RealRPG: Я убью Систему 1. Сдохни или умри

Я с отстранённым равнодушием отметил, что должен быть шокирован. Но… Нет. Я поднял голову. Весь мир сузился до окон нашей квартиры. Они пылали, и к чёрному небу валил чёрный дым.

Внутри разом что-то оборвалось, в животе похолодело, и заворочался холодный склизкий комок. Лена поднялась на ноги, вцепилась в мою руку – и сжала пальцы с не-девчоночьей силой.

Голливудских криков “Не-е-е-ет!” и прочей театральщины не было. Мы… Мы просто охренели. В реальность происходящего не верилось совсем.

А потом среди запаха гари нос уловил резкую специфичную вонь. Как палёный пластик. Почти, но немного, неуловимо другую.

Я моргнул, возвращаясь в реальность, с силой запихнул в глубину сознания рвущие меня эмоции. Яркое синее свечение было повсюду: на стенах, на асфальте, на кузове припаркованной рядом “Газели”. И во многих местах наружу уже лезли телесно-серые червы.

– Пандора, – рявкнул я, с удивлением услышав в собственном голосе интонации отца. – Спина к спине. В людей не попади.

Бежать было поздно, как и прорываться наверх. Нас уже окружили.

Через миг стало ясно, что эта глянцевая кольчатая дрянь – даже не черви вовсе. Это – щупальца.

Из светящейся подъездной двери наружу вывалился огромный бесформенный кусок плоти с пляжный мяч размером. Эдакая голова осьминога, удерживаемая десятками длинных щупалец. Глаз на ней был лишь один – точная копия того, что мы видели в небе. Только он ещё и светился, как прожектор, синим светом.

Между нами и тварью было метра три, не больше.

Лена прошипела что-то злобное, и мы одновременно вскинули карабины и пальнули. Удар приклада в плечо показался благословением, и вселил уверенность. Хороший, плохой – не важно. Главное, у кого ружьё.

Синий глаз со звоном разлетелся на осколки, как выбитая автомобильная фара. Фонтаном ударила кровь – вырвиглазно-алая, неестественно яркая. Щупальца обмякли, и осьминог рухнул на землю.

Следующий выскочил из под детской горки метрах в пяти от нас, и шустро рванул в атаку. Ещё двое показались под “Газелью”, а один лез из её кузова...

– М-мать! – выругался я. В голове заработал калькулятор: Лена потратила два патрона, один в падении, один сейчас. Я – только один. У обоих по два запасных магазина в разгрузках…

Теперь главное, чтобы хватило отбиться. В мой рюкзак толкнулся Ленкин, и мы начали отстрел осьминогов. Сцуко, бред-то какой!

В висках стучала кровь, зрение ограничилось до узкого тоннеля, в котором я выхватывал новые цели. Хорошо, руки не дрожали. Как же это, мать их, хорошо…

Отступили боль и шок. На них не осталось ни времени, ни сил.

– Макс, мне страшно! – крикнула сестра сзади. С таким отчаянием, что я зубами скрипнул. За Лену я буду рвать голыми руками. Зубами, мать вашу, рвать буду!

Подстрелив ближайшего осьминога, я выдавил, постаравшись сделать голос бодрее:

– Держись! Я видел хентай, который так же начинался!

– Дурак! Перезаряжаю!

Я выстрелил в глаз одной твари, второй. Хорошо, что пёрли они напролом, даже не думая петлять и уворачиваться. Развернулся, проверяя сектор сестры – и тут же пальнул в осьминога, подобравшегося достаточно близко.

– Всё! – Лена вскинула карабин.

Я – развернулся, выпустил из магазина последний патрон.

– Перезарядка!

– Давай!

Магазин – рвануть из разгрузки. Пустой – отстегнуть, и на землю. Чёрт с ним. Подберу, если отобьёмся. Новый – вставить. И…

Меня рвануло за ногу и потащило по земле.

– М-мать! – взгляд поймал осьминожью башку, глаз-прожектор вблизи ослепил. Палёный пластик ударил в нос с новой силой, и я выстрелил – торопливо, навскидку. Толком не прижатый приклад больно долбанул в плечо. – Сцука! Писец!

Я сел и принялся палить, понимая, что каждый убитый уродец подбирается ближе предыдущего.

– Максим! – отчаянно завизжала сзади Лена.

Я вскочил, прострелил башку ближайшей твари и рванул назад. Сестру за щиколотки тащили сразу два урода, оплетая ноги щупальцами. Я поочерёдно убил обоих, пнул Лене её карабин, валяющийся на земле. Выстрелил снова, давая ей шанс подняться.

Развернулся, поймал на мушку ещё одного осьминога. Нажал на спусковой крючок – и карабин лишь сухо щёлкнул. Времени на перезарядку не осталось.

– Панди, убегай! – рявкнул я, срывая с шеи ремень “Сайги” и хватая её горячее дуло – как бейсболист биту. Боль смягчили адреналин и велосипедные перчатки без пальцев.

Я рванул вперёд, перепрыгнул метнувшиеся ко мне щупальца – и с силой двинул в глаз осьминога прикладом. Брызнули осколки и кровь, я прыгнул на следующую тварь.

– Не успею, – послышалось сзади обречённо.

– Беги! – рявкнул я. – В ТЦ давай!

Щупальца перехватили карабин. Я отпустил дуло и вмазал уроду ногой – металлическим носком тяжёлого гриндерса. Глаз треснул, но не разбился, я – чудом извернулся и с пробуксовкой рванул назад, к сестре.

Она направила на осьминога “Сайгу”. Монстр подпрыгнул, взвившись над землёй – а выстрела не последовало. Только щелчок, прозвучавший кладбищенским колоколом.

Я успел рвануть из ножен охотничий нож в тот миг, когда тварь сбила Лену с ног. Её придавило переплетение червей-щупалец, я с разбегу влетел в осьминожью башку коленями и опрокинул своим весом набок. Завалился сверху и загнал нож в глаз. Потом – ещё раз, ещё…

– Вставай! Беги!

Что-то обвило мой живот, рвануло вверх, оторвав от земли. Я извернулся, полоснул по щупальцам ножом. Брызнуло алое, но хватка не разжалась.

– Макси-и-им! – закричала Лена снова. Я успел её увидеть краем глаза: сестрёнку тоже подняли над землёй, а она спешно перезаряжала карабин. Умница! Хоть бы успела…

Меня развернуло, рванув за левую руку – в запястье вцепилось щупальце. За ним – ещё десяток.

– Твари! – я прорычал сквозь зубы и полоснул ножом. Только шкуру порезал – упругая плоть не рубилась.

Увидел перед собой осьминожью башку. Рукой не достать, но… Я извернулся и вмазал в глаз пяткой гриндерса. Тварь дёрнулась, отступая назад, а ногу поймали щупальца. Сзади загрохотали выстрелы.

– Давай, Лен! Давай, блин! – прорычал я, с трудом оглянувшись. Сестру не разглядел – но увидел ещё один синий глаз рядом с собой. Удар!

Нож вошёл точно в вертикальный зрачок, и глаз твари треснул пополам. В запястье правой руки вцепилось щупальце – так крепко, что я заорал. Пальцы разжались, и нож так и остался в голове осьминога.

Меня поймали за вторую ногу – и просто распяли в воздухе. Сзади грохнул выстрел, ещё один – и заплакала Лена.

– Всё, Макс, – услышал я. – Теперь всё…

Я рвался и пытался оглянуться – но не мог. Осьминоги, скрутив меня по рукам и ногам, будто успокоились. Замерли – и я только сейчас понял, что они повсюду, заполонили всю детскую площадку и двор. Десятки, сотни тварей – и их горящих прожекторами синих глаз. Пустых и уродливых.

Две старушки на лавке, окружённые тварями, смотрелись особенно сюрреалистично. Одна живая, одна – мёртвая.

– Лен! – крикнул я. Сердце колотилось, как бешеное, внутри клокотала ярость. Я должен был хотя бы успокоить сестрёнку – как всегда успокаивал. Как в детстве, когда она потеряла свою дурацкую куклу… Как после первого убитого кролика, когда отец приучал нас к крови. И как после расставания с тем придурком из её класса, которому я потом сломал нос… – Лена, слушай! Отец сказал – если поймают, найти друг друга. Я найду, клянусь! Найду тебя!

– Макс, – всхлипнула она. – А если он умер? Если папу убили? Он не говорил про себя. Только…

– Про маму, – выдохнул я, закончив за Лену. – Это же – он. Это наш папа. Он выберется! Только сама не бойся – я тебя найду. Лена, я…

Договорить не вышло. В уши вгрызся отвратительный высокий то ли вой, то ли свист. Змеями вверх взметнулись свободные щупальца, но вместо голов у них были розовые кисточки – извивающиеся, мерзкие. В бою я их не заметил.

Глаза-прожекторы ярко вспыхнули, замигали сине-белым. Десятки и сотни глаз. Мир растворилась в этом свете, всё растворилось. Опущенные веки не помогли – слепило даже сквозь них. Вонь горелого пластика стала невыносимой.

Когда лицо начали оплетать гладкие холодные щупальца, а в нос и уши полезли склизкие мягкие отростки – я зарычал от злости. Сзади истошно визжала Лена – так отчаянно и страшно, как никогда. Внутри что-то навсегда оборвалось – я так и не защитил её. Оказался бесполезен.

Отец знал, о чём говорил? Мы выживем? Увидимся?

– Лена!

В мой распахнутый в крике рот тут же прорвалось щупальце, скользнуло куда-то в пищевод, в желудок, и меня затрясло – от боли, от тошноты, от омерзения. Кисточки-черви распахнули мне глаза, подняли веки, как Вию – и я растворился в ослепительном свете.

В сиянии проступила фигура – совсем рядом, в шаге от меня. И мир схлопнулся, обрёл границы – став ею и только ею. Странной женщиной напротив, родившейся из ослепительного света сотен синих глаз.

Наверное, она могла бы быть красивой. Я видел строгое лицо с правильными чертами – как у античных статуй и женщин с картин художников Эпохи Возрождения. Одежда тоже оказалась под стать: строгое белое платье, похожее то ли на тунику, то ли на тогу, и простые серебряные украшения – браслеты, крупные серьги, диадема и кулон на цепочке. Всё – с изображениями глаз с вертикальным зрачком.

Ей было, наверное, лет сто, а то и тысяча, но выдавали это вовсе не морщины и не тело. Не было морщин, и пышная фигура была идеальной, что только подчёркивали приталенное платье и декольте.

Возраст выдавали отрешённая строгость её лица и взгляд… Такой взгляд, что по спине мурашки бежали. Было в нём что-то ледяное, бесконечно холодное и нечеловеческое. Высокомерное и презрительное, но в то же время – скучающее и равнодушное. Она видела перед собой не человека. Она видела пустое место.

И красивой я не назвал бы её из-за этого и – сцуко! – из-за третьего глаза на лбу – уродливого, пульсирующего и выпуклого. Такого же, что горел в небе. Такого же, как у напавших на нас тварей.

– Ну ты и страшная, – оскалившись, выдавил я сквозь зубы. Говорить было тяжело, гортань словно ватой забило. Глаза резало, в ушах звенело. Я смотрел на женщину и чувствовал: она. Она послала к нам монстров. Она смотрела с неба. Она. Виновата. Во всём! – Лучше верни к осьминогам, с-сука!