и ничем. Женщина выпрямилась, поискала и не без труда нашла меч, который торчал средь ковыля, вонзившись почти на ладонь в мягкую землю. Серебряный свет по-прежнему заливал бескрайнюю степь, убивая тени, а высоко над головой вели хоровод звезды, которым не было числа.

— Кто бы вы ни были… — Елена скривила губы в тоскливой, безрадостной усмешке. — Чем бы ты ни было… Желало ты мне добра или зла, я благодарю тебя за… это. За возможность вспомнить. Но все закончилось. Я не хочу угадывать. Не хочу блуждать в путаных и лживых пророчествах. Хватит.

Она склонила голову и тихо, почти шепотом закончила, обращаясь к той, что терпеливо ждала за спиной:

— Ты умерла. Погибла, защищая меня. Спасибо, что подарила мне еще одно воспоминание. Еще несколько минут… Но я ухожу. Ухожу и забираю эту память с собой. Я забираю мою боль. Мою тоску. Мою… мою любовь. Это все не ваше. Это мое. Только мое.

— Что ж… Тогда ступай во тьму. Ступай во тьму и стань тьмой сама, — вымолвила Шена с улыбкой Моны Лизы, которую можно было истолковать тысячей способов.

— Нет, — покачала головой Елена. — Не дождетесь.

— Да, — с глубокой, неподдельной печалью отозвалась Шена, сверкнув глазами. Глазами, в которых радужка слилась со зрачками, пылая изумрудным огнем, как зеленый лазер. — Отказываясь от одного, ты берешь другое, даже если не желаешь того. Тот, кто выбирает сон, лишь уходит дальше, в забвение и тьму. И это тоже выбор.

— Как скажешь, — вымолвила Елена и глубоко, едва ли не до костей полоснула мечом по ладони. Когда мир вокруг начал блекнуть, растворяясь, теряя краски, она еще успела расслышать:

— Прощай. Прощай, моя Teine. Огненновласая. Моя жизнь и моя любовь. Прощай. Теперь навсегда.