Ваши не пляшут

— Тем не менее, это я. — Гость расплылся в еще более благожелательной улыбке, хотя по мне так куда уж шире., заставив маменьку замолчать и позволив пожирать свою персону едва ли не влюбленными глазами. Мне так и хотелось её одернуть, мол, батя в сравнении с этим мозгляком былинный богатырь и поет что тот Шаляпин, особливо после полулитры принятой на грудь «амброзии». — А это, — цыган наконец-то удостоил своим вниманием мою скромную персону, — насколько я понимаю, наше юное дарование.

— Вы насчет песенок, — смекнула маменька, не дав мне рта раскрыть, — так это действительно наш Володенька.

Тут мне стало понятно, что слишком уж активную родительницу в срочном порядке нужно отстранять от переговоров, которые, насколько я понимаю, мне предстоят с этим ушлым потомком кочевников-конокрадов, иначе сдаст все мое творчество не за понюх табака, еще и рада будет, что её сына удостоили такой чести.

— Мама, мне кажется, человека не стоит держать на улице, и чайку бы неплохо организовать с плюшками и твоим чудесным абрикосовым вареньем.

— Действительно, что это я разболталась. Проходите, Лойко… простите, не знаю как вас по батюшке…

— Просто Лойко, безо всяких ненужных экивоков.

Мне пришлось вновь перехватывать инициативу:

— Предлагаю расположиться за вот тем столиком во дворе. Погода отличная, на свежем воздухе общаться будет намного приятнее. Насколько я понимаю, ты ведь по делу, господин Макарский-Наливайченко. — Мое «ты» здорово зацепило и покоробило «признанного гения», но проглотил и не стал одергивать невоспитанного мальчишку.

Мама помчалась в дом, организовывать неожиданное чаепитие. Мы же с цыганом направились к вкопанному в землю столу. Мысленно возблагодарил себя за то, что утром помыл стол и скамейку, в противном случае, пришлось бы вести гостя в дом, следи за ним потом, как бы чего не прикарманил. Шучу, конечно, вряд ли владелец «Werwolf-4000M» станет что-то тырить из дома сельского кузнеца. Тут дело скорее в трех безбожно храпящих телах, так и не собирающихся просыпаться. Вот на хрена было так нажираться, чтобы потом целый выходной бездарно профукать? Не понимаю.

Впрочем, всё это лирика.

Макарский-Наливайченко вовсе не побрезговал нашими угощеньями. Набив брюхо вкусной выпечкой, он наконец откинулся на спинку скамьи и задал основополагающий вопрос:

— Совершеннолетний?

— В июле пятнадцать стукнуло.

— В таком случае, договариваемся без посредников.

— Годится, — кивнул я. И, прикинувшись наивным сельским парнишкой, поинтересовался: — Вот только в ум не возьму, о чем ты собираешься со мной договариваться? — Вновь кислая рожа, но опять-таки сдержался и проглотил мое нарочито хамское поведение.

— Говорят, ты песни пишешь. Насколько мне известно, неплохие. Хочу приобрести что-нибудь эдакое… — гость покрутил волосатой пятерней, усеянной перстнями перед собственным носом с благородной горбинкой, — лирическое.

— Откуда тебе известно о том, что я пишу песни?

— О! Слухами земля полнится. Услышал намедни «Раскинулось море широко» и «На сопках Манчжурии», в исполнении самого Юрия Колосовского, словами не передать, как зацепило, чувствуется рука мастера-сочинителя. И представь мое удивление, когда мой антрепренер сообщает, что эти два произведения написаны каким-то никому неизвестным деревенским мальчишкой. Так что, Володя, если есть, что показать, я весь внимание.

Вы хочете песен? Их есть у меня. Пришлось снимать с мотоцикла чехол с баяном. Растянул меха и без подготовки выдал:

Когда простым и нежным взором Ласкаешь ты меня, мой друг, Необычайным, цветным узором Земля и небо вспыхивают вдруг. Веселья час и боль разлуки Хочу делить с тобой всегда. Давай пожмём друг другу руки И в дальний путь на долгие года…

Следом спел «Ах эти черные глаза», « В парке Чаир распускаются розы» и, наконец, «Отвори потихоньку калитку». Пожалуй, на сегодня этим и ограничимся.

В процессе демонстрации музыкальных произведений, я внимательно следил за реакцией гостя. М-да, господин Макарский-Наливайченко абсолютно не умеет держать покерфейс. По выражению его физиономии было несложно догадаться, что песни буквально зацепили его за душу. Они, как будто специально написаны для его слащавого голоса. Тэкс, половина дела сделана, теперь важно заставить ушлого цыгана раскошелиться.

— Беру, все песни беру, Владимир! — буквально возопил певец. — Это… это… гениально… толпа на моих концертах будет неистовствовать! — И уже менее импульсивно выдал: — Готов заплатить по сто целковых за каждую.

Вот же гнус паскудный. С каждого своего выступления имеет не меньше тысячи рубликов, еще с пластинок роялти капает. Не, мы стреляный воробей, нас на мякине не проведешь.

— Пять тысяч за каждую песню, плюс три процента от выручки с каждого концерта, где они будут исполняться, вне зависимости от количества произведений.

— Двадцать тысяч за какие-то жалкие песенки! — возмущению «великого певца» не было предела.

— Но, но, господин хороший! — издевательски заулыбался прям в его лощеную рожу. — Я же не называю твое пение козлоголосым, так и ты не смей принижать мое творчество. Тем более, сам только что назвал песни гениальными, так что заключаем договор и можешь забирать мои творения в свой репертуар на законных основаниях.

Тут Лойко немного очухался, даже лицом просветлел. По всей видимости в его замазанную бриолином башку пришла какая-то «гениальная» мысля.

— Между прочим, молодой человек, у меня абсолютный музыкальный слух и отличная память на тексты. Так что мне достаточно всего лишь одного прослушивания, чтобы запомнить мелодию и слова. Не желаете миром, — ого, он уже на «вы» перешел, — сегодня же на вечернем концерте мои поклонники услышат эти песни под авторством Лойко Макарского-Наливайченко.

Ха, ха и еще сотню раз ха! Напугал ежика голым жопом.

— В таком случае в понедельник все желтые газетенки запестрят статьями о том, как маститый мэтр ограбил простого деревенского парня, незаконно присвоив принадлежащую ему авторскую собственность.

— Бездоказательно. Поверят мне, а не какому-то наглому юнцу.

— Поверят, но не вороватому пройдохе-цыгану, а именно простому сельскому парнишке, у которого достало ума зарегистрировать в нотариальной конторе тексты и музыку и положить соответствующие документы в индивидуальную ячейку одного из банков, в каком городе не скажу. Обличительные статейки в желтой прессе станут лишь цветочками. Ягод ты огребешь от судебных органов и по полной программе, тут взятками не отделаться. — На самом деле я действительно не поскупился и, на всякий пожарный случай, заверил тексты и музыку не тольео этих песен, но еще с десяток в одной адвокатской конторе города Климовска и поместил в ячейку банка «Коммерческий» братьев Нехлюдовых.

— Я скажу, что написал эти песни год назад и лишь теперь вынес на суд общественности.

— Не смеши мои тапки, Лойко. Даже если неведомо откуда в твоем распоряжении появятся текст и ноты годичной давности, заверенные самым уважаемым нотариусом государства Российского, любая хотя бы поверхностная магическая экспертиза тут же выявит подлог. И вообще, вряд ли адвокатские захотят ввязываться в заведомо проигрышное дельце, для них репутация, но, главное, свобода намного важнее тех денег, которые ты им сможешь предложить. А еще, скажу тебе, любой общественный скандал пойдет тебе во вред, а мне на пользу. На мои тексты и музыку обратят внимание ПРИЛИЧНЫЕ исполнители, с коими можно будет вести дела без опасений, что тебя попытаются банально надуть. Так что, хочешь песен, плати, не хочешь — уматывай со двора, я найду кому их толкнуть. Ведь кому, как не тебе, человеку с абсолютным музыкальным слухом по достоинству оценить коммерческий потенциал предлагаемого товара.

По мере моей грамотно выстроенной и четко аргументированной речи наглая физиономия Лойко Макарского-Наливайченко скукоживалась, теряла свой былой лоск. Выражение превосходства буквально на глазах трансформировалось сначала в удивление, затем в огорчение. До его сознания наконец-то дошло, что завладеть нахрапом чужой интеллектуальной собственностью у него не получится.

— Хитрый ты, Владимир Зубов, — не скрывая разочарования, проворчал гость. — Интересно, кто тебе подсказал так подстраховаться?

— Жизнь, Лойко, жизнь…

— Какая к чертям собачьим жизнь?! Ты еще зелень пузатая, а уже смеешь говорить со мной в поучительном тоне.

— А ты на возраст не смотри. Зри в суть. Короче, двадцать тысяч сразу и три процента от выручки с каждого твоего концерта. Да, совсем упустил из виду, десять процентов от твоего гонорара за каждую пластинку с моими песнями. И еще один момент, передавать права кому бы то ни было без моего ведома ты не имеешь права.

Пару минут «великий артист» пялился на меня как на нечто из ряда вон выходящее. Наконец шарики и ролики в его голове заняли положенные им места. И Лойко Макарский-Наливайченко с нескрываемым вздохом сожаления махнул рукой:

— Ладно, пацан, твоя взяла. Беру четыре песни на твоих условиях. Завтра к тебе подъедет мой антрепренер с адвокатом, заключите официальный договор. Деньги как желаешь получить: банковским чеком или наличными?

— Наличными, пожалуй, надежнее будет.Двадцати пяти или полусотеннымибанкнотами. Вот только сделку мы совершим не здесь а в климовском отделении коммерческого банка братьев Нехлюдовых. Заодно там же и проверим каждую бумажку на подлинность. Там же откроем счет, на который мне ежемесячно будет капать с твоих концертов, пластинок и прочих доходов. Короче, встречаемся с твоим поверенным и адвокатом в здании банка, скажем, завтра в десять утра. Ну как, годится?

— Ладно, — собеседник совсем уж безвольно махнул рукой, похоже, были у него все-таки определенные наметки, как объегорить наглого юнца, но не срослось. — Завтра в десять в здании коммерческого банка братьев Нехлюдовых.

Засим наш деловой разговор завершился. Гость не стал более задерживаться и по-быстрому свалил. Мне же пришлось легкими похлопываниями по щекам приводить в чувства маменьку, впавшую в ступор. Эко её зацепила озвученная мной сумма гонорара. Уж лучше бы занималась своими женскими делами, а не мужские разговоры подслушивала, таясь в сумрачных сенях. Даже человека толком не проводила. Впрочем, цыган перетопчется, много чести, чтобы моя маман стелилась перед разного рода аферистами, так и норовящими обобрать её любимое чадо.

Убедившись в том, что мать полностью вернулась в реальность, я вернул баян в багажное отделение мотоцикла, выкатил его на улицу и отправился навстречу синим глазищам, стройной фигурке и прочим достоинствам своей очередной пассии. Иех-х прокачу!

Эпилог

Легкий сумрак рабочего кабинета Его Императорского Величества Федора III. Помещение без особых изысков и подобающей правителю великого государства помпезности. Размерами и отделкой не впечатляет. Стены обиты дубовым шпоном. На полу идеально натертый паркет из того же дуба. На белом потолке гипсовая лепнина абстрактного содержания и люстра, которую редко используют по назначению. Массивный стол из карельской березы, на нем малахитовый письменный прибор с часами, рабочее кресло хозяина и несколько мягких удобных стульев для посетителей. Никаких шкафов с бумагами и книгами — все, что нужно доставляется секретарем, затем уносится в специальное помещение, расположенное неподалеку от царского кабинета. В дальнем от окон простенькая кушетка армейского образца, на ней император изволят отдыхать, устав от важных государственных дел. Высокие широкие окна задернуты тяжелыми портьерами, поскольку хозяин кабинета даже днем предпочитает работать в интимной обстановке при свете настольной лампы.