По сложной прямой

Глава 21. Тень старого башмака

— Ты феерический мудозвон, Изотов, — было сказано мне буквально с порога. После этих слов возникла тяжкая тишина, которую могут генерировать две осуждающие тебя женщины пожилого (тридцать плюс тапок лет) возраста, которым давно и прочно хочется компенсировать себе переживания за счет нагнетания атмосферы. Хотя бы. Ну просто потому, что бить лежащего под капельницей меня ногами — это слегка не комильфо.

Я честно держался с мужественным выражением лица, пока усевшаяся у меня в ногах Окалина Нелла Аркадьевна не извлекла самым подлым образом из кармана пачку сигарет и не закурила, вкусно и шумно выдув клуб дыма. Нина Валерьевна предпочла стоять в отдалении, скорбно поджав губы и разглядывая мою персону, как помершего слишком рано, но очень перспективного в прошлом покойника. Меня, кстати, это всегда умиляло. Гикнется кто-то в сорокет и окружающие вокруг охают как беременные курицы: «Ну как жиж так, ну чиво он так рано ушёл? Такой молодой еще был». Какой молодой, я еще в тридцатник в прошлой жизни заколебался от этого всего! А чувства мужика, берущего в 35 ипотеку… вообще предположить боюсь.

— Курить у постели больного…, — наконец, подал я хриплый, жалкий и дрожащий голос, — …и не давать закурить ему — это издевательство.

— Я б тебе…, — усталое, но очень красивое лицо майора скривилось от переизбытка эмоций, но затем она, под изумленно вздёрнутые брови подруги-свидетельницы, выковыряла из пачки еще один белоснежный столбик, прикурила его и сунула мне в рот. Надо сказать, я тут же улучшил ей настроение, с кряхтением, скорбью и болью двигая левой рукой, чтобы завладеть вожделенным предметом и, наконец-то, покурить.

Несколько минут мы потратили на вредную привычку и осуждающую тишину. А потом Окалина начала рассказывать, что произошло со мной и всеми остальными, после… ну да, я ничего не помнил, очнувшись сутки назад в больничном крыле.

Саму блондинку в самом начале закрыли на допрос, но разразилась самая настоящая буря как в Стакомске, так и в Москве. Шишки из КСИ, КГБ и КПХ пытались разобраться, что вообще происходит, сразу рубя все возможные инициативы своих подчиненных. Навороченный Лахановым и Веком кавардак, отданные приказы, арест самой майора, шляющиеся непонятно где «когти», считающиеся очень приоритетным активом, всё это сплелось в клубок, в центре которого засела блондинка, терпеливо ожидающая любого случая вырваться.

Надо сказать, что пребывающие в крайне жестком цугундере высокопоставленные злоумышленники, то есть, те же самые Лаханов и Век, никакую долгую партию не планировали. Они устроили этот кавардак только с одной целью — добраться до меня. Буквально дотронуться, как выяснилось. Тем не менее, свалившиеся на голову Неллы неприятности её просто заморозили за решеткой, хотя Темеева она выбить из-под них умудрилась, отправив курировать текущую операцию «когтей». Так как заменить его было некем, старший лейтенант умудрился связаться с нами одной из своих неафишируемых способностей, оставаясь при этом хоть и под надзором, но у руля.

Положение у нас внизу затащил Колдун. Мужик, видя, как дела идут хуже и хуже, а сверху еще могут нагрянуть китайские военные, решился на мой перехват всерьез, блестяще его осуществил без жертв, а затем взял на себя ответственность по сепарации временного начальства в лицах Века и Лаханова от цели. Это был абсолютный выигрыш, так как допрошенные выжившие солдаты из Москвы хором утверждали, что единственными непосредственно подчиняющимися обоим москвичам неосапами были две их телохранительницы. Которых я удачно хлопнул. Если бы они были живы, тогда бы операция продолжилась под риском стычки между отрядами, а так командир приданных москвичам сил… просто съехал с темы, оставив Века и Лаханова беспомощными.

Но тут чертиком из табакерки выпрыгнул Никита Изотов, и все вышло из-под контроля. Единственным, что оставалось сделать Колдуну — это отдать приказ выбираться. Здесь им очень неслабо помогла Юлька, начав сиять со всей дури. Так что лезли они при помощи своих телепортера и телекинетика, а также под светом Палатенца, быстро, решительно и без задержек. Куда быстрее, чем гнались за нами.

Тем временем сама майор, чувствуя нехорошее, сломала камеру, в которой ждала результата прений между комитетчиками, а затем пошла прямо в комнату местных безопасников, откуда в режиме онлайн-трансляции и включилась в идущие переговоры, внеся тем самым, решающую лепту отборным военным матом. Это послужило как пинок старому телевизору, от чего тот внезапно заработал, только в масштабах огромного бардака. А там уже выскочили и Изотовы, и какая-то боевая группа неосапов… Точнее, наоборот. Не суть.

Всё самое «вкусное» случилось после того, как Окалина меня послала, а я, собственно, пошёл.

— Витя, ты же нормально соображал, да? — тихим и проникновенным голосом спросила меня Ржа, от чего у меня по спине пошли мурашки, — Как я могла оценить уровень твоих травм, а? Ты же, *лять, облако. Ты что, не мог отрастить какой-нибудь конец, сучонок, а потом помахать им — мол, не могу никуда идти, меня подбили и всё такое?

Я хрюкнул, пытаясь отпустить губами сигарету, но тут же чуть не проглотил её от раздавшегося завывания. Его издавала, между прочим, куратор дел моих скорбных, Молоко Нина свет Валерьевна.

— Гад! — вскричала женщина почти плачущим голосом, — Ты знаешь, что мне от тебя наверх принесли?! Знаешь кого?!

— Что? — недопонял я, озирая себя, — Нормально же все?

Ну да, похудел. Даже сильно похудел.

— Я, вообще-то, не помню ничего!

— Да если бы она!! — затыкала толстым пальчиком в сторону Окалины Нина Валерьевна, — Если бы она не сдёрнула Ахмабезову! Если бы не утащила её вниз! Тебя бы уже не было, дурень! Самоубийца проклятый!!

Ученая вылетела из палаты, хлопнув дверью так, что зашаталась люстра, а майор почти ровным тоном рассказала о том, что было дальше. Как только я изобразил белого дракона, атакующего стакомские говны, она сразу же начала собирать отряд вдогонку из тех, кто уже был в наличии. Одного из лучших советских целителей, Наталью Константиновну Ахмабезову, приехавшую на всю эту движуху в пожарной части, Окалина, повинуясь каким-то своим инстинктам, взяла с собой вниз, в подземелье. Где они, спустя восемь часов, после того как к поисковикам присоединилось еще целых одиннадцать групп ищущих, и обнаружили тихо подвывающего в углу Никиту Павловича и валяющегося рядом с ним меня. Точнее то, что от меня осталось.

— Полюбуйся…, — мне на грудь, вместе с очередной сигаретой, упал снимок. На нем был обтянутый кожей скелет, в котором я узнал себя только по торчащим черным волосам. На груди у скелета были две полные женские ладошки целительницы Ахмабезовой, уже знакомой мне женщины, обожающей быструю езду и конкретику. Слегка восточное и очень орущее лицо целительницы как раз смотрело в камеру. Еще веселее было то, что какой-то незнакомый мне мужик сидел с рукой у моего рта и, судя по всему, поил меня своей кровью.

К горлу подступил комок. Смерив меня взглядом, злобная ученая мячиком подскочила ко мне, нагнулась, навалившись немалой грудью на мою чахоточную, а затем злобно и мстительно стукнула костяшками пальцев по лбу.

— Ты доигрался, психопат хренов, — лютовала Нина Валерьевна, — Доигрался! Если мы не можем понять, что у тебя в чердаке творится, то значит — недостаточно наблюдаем! У вас там, с Юлькой, кажется, спальня свободная была? Так вот, Виктор Изотов! Она больше не свободна! Теперь там Вероника! Вероника! Израилевна! Кладышева! Понял?!! И мне похер, как и куда вы втроем будете друг друга и чем, но ты теперь под наблюдением специалиста, мудила! Постоянным! Круглосуточным!! Все! Живи теперь с этим! Чао!!!

И вымелась за дверь, оставляя меня в полной прострации с разинутым ртом. Минут, эдак, на пять, не меньше.

Вот попал…

— …Зачем? — вопрос могучей блондинки повис в воздухе между неспешно перекатывающимися клубами дыма.

— Он хотел сунуть меня в лабораторию…, — с трудом вытолкнул из горла я, — Говорил, что в экспериментах надо мной мало раздражителей. Мол, неэффективные. Его начальство недовольно. В том числе и работой…

— …Лещенко, да? — тихо пророкотала Ржа.

— Да, — кивнул я, окончательно выметая из головы вялые обрывки мыслей о настигающей меня в ванне с минетом наголо Кладышевой, — Вы… что-то узнали?

Сразу мне не ответили. Сначала мы еще покурили и помолчали. Почему-то с этой женщиной очень хорошо было молчать. Наверное, это определенный знак доверия, а может быть даже и симпатии. Не зря же Окалину уже давно от моей незакрытой рожи не дёргает?

— Ты, Виктор, полный и отмороженный придурок, — наконец, заговорила товарищ маойр, — И Нинка права, тебя под круглосуточный надзор надо. Даже я вижу, что у тебя с головой что-то не то. То ты нормальный пацан, то… не пойми кто.

— Вы насчет того, что мешками с цементом в своих швырялся? — с глубоким вздохом спросил я.

— И это тоже, — серьезно кивнула блондинка, бросая на меня взгляд сквозь густые пряди собственных волос, — Чтобы работать по своим тоже нужен определенный… склад ума. Опыт. А Юлька мне уже рассказала, что ты ни секунды не затормозил. Да, не кривись. Я знаю, что у них были автоматы, неосапианты и вообще… но, они шли тебя брать, а не кончать. А ты работал на убой.

— А что мне оставалось? — хмуро посмотрел я на валькирию, — Это в вашем случае, Нелла Аркадьевна, «убой» и «брать» разные вещи. А в моем убой-то попредпочтительнее…

Меня смерили долгим испытывающим взглядом, а затем, со вздохом, признали, что таки да, есть такое. Еще бы она не признала, после того как была свидетельницей, как в невиновного пацана закачивают шприц наркоты на «активацию».

А дальше… майор раскрыла свой ноут, демонстрируя мне заранее стоящий там на паузе ролик. На застывшем кадре был сидящий на койке Никита Павлович Изотов с повязкой на глазах, с ногами, закованными в гипс, с руками в наручниках и… с КАПНИМ-ом поверх всего этого богатства.

— Хоть ты, Виктор, и псих, но…, — запнулась моя начальница, — …в общем, ты всё сделал правильно. Твой дядя никогда не сидел в тюрьме, он все это время работал на одну чрезвычайно опасную организацию. Опасную, сильную, тайную — называй как хочешь. Весь мир был уверен, что она уничтожена давным-давно.

— Весь мир? — непонимающе заморгал я, — Я такую только одну знаю…

— Да, Виктор. «Стигма».

Твою мать.

В учебниках по истории дата 13-го февраля 1951 года было вписано чуть ли не красными буквами. День, когда Организация Объединенных Наций приняла декрет, запрещающий формирование регулярных воинских частей из неосапиантов. Еще они признали любой акт насильственного внедрения артефакта в тело человека против его воли преступлением против человечества. Третьим и самым незапоминающимся событием 13-го февраля стало формирование комитета наблюдателей, получившего наименование «Стигма».

9-го декабря того же года, эта «организация исследователей и наблюдателей» при полной военной поддержке таких стран как Франция, Испания, Болгария, Турция и Великобритания взяла под свой полный тотальный контроль аномальную зону джунглей в Либерии. Это был рейдерский захват, интервенция, на которую часть стран-участников ООН, входящих в Восточный блок, выразила решительный протест.