Дворянство. Том 2

Глава 2

— Ты отвлекаешься!

Елена вздрогнула и уставилась на Пантина. Наставник покачал головой с видимым осуждением, ученица виновато пожала плечами.

На этот раз фехтмейстер неожиданно изменил традициям, пара занялась фехтовальным уроком не в «малахитовой коробке», а на опушке леса, среди свежих пеньков. Роскошный поезд не только жрал все на своем пути, но и щедро вырубал растительность на дрова, гастрономию и огромные костры, всю ночь освещавшие большую стоянку.

— О чем задумалась? — внезапно спросил воин-маг.

— Э-э-э… — промычала в замешательстве женщина и осеклась, представив как глупо и «по-бараньи» это выглядит со стороны. А затем неожиданно спросила. — Как ты появился среди нас?

— Поясни, — Пантин, кажется, вообще не удивился, будто ученица задала вопрос, который час или, если апеллировать к местным правилам, какая стража.

Фехтмейстер опустил деревянный меч и подошел на шаг ближе, ученица отреагировала механически, вытянув вперед левую руку, останавливая оппонента на границе Круга Смерти. Этот рефлекс Елене поставил еще Чертежник — никогда, ни при каких обстоятельствах никому не позволять сближаться вплотную, на расстояние удара кулаком.

— Молодец, — скупо улыбнулся фехтмейстер. — В чем твой вопрос?

— Как получилось, что ты оказался с нами? Неузнанный, словно так и было всегда?

— Магия, — Пантин посмотрел на Елену, как на убогую, чуть ли не с жалостью.

— Это я понимаю, — не сдавалась женщина, хотя и было очень обидно. — Но как она работает?

— Как магия. Только старая, — ответил Пантин и, сжалившись, пояснил. — Это искусство сплести нити мироздания так, чтобы небывшее стало бывшим.

Говоря «мироздание» Пантин использовал очень сложный оборот, который объединял сразу несколько смыслов, его можно было понять как «все сущее», «бывшее и будущее» или даже «сотворенное в неизмеримой сложности».

— Так… — задумалась Елена. — То есть ты не шел с нами от самого Мильвесса, как всем казалось?

— Нет. Я пришел и стал частью вашей истории, той нити, которую сплетала ваша компания своей жизнью и действиями.

Пантин неуловимо быстрым движением выдернул нитку из рукава теплой рубашки, коей обходился, несмотря на холод. Поднял ее, демонстрируя ученице, перехватив ровно посередине.

— С какой стороны у нее начало, с какой завершение?

— Как повернешь, — ответила Елена, уже потихоньку соображая, куда клонит наставник.

— Именно так. А если бы я испачкал пальцы краской, она пропитала бы волокна по обе стороны. Совершенные поступки не исчезают бесследно, так же как не расточается память о них. Поэтому изменения можно направить и туда, и обратно. Только надо уметь.

Пантин выпустил нитку, подхваченную легким ветерком.

— Магия времени? — поразилась Елена. Она точно помнила, что такое колдовство считалось утраченным давным-давно, кажется еще при довольно жутком государстве, на чьих останках поднялась Старая Империя.

— Не совсем. Хотя близко к тому. Маги не могут управлять временем, таков смысл договора, согласно которому волшебству и волшебникам было позволено далее существовать в мире, несмотря на то, что наворотили некроманты и хронобои. Но запрет можно обойти. Аккуратно, избегая последствий. Если знать как. Я знаю.

— Но зачем?!

— Любопытство, — с обезоруживающей честностью сообщил наставник. — Раньян никогда не просил меня учить еще кого-нибудь… прежде. Мне было интересно, кто ты и чем зарекомендовала себя. Я решил понаблюдать со стороны, неузнанным. Ты заметила мое присутствие, потому что лишь отчасти принадлежишь Ойкумене, а от тебя заметили остальные. Без этого спустя день-два я стал бы частью вашей истории и компании.

— Отчасти?

— Об этом не спрашивай, — сразу отрубил наставник. Твоя природа — твой интерес. От меня большего не узнаешь.

— И как? — не удержалась от сардонического вопроса Елена. — Как там любопытство?

— Мой интерес был оправдан, — церемонно сообщил Пантин. — Более чем.

Елена сжала кулаки, чувствуя обидное, даже оскорбительное бессилие. Судя по услышанному, воин-маг попросту зачеркнул одну из вероятностей, заменив ее другой, уже с присутствием там самого себя. Или он создал иллюзию, так, что странники лишь «вспомнили» то, чего не случалось на самом деле? Это было удивительно, захватывающе, интересно и наверняка полезно, однако… у Елены опять не хватало слов, чтобы выразить свои мысли, вопросы, гипотезы языком Ойкумены. «Временная линия», «альтернативная реальность», «локальная фиксация» и многое иное — все это можно было перевести механически, заменяя термины условными аналогами, но получился бы «голый проводник бежит под вагоном». Всего лишь набор слов, бессмысленных для того же Пантина.

— Черт! — выдохнула она.

— Не вижу, — фехтмейстер демонстративно посмотрел налево и направо. — И думала ты сейчас не об этом.

Елена понурилась, сообразив: разговор о колдовстве закончен, по крайней мере, на сегодня. Но решила, что и так хорошо, во всяком случае, она узнала что-то новое насчет магии Ойкумены.

— Мне мастер задачу задал. На сообразительность.

Слова адекватного «работодателю» в языке Ойкумены не было, а называть Ульпиана «хозяином» Елене категорически не хотелось.

— Какую?

Ученица наморщила лоб, собирая мысли воедино. Она немного (хотя чего уж там — много!) завидовала Ульпиану с его блестящей, отточенной культурой речи. По меркам Ойкумены выговор Елены был очень правилен и грамотен, однако в сравнении с глоссатором женщина казалась самой себе косноязычной дурой. И теперь старалась подражать юристу — меньше брани, голос ниже и внушительнее, а слова «тяжелее», весомее.

Ветерок налетел, шевельнул тонкие ветки, поиграл с чахлыми деревцами, жалкими остатками некогда могучего леса. Судя по всему, давным-давно материк представлял собой одну сплошную чащобу, но за тысячелетия энергичной эксплуатации от монстра биосферы остались жалкие крохи. Тем удивительнее, что здесь — несмотря на жесточайший дефицит мачтового дерева и регулярные битвы за древесину — по сию пору не додумались до искусственного лесовосстановления. Видимо, сказывалась вековая инерция мышления: лес это стихия, которой пользуются, как дарами океана, его не возделывают, словно пахотную землю.

Неожиданно Елене подумалось, что, при некотором везении, она могла бы занести островным флотоводцам идею рекультивации лесных массивов через плановые посадки и график вырубки. Теперь, когда семья Алеинсэ управляет империей, проблем с землей у нее быть не должно. Два-три поколения и… здесь логика споткнулась о практику. Да, видимо, поэтому и нет рекультивации как идеи. Печально. Хотя ей то какое дело по большому счету?

— Мастер задал вопрос относительно дуэли, — сказала ученица, откинув сторонние мысли. — В какой ситуации два благородных человека могут скрестить мечи на всеобщем обозрении, вне суда и божественного присмотра. Но при этом сохранят безупречную репутацию и не подвергнутся преследованию... или расследованию. В общем… — она качнула головой и поправилась. — Таким образом, я должна разрешить казус «дуэль или суд». Так назвал его мастер Ульпиан.

— Любопытно, — кажется, вопрос заинтересовал Пантина. — И что ты сказала на это?

— Ничего, — с явным неудовольствием ответила Елена. — Иначе задачи не было бы. Я думаю.

— Проблема юрисдикций, — сказал фехтмейстер. — Например.

— Что?

Елена опять представила, как выглядит для стороннего наблюдателя — с глуповато разинутым ртом и выпученными глазами.

— Проблема юрисдикций, — терпеливо повторил Пантин. — Допустим, повздорили два человека чести, каждый из них вассал своего графа. Допустим ради большей очевидности примера, что графства расположены в разных губерниях.

Елена отметила архаизм, проскользнувший в речи наставника. Пантин использовал очень старый оборот, который даже звучал «инаково», как вставка из церковнославянского, наверное, так называли королевства в ту пору, когда тетрархи еще были назначаемыми губернаторами с правом ограниченного наследования.

— Что говорит нам закон об этом? — спросил Пантин.

— Э-э-э… — Елена с трудом удержалась от искушения хлопнуть себя по губам. — Я полагаю, закон говорит нам… разное.

— Вот именно. Конфликт юрисдикций. Где и по чьим правилам будет вестись разбирательство. Не говоря уж об императорском суде, который время от времени пытается доказать свое верховенство и обязательность. При этом проигравшая сторона будет взывать к сюзерену, жалуясь и требуя защиты. Не раз, не два и даже не сотню по такому вот поводу начинались частные войны, ибо господин должен вступаться за вассала. Закон — всего лишь буквы, написанные рукой человека, Честь же дана дворянину самим Пантократором, который разделил всех людей на высших и низших, отмерив привилегий и повинностей сообразно.

Елена отметила, как фехтмейстер наполнил эту фразу непередаваемым сарказмом. Кажется, воин-маг испытывал к институту дворянства такое же отсутствие пиетета, как его ученица. Пантин же закончил объяснение:

— Поэтому лучше для всех, если два благородных человека решают свои разногласия… в частном порядке. Без апелляции к господам и тем более к правосудию императора. Стремление сделать это публично свидетельствует о не слишком крепком уме, но глупость — не порок, а повод для жалости.

— Противоречит закону, — подхватила мысль Елена. — Но устраивает всех. А поскольку нет жесткой, обязательной для каждого системы правосудия с ясными правилами…

Она снова замолкла, поняв, что для эффектного завершения опять не хватает ума, точнее наработанной практики красивой речи.

— Да, — Пантин либо не заметил паузы, либо (что вернее) милосердно игнорировал ее. — Раньше это называли поэтично: «широко закрытые глаза правосудия». Взгляд открыт, но слеп. Как сейчас… даже не знаю. Можешь спросить у мастера Ульпиана.

— Спасибо за науку, — Елена обозначила поклон, приложив к сердцу вооруженную руку. — Забавно… — она слегка улыбнулась. — Когда-нибудь здесь войдут в моду настоящие дуэли. Даже не «когда-нибудь», а скоро, за считанные десятилетия, может и годы. А потом их будут запрещать.

— Здесь?.. когда-нибудь?.. — приподнял бровь Пантин.

Повисла немая и до крайности неловкая (во всяком случае, для Елены) пауза.

— На сегодня достаточно, — смилостивился, наконец, фехтмейстер и сразу, без переходов задал вопрос. — В чем твоя слабость? Что нам должно исправить в следующие недели?.. Хотя, думаю, тут и неделями не обойтись.

На этот раз ученица подавила готовое уже вырваться мычание «э-э-э…» и предположила:

— Слишком медленно? Все нужно делать быстрее?

— Нет. У тебя принципиальная слабость в защите от финтов. Кстати, как мы защищаемся от них?

— Тремя способами. Парирование и контратака, — заученно отчеканила Елена. — Контратака без защиты, во время финта, на опережение. И отступление.

— Вот именно, — наставник поднял меч и отмечал слова, взмахивая им, как дирижерской палочкой. — И если только предоставляется возможность, ты всегда отступаешь. Всегда шаг назад. Это предсказуемо, это опасно. Следи за собой.