Ку-дар

Глава 4. Странный ку-дар

Удивление, сквозившее во взгляде Нира, граничило со страхом. Прошла целая минута после ухода стражников, прежде чем он решился заговорить.

— Ты живой, ку-дар?

— Как и Ленин, живее всех живых, — ответил я ему словами из своего детства.

— Кто такой Ле-нин?

— Да так, скажем, Сирдарий одного далекого мира, — я не стал вдаваться в объяснения.

— Он бессмертный?

— Он даже смертный бессмертный, но что тебя так удивило? Почему ты смотришь на меня, как на покойника с того света?

— Ты первый ку-дар, который не ушел в загробный мир «Кашаш» после «хела» насмерть, — Нир аккуратно отстранился от брата, чью голову держал на своем плече, и подошел ко мне:

— Хочу потрогать тебя и понять, это ты, или твоя оболочка вырвалась из «кашаш»?

— Трогай, но ниже пояса не лезь, — напряжение после боя схлынуло, меня безудержно тянуло скабрезничать и шутить.

Не обращая внимания на мои слова, Нир ощупал мои плечи, коснувшись царапины на плече, оставленной мечом Орса. Царапина затянулась и имела вид суточной давности, покрывшись буроватой корочкой. Не веря своим глазам, провел по ней пальцем: так и есть: я отчетливо ощущал выпуклую высохшую корочку давностью пару дней. Да что это такое? Я что, превратился в этакого Халка со сверхрегенерацией? И почему я чувствую такой прилив сил, что кажется, будто могу поднять тонну веса и бежать сутки без остановки? Может это просто адреналин и понимание, что я выжил? Ответы мог дать только Нир, пялившийся на меня с широко открытыми глазами.

— Этот порез ты получил сегодня?

— Да, — я снова потрогал место пореза, словно ожидал увидеть нечто другое. Но картина не менялась— плотная буроватая корочка, края которой уже начали отшелушиваться, собираясь отторгнуться.

— У ку-даров раны и царапины заживают быстрее, чем у «дех-ни», но, чтобы так быстро, я не видел, — покачал головой Нир.

В этот момент Губ застонал, приходя в сознание, открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Выбитые зубы заставляли его шепелявить, слова различались с трудом:

— Нир, мы заплатили «абрал»?

— Нет, — коротко ответил старший брат, и глаза младшего снова закрылись.

— Ему нужно попить, — я оглянулся в поисках воды и заметил деревянную кадку недалеко от нашего «набах».

— Здесь есть колодец поблизости?

— Есть, но сейчас «сирдар», время, когда оба «сирда» сближаются. Нельзя ходить долго, можно сильно сгореть, — робко запротестовал Нир.

— Я же ку-дар, что со мной случится? — отмахнулся от его слов и, узнав в какой сторонке колодец, пошел за водой. Сказать, что в Даре-Ач полностью замерла жизнь — неправда. Жизнь просто переместилась под полотняные навесы и в тень узких улочек. Пару раз на солнце встречались люди, но обязательно с зонтиками и черными повязками на глазах. Повязки, скорее всего, были наклеены на какой-то плотный материал, потому что имели вид прямой планки. Этакий первый прототип очков для защиты глаз от избыточного солнечного излучения. Я уже понял, что ку-дары такое освещение и активность двух светил переносят легче других людей.

Колодец располагался за трибунами, где совсем недавно я отстаивал свою жизнь. Сирды немилосердно пекли мне голову, покалывая огненными спицами оголенные участки кожи. Пока наполнил бадью и вернулся обратно, прошло не меньше двадцати минут. И снова, едва вступив в тень, заметил, как моментально пришло ощущение охлаждения всего тела, словно нырнул в бассейн с холодной водой. Омыв лицо Губа, убрал кровавые пузыри и потеки с его лица. Губ пришел в сознание и после водных процедур немного ожил. Подставив ладони, смог даже выпить немного воды.

— Тебе нужно отдохнуть, — я помог ему привалиться к плетню загончика, подстелив побольше соломы.

— Спасибо, ку-дар, — смог поблагодарить Губ, откидываясь.

— Сергей, можно Серг, — я не ожидал, что полуживой Губ и относительно сохранный Нир так испугаются, услышав мое имя.

— Замолчи, — Нир подскочил ко мне, зажимая мне рот рукой. — У ку-даров нет имен. Услышит тебя кто-нибудь, сразу убьют, не приглашая на «хел». Да еще и имя такое страшное, так зовут трехголового кварка сторожащего «кашаш».

Убрав руку Нира со своего лица, я осмотрелся: слава Сирду, никого поблизости нет. Поймал себя на мысли, что подумал про Сирда, а не Бога. Вживаешься в роль, ку-дар, — язвительно заметил внутренний голос. — Заткнись, — приказал негоднику, пытаясь понять, что же мне делать дальше.

— Что я такого сказал? Ты не злись, ку-дар, но нельзя говорить, что у тебя есть имя, просто нельзя, — голос Нира звучал испуганно. Это я слух произнес «заткнись» раздосадованный своим положением, а бедняга принял мои слова на свой счет.

— Это не тебе, я с Сергом говорил, — попытался успокоить Нира, вгоняя того в ужас.

— Ты можешь говорить с Сергом? С трехголовым Сергом? И он отвечает тебе?

— Да, и часто говорит очень глупые вещи. Я тебя понял, Нир, имя говорить нельзя. Что еще нельзя делать ку-дару?

— Заходить в дома «дех-ни», пересекать дорогу перед идущими, выходить из хлева ночью, отходить из поселения на расстояние дальше, чем четверть «сирда». Кроме того, любой ку-дар должен выполнять указание «дех-ни», делать любую порученную ему работу.

— Это все? А права у меня вообще есть? Как я должен есть, пить, одеваться? Если мне ничего делать нельзя?

— Права есть, — кивнул Нир, начиная загибать пальцы, — ты имеешь право ночевать в любом хлеву, где есть хотя бы один кварк. Обязанности по твоему кормлению возлагаются на хозяина кварка, с которым ты будешь жить в хлеву. Ни один «дех-ни» не имеет права отказать тебе в еде или питье. Если твоя одежда прохудилась, то тот «дех-ни», с чьими кварками ты живешь, должен дать тебе одежду. Чаще всего это старая одежда самого хозяина кварков.

— Нир, а почему нельзя выходить ночью из хлева?

— Потому что дикие кварки могут позвать тебя к себе, и ты подашься их зову. Есть предание, которого все «дех-ни», «ихи-ри» и остальные очень боятся. В предании говорится, что появится ку-дар, который станет Сирдарием кварков, и они отомстят людям за все свои беды.

— Нир, если дикие кварки могут позвать меня, почему не могут позвать домашних кварков?

Нир только открыл рот, как Губ, слушавший нас полулежа, торопливо воскликнул:

— Не говори ему!

— Что не говорить? — Меня удивила реакция младшего брата: я ему воды притащил, морду его дех-нийскую омыл, а он от меня что-то скрыть хочет.

— Ку-дар, прости, но, если я скажу, и об этом узнают, меня убьют без «хела», — Нир понурил голову.

— Не узнают, даже швабра в заднице не заставит меня тебя сдать, — мой тюремный юмор Нир не оценил:

— Прости, ку-дар, я не могу!

У меня дико зачесались руки, я даже видел эту картину, словно смотрел кино: один удар кулаком и шея этого «дех-ни» хрустнет. А потом второй, он даже не успеет подняться, когда я вколочу его голову в плечи. Я физически ощущал, как по моим жилам перекатывается энергия, наполняя меня невиданной мощью.

— «Варж», не нужно, ты давал клятву именем Сирда, — Нир испуганно поднял руки над головой, согнувшись в ожидании удара. В висках застучало от боли, пелена с глаз медленно спадала, зрение возвращалось. Глубоко выдохнув, я окончательно пришел в себя.

— Что это было? — Во рту пересохло, а сердце билось так, словно я пробежал стометровку за пять секунд.

— Ты чуть не превратился в «варжа», — оба брата побледнели как мел, — но, когда я напомнил тебе про клятву, ты пришел в себя.

Нир отошел от меня и присел рядом с братом: в их глазах застыл страх. Зря я их так напугал, теперь они замкнутся и перестанут мне доверять. С другой стороны, это какое-то неконтролируемое состояние, я даже не понял, как во мне заклокотала энергия, переполняя словно котелок на огне. Поняв, что понадобится время для восстановления доверия, решил немного отдохнуть. Но отдохнуть мне не дали: появились стражники. Один нес две миски с темной бурдой, в которых лежали ломти хлеба. Второй держал в руках крытый соломой зонт, представлявший собой аналог древнекитайских нескладных зонтов. Передав миски братьям, стражники удалились, не встречаясь взглядом с голодным ку-даром. Братья пошептались, и Нир принес одну миску с ломтем хлеба:

— Губ не может есть, возьми, ку-дар, тебе силы понадобятся для боя с Болчаком.

— Спасибо, — я хотел гордо отказаться, но голод оказался сильнее. — Этот Болчак сильный боец? — спросил я с набитым ртом. Темная бурда оказалась фасолью сваренная до кашеобразного состояния.

— Очень сильный, — подтвердил Нир, принимаясь за еду, — я не помню, чтобы его кто-то победил на мечах в бою до смерти.

— У меня бой будет на мечах?

— Это как решит «даир», — промычал «дех-ни», вылизывая миску. Ложек не дали, закончив есть кашу руками, я последовал его примеру. Фасоль оказалась очень вкусной, только было ее мало. Мой желудок бунтовал, издавая неприличные звуки и требуя добавки. Беседа заглохла, и я незаметно задремал, проснувшись от укола в плечо. Тот самый стражник, что несколько раз прошелся по моей матери, повторно ткнул меня острием копья:

— Вставай, отребье кварка, «хел» не будет ждать пока ты выспишься!

— Я все запоминаю, — пробурчал я себе под нос, планируя месть этому несносному стражнику.

В этот раз на «хел» я шел один: температура воздуха немного упала, и лучи небесных светил ласкали кожу, хотя рубахи стражников взмокли от пота. Мы дошли до пустой площадки: зрители только подходили, рассаживаясь по самодельным трибунам. Мы прошли площадку ристалища и подошли к небольшому помосту с пологом сверху. «Даир» махнул рукой, оба стражника отошли на десяток шагов, спрятавшись в тени трибун.

— Ку-дар, почему мне кажется, что ты необычный?

— Я ку-дар, — безучастно отвечаю, глядя себе под ноги. Нельзя дать «даиру» повод для сомнений. Если он заподозрит неладное, то моя недолгая жизнь в этом мире прервется быстро. А мне как-то не хочется на тот свет, неизвестно, есть ли у меня шанс на реинкарнацию.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — «даир» смотрит пронизывающим взглядом.

— Что сказать? — я неловко переминаюсь на месте, копируя угнетенный вид виденного мной ку-дара.

— От меня зависит, будешь ты жить, или Болчак тебя убьет, — глава Даре-Ача закидывает удочку. Есть соблазн попросить дать мне жизнь, но где-то в глубине души чувствую, что я сильнее и лучше пресловутого Болчака. А если это просто уловка? «Даир» поймет, что я необычный и даст команду убить. Нет, я попробую счастья в бою с Болчаком, каким-бы он знаменитым бойцом ни был.

— Стража, — зовет «даир», проведите это животное на площадку и позовите Хейкара. Хейкаром оказался белобородый, вижу, как он семенит по направлению к «даиру», слушает его, покорно кивая головой. Несколько раз белобородый оглядывается, словно боится потерять меня из виду. Я понимаю, что прямо сейчас «даиром» решается моя судьба, а Хейкар должен проследить, чтобы вердикт главы поселения был выполнен. Их переговоры заканчиваются, и Хейкар выходит на середину площадки, где мне предстоит отстаивать свое право на жизнь.

— Жители Даре-Ача, наш милостивый «даир» решил немного разнообразить сегодняшний «хел», где ку-дар должен подтвердить свое право на жизнь с разрешения Великого Сирда. Наш несравненный боец Болчак и ку-дар будут сражаться с завязанными глазами... — концовка фразы потонула в реве толпы, которой пообещали новое зрелище.