Дневник восьмиклассника

3 сентября 1981 года

Удачно вышло вчера, если не считать того момента, что прилетает каждый день в башку, да еще и конфликты со взрослыми с такой же периодичностью. К сожалению, это нормально. В том смысле, что слабака всегда давят, а со взрослыми не получается общаться. Формулу «я старший, а ты говно» мой мозг отвергает категорически. Или это гормоны мальца, которому в руки попала имба, пистик с патронами в темной подворотне. И грех не применить против хулиганов. Хотя… не у каждого хватит решимости применить на поражение огнестрельное оружие, так что не знаю.

Вчера вечером сработала моя закладка с дневником, аж самому приятно стало. С одной стороны немного доблести в том, чтоб предугадать действия мелкого паршивца, а с другой — когда шар катится в лузу строго по твоему плану, это приятно. А ведь у бильярдного шара мозгов еще меньше, чем у Павлика. Фу, какое мерзкое имя! И ведь уверен — назвали пацана так в честь Павла Корчагина, героя недавно запущенного по телевизору сериала про героя-комсомольца эпохи гражданской войны. Угу, и растят ребенка в том же духе — преодоления и мужества.

— Михаил, что это за история с дневником? — За ужином родители вдвоём решили разобраться с мутной ситуацией.

— С каким дневником? Оценок пока нет, замечаний тоже. Так что смотреть нечего, а расписание я заполнил сразу на две недели.

— С этим да, с твоим школьным дневником всё хорошо. И даже я довольна. Что ты понаписал в своём личном дневнике? Зачем весь этот бред и угрозы в адрес младшего брата?

— А всё просто, про разведчиков смотрел недавно, — вру в полный рост — там наше командование специально подозреваемому в сотрудничестве с фашистами подсунули дезу. А как она всплыла, сразу стало ясно, кто по сейфам и столам генеральским шарит.

— Так-так, — героический отец двух сыновей первый въезжает в ситуацию — продолжай.

— И теперь мы знаем как минимум две вещи: что этот огрызок шарится по моим личным вещам, и понимание безнравственности ему незнакомо…

— Он еще маленький, ему простительно — бросилась защищать любимое чадо мать.

—… а во-вторых, что тебе тоже чуждо чувство такта, неприкосновенности личного пространства. Ведь там было русским по белому написано: «Личный дневник».

— Ты меня опять взялся учить? Я еще про прошлый раз не рассказала отцу. Так даже лучше. Отец, ты видишь, как Михаил начал себя вести?

— Мам, а по отцовым вещам вы с Павликом тоже шарите на пару? Один залезает и тянет, вторая разбирает барахло на разрешённое к обороту и запретку.

А вот сейчас было предсказуемо. Поэтому я ушел с линии удара, откинувшись назад вместе со стулом. Павлику досталось только кончиками пальцев, но ему и этого хватило для рёва. Был бы нормальный маникюр — остались бы полосы. Причём он сразу уловил акценты.

— Это Мишка виноват! Мне больно! Мааам, он это нарочно!

— Дима, ты видишь, что в доме творится!

— А что, Дима? Я вижу. Вижу, что сын вырос, борется за своё право на личную жизнь, на какие-то тайны.

— У ребенка не может быть тайн от меня! Я мать, я имею право и обязана знать всё, что происходит с мальчиком. Вот когда вырастет…

— Да никогда он у тебя с эдаким подходом не вырастет! — Ого, папанька встал на мою сторону? — Сбежит из-под твоей опеки куда подальше и будет прав.

— Ну это еще не скоро. Нос не дорос. — А вот тут я подключусь, пожалуй. Я вообще начинаю сочувствовать тому, кто тут жил до меня.

— Ты заблуждаешься, мама.

— Че-ево-о⁈ — Чуть не сорвался и не передразнил её: «Та-аво-о!»

— Ты ошибаешься насчёт моего носа. Восьмой класс закончу, а далее вольной птицей упорхну из гнезда, похожего на клетку. Любой техникум меня с руками оторвёт. А там степуха, общага, шарага… Всё сам, своим умом. А если кто-то полезет в мой дневник…

— Договаривай-договаривай! Отец, он же мне сейчас угрожать начал.

— Что ты всё раскочегариваешь, что за натура такая! Сама ворочаешь чёрте-что, а потом удивляешься. Давайте мы все успокоимся. А ты рот прикрой, сам виноват. Брат в твоём возрасте и в магазин сам ходил, и за тобой присматривал, и вообще самостоятельный уже был. А ты, Павел, всё в младенца играешь. Не заигрался?

Отец вышел из-за стола, так и не доев жареную картошку. А картофан зачётный у матери получился, я так ни разу не смог пожарить за всю жизнь. За прошлую, понятное дело. Разделанная селёдка как высшая форма жизни украсила собой ужин. Эх вы, взрослые, такой ужин испортили! Словно не могли после расправу устроить. Но нет, всё спешат вроде как к чему-то важному, а на самом деле кино смотреть после программы «Время»! может, я утрирую, но вон он — первый пошёл! Отец в кресло залезает, на часах девять вечера. Мать посуду помоет и тоже подсядет, как раз фильм начнется. Впрочем, кто я им, просто сын, да и то одержимый… мной.

Сижу в своей комнате, читаю учебники. На самом деле, если с головой подходить к процессу, то всё гораздо понятнее, чем без головы. То есть в детстве меня это бы ни за что не увлекло. Без «бы» — не увлекало. А тут даже интересно, а всё потому, что база есть. А может просто на старые дрожжи ложится лучше. Так что есть надежда, что уроки меня сильно не придавят. Тем более письменные. Смешно вышло, так не любил писать в школе, а потом вырос и стал литератором и журналистом. Так что теперь оформить задачу по физике или написать упражнение по русскому вообще не вопрос.

— Не спишь?

— Сплю. Вернее, планировал.

— О как, планировал… Это хорошо, планировать — это правильно. Вырастешь, к себе возьму в сектор планирования. В горисполкоме умные специалисты позарез нужны.

Вид сбоку: Отец семейства стоял рядом с двухярусной кроватью и шептался со старшим сыном. О себе, о жизни, о мире… Он и подумать не мог, что парень уже вырос, почти взрослый стал. Кстати, он не рассказывал сыну, но свой трудовой путь тот Дима, каким он был в юности, начинал примерно также. Восьмилетка, Фабрично-заводское училище, завод, заочный институт, заводоуправление, горком… Карьера прямая и незамысловатая, как струна на балалайке. И ведь ничего постыдного в том, чтобы учиться в техникуме нет. Чего она взъелась? Он всё чаще вместо имени собственного или существительного жена, супруга использовал местоимение она. Вслух — прилагательное, про себя — местоимение. Такой морфологический разбор у бывшего Димы творился не из собственного школьного опыта, пришлось вместе со старшим заучивать правила русского языка после работы в прошлом году. Мать отдалилась от Миши после диагноза, ребенок рос почти брошенным.

А в это время Павлик лежал на нижнем ярусе и старательно делал вид, что спит. Он понимал, что очень важно подслушать и понять все семейные расклады, чтоб ориентироваться в мире. Не аналитик, не стратег, даже не шибко умный мальчик тем не менее чутьём понимал, как строить свои отношения в семье так, чтобы ему доставались все самые сладкие куски. Сейчас он понимал, что что-то изменилось, вот только не мог понять, что теперь делать. Мишка ушел из-под его слюнявого шантажа, ушел от матери как колобок, по сути, на него сможет влиять только отец. Значит, надо влиять на папу, который будет давить на Мишку. Очень Павлу не понравился тот подзатыльник, который он получил сегодня после ужина от брата. А перед этим еще и от мамы за столом досталось. А самое обидное — Мишке ничего за это не было.

Утром я проснулся вместе с отцом. Во-первых, надо наводить новые мосты, а кроме того, начал бегать по утрам. Почему именно утром? Тут так принято, все зарядки утренние, на человека бегущего вечером, тем более на пацана посмотрят с подозрением, а то и догнать попытаются, чтоб сдать дружинникам. Ведь этот бежал? Значит от кого-то! А в Стране Советов бегать можно только от милиции и дружинников. От алиментов бегать возраст не позволяет, от инфаркта тем более. Эдак выкрутит ухо добровольный помощник органов правопорядка, постоит, а потом скажет: «Повезло тебе, вали отсюда!» И вместо извинения за просто так открученное ухо еще поджопник отвесит. Народ простой, про права личности ничего не слышал. И вообще, что ты пацан про наличность говорил? Спер у кого-нибудь кошелек?

«Короче говоря, пока он завтракал, я бегал. Пробежал до перекрёстка нашей улицы и Советской. Повернул направо, хотел оббежать квартал и вернуться домой, но испугался и срезал дворами. Поскольку момент с зарядкой был обговорен с ним с вечера, то сегодня вопросов не было. А вчера, вчера мы поговорили как два взрослых мужчины…» То есть оба притворялись: он делал вид, что видит во мне взрослого, а я — что не являюсь таковым на самом деле. Забавно вышло. А вдвойне забавно, что если грамотно записывать в дневнике вот эти детальки, то может выйти неплохая книжка. Потом, когда такое начнут принимать издательства. Один момент — записывать такое в дневник нельзя. А можно только факты, да и то не все.

«По составленному мной плану тренировок утром только бег, силовые упражнения и бой с тенью вечером. Это и долго, и совсем другой вид нагрузок. Кто-то скажет, что я не прав и пойдёт в задницу. Прости, дневник, что на тебя иногда капают такие слова, но мы же договорились — тебя читаю только я. А если полезет мама, то она сама себе враг. Лазить по личным записям сына — это отвратительно! Кстати, я начал работать над почерком. Выработанная привычка к аккуратным записям не отнимает душевные силы и время, зато создаёт реноме организованного человека. В случае со школой — старательного ученика». В школе учителя ценят не умных, а прилежных и послушных. Сто раз в глаза говорили разные тёти — мне тройка ученика Такейкина дороже, чем твоя пятёрка. Потому что для него она достижение, а для тебя норма. Или это они про другое? Что просрать можно любой талант без упорной работы? Да уж, когда появляется время думать и смотреть на свою жизнь со стороны, некоторые вещи кажутся другими.

— Обидно, да? Мишка, ну скажи же, что фигня!

— Ты про что? — Я иду в школу вместе с Андреем Корнеем и вполуха слушаю его философский трактат о тщете школьного образования.

— Если бы первое сентября было не во вторник, а в четверг, то мы бы оттарабанили три дня, и на выходной! А так пять дней. Первая неделя должна быть…

— Лайтовой?

— Чего? — Он аж споткнулся.

— Лайт — по-английски «лёгкий», лайтовая — то есть лёгкая по-ихнему.

— Вот смотрю на тебя и офигеваю, Корчага! Если ты такой слабак, то чего такой тупой? Лайт переводится как свет. Даже я уже выучил за столько лет.

— Ну да, ну да. Инглиш никогда не был моей сильной стороной.

— Во-во, и разговариваешь как ботаник, и на физре как сопля, а сам тупой как я.

— И чего мне делать? — Сам чутка охреневаю с этого философа доморощенного.

— Ты или к нашим прибивайся, или к ненашим. Хотя как по мне, так лучше сильным стать, чем заучкой становиться. Девки любят сильных и смелых. А какой прок от смелости, если тебе сразу же в жбан вмажут, и ты будешь под стеночкой лежать. Девчонка поахает над твоим телом, а пойдёт под ручку с тем, кто тебя вырубил.

— Гонишь, Корней, в кино показывают, что избитых девки начинают обхаживать и любят.

— Гы-гы! А еще там показывают после поцелуев сразу небо. А в жизни после поцелуев обжиманцы и в трусы лезут. Жизнь надо изучать не по фильмам. Не по учебникам. Держись за меня, я тебя научу настоящей жизни, — резюмировал сопливый философ.