Удача новичка

А может, пуговица от рубашки удачно зацепилась за выщербину на шифере. Я перестал скользить и смог закинуть ногу на крышу...

И ведь многие могли видеть, как кто-то карабкается по стене отеля, — думал я, пробираясь между лесом труб и антенн, и выискивая удобное местечко для того, чтобы перепрыгнуть на соседний дом.

Надо бы замести следы...

Главное, чтобы за мной не отправили вертолёты.

Но небо было чистым. Никакого твок-твок винтов, никакого стрёкота дронов...

Я немного успокоился.

Лука Брази чётко представлял последствия выстрела из гранатомёта в центре Москвы.

Он НАМЕРЕННО притянул всё внимание к своей персоне, дав мне возможность исчезнуть.

Раствориться в многомиллионном городе...

Взобравшись на очередную крышу, я огляделся. И сразу подумал: а ведь Москва — не такой уж и большой городок. Сан-Инферно гораздо больше...

И тут меня накрыло.

Вдруг я почувствовал, как глаза застилает непроглядная тьма. Потом в ней прорезались зловещие огненные искры.

Кулаки сжались, тело напряглось так, что превратилось в струну. Из горла вырвался крик.

Я кричал на город.

Ведь это МОЯ МОСКВА! Я здесь вырос, знаю каждый закоулок, каждую крышу. Здесь ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ничего сверхъестественного.

ФСБ-шники — да. Предотвращать терракты — их работа. Шустрилы с финками, братки на геллендах — сколько угодно!

Но никаких, затянутых в чёрное, ассасинов. Никаких желтоволосых демониц с рысьими глазами. Никаких мечей — по крайней мере таких, которые могут разрубить балкон пополам.

Здесь всё должно быть ОБЫЧНО.

Выкричавшись, я успокоился.

После гонки под снегом, в мокрой рубашке, меня начала бить крупная дрожь. Руки покрылись синими цыпками, и я только что заметил, что сорвал два ногтя...

Но факт остаётся фактом: я своими глазами видел рожки и вертикальные зрачки. А ещё никогда не забуду гладкий, словно полированный срез бетона.

Это может значить только то, что всякие иноизмеренческие существа чувствуют себя в Москве, как у себя дома — просто москвичи об этом не подозревают.

А ещё это означает, что те убийцы в "Метрополе" могли быть далеко не единственными...

Чтобы согреться, я побежал. С крыши на крышу, удаляясь всё дальше от центра.

Не сразу я осознал, что инстинктивно выбрал направление, ведущее к району, где мы жили с бабушкой: я стремился попасть в единственное место, в котором чувствовал себя в безопасности.

И вот — родной дворик. Песочница с окурками и пустыми бутылками в качестве строительного материала для детских куличиков, старая берёза, на которой я ещё в детстве вырезал своё имя...

Я любил эту берёзу. Любил водить пальцами по гладкой, с редкими шероховатостями коре, любил нюхать коричневые мягкие серёжки ранней весной, любил смотреть, как распускаются клейкие зелёные листочки...

А вот и окно нашей кухни.

Сердце в груди глухо бухнуло. Бабушкины, белые в мелкий желтый цветочек занавески...

Я помню, как она шила их из старой простыни. Серединка у той вытерлась, но края оставались вполне приличными — так говорила бабушка. Стрёкот машинки доносился с кухни целый день, я так и уснул, не дождавшись обновки.

Зато на утро, прошлёпав на кухню за стаканом молока, в восторге замер на пороге: солнце било в стекло, и вся кухня полнилась желтыми весёлыми лучиками.

Сейчас в окне было темно. Свет не горел.

А с чего ему гореть, — одёрнул я себя. Ведь дома никого нет... Главное, чтобы запасной ключ был на месте.

Мы с бабушкой хранили его за старыми почтовыми ящиками: газет давным-давно никто не получал, ящики эти стояли пустые и пыльные. Запасной ключ мы прятали в неприметной щели между нашим ящиком и стеной.

Когда я подошел к подъезду, окончательно стемнело. Двор был пуст. Зато в окнах теплились желтые уютные огоньки.

Вдохнув знакомый запах — немного пыли, немного мочи и много-много старого сигаретного дыма... я бегом поднялся на один пролёт — туда, где у стены притулились газетные ящики.

Ключа не было.

Я облазил всю стену: может, он упал и завалился за плинтус; может, застрял между ящиками...

Но было уже понятно: КТО-ТО ВЗЯЛ КЛЮЧ.

Сев на горячую батарею под окном, я попытался думать. Но от тепла, от усталости и от того, что я сидел в своём собственном подъезде, на той самой батарее, где я провёл столько часов, ожидая бабушку с работы, общаясь с дружками, целуясь с девушками и бренькая на рассохшейся гитаре... В общем, меня разморило и потянуло в сон.

В подъезде было тихо, пахло кислой капустой — опять тётя Валя с пятого варит щи...

Я почувствовал себя не Безумным Максом, а просто Максимкой, которому только что исполнилось двенадцать лет, и страшно гордого этим.

Но вдруг где-то на верху громко хлопнула дверь, и наваждение прошло. Соскочив с батареи, я выскользнул во двор и направился к соседнему подъезду — там, как я помнил, всегда была открыта дверь на чердак.

Есть много способов проникнуть в собственную квартиру...

Балконная дверь подалась легко. Ручка никогда не закрывала её слишком плотно — из-за толстого слоя резинового уплотнителя. Чуть приподняв её, сначала потянув на себя, а затем сильно толкнув, я её открыл — как и в те разы, когда возвращался домой слишком поздно для того, чтобы тревожить спящую бабушку.

Осторожно отодвинув занавеску, я шагнул в свою комнату.

В ней ничего не изменилось. Узкая кровать, застеленная полосатым сине-красным пледом, в застеклённой полке — кубки и награды, полученные мною в школьные времена.

А вот стол изменился. На нём стоял новенький монитор с плоским экраном.

Я удивлённо моргнул.

А в следующий миг ощутил тупую, но зверскую боль в затылке и рухнул на пол, как подкошенный.