Распутин наш

Батюшин достал из кармана последний листок и сунул в руки Непенину.

— Это еще не всё, — приглушил он свой голос. — В резиденции остался документ с весьма занятным названием “Stand-off list” из двухсот фамилий. Можно перевести, как “дуэльный список”. Так вот, мы с вами там — в лидирующем пелетоне.

— И что это всё значит? — помахал прочитанным текстом Непенин.

— Это значит, дорогой Адриан Иванович, что Россия на этой войне получила на один фронт больше, а союзников — на одного меньше. Может, их и вовсе нет…

— Простите, Николай Степанович, — прищурил глаза Глобачёв, — всё это “богатство” вы обнаружили за те полчаса, пока беседовали с моим подопечным?

— Он показал мне сейф, не замеченный при первом осмотре, — неохотно ответил Батюшин. — А что?

— Так может быть, он еще расскажет что-то, что прольёт свет на ночное происшествие и на эти весьма любопытные бумаги. Честно говоря, я с удовольствием уступил бы ему право предстоящего высочайшего доклада.

— А вот тут, дражайший Константин Иванович, я вас порадовать не могу, ибо забираю Распутина для производства следственных действий.

— На каком основании, простите?

— На основании подозрения о шпионстве в пользу Германии.

— Я буду вынужден отразить в своём рапорте…

— Давайте договоримся, Константин Иванович, — произнёс Батюшин с плохо скрываемой угрозой, — вы не обсуждаете и не отражаете в своем рапорте мои действия, а я забываю про утечку секретных донесений Охранного отделения, оказавшихся каким-то загадочным образом в британской миссии. Кстати, скоро тут появятся английские дипломаты. Сами с ними будете общаться или предоставите это контрразведке?

— Но что же мне сообщить государыне? — прошептал Глобачев.

— Сообщите, что похищен неизвестными. Ведутся поиски. Прилагаете усилия. А когда я вам его отдам, у вас появится возможность отчитаться об успешно проведенной операции спасения. Прошу прощения, господа, но я исчерпал все отпущенные мне лимиты времени. Позвольте откланяться.

Не желая более дискутировать на щекотливые темы, Батюшин торопливо распрощался и отправился к особняку, чувствуя спиной растерянный взгляд Глобачева и тяжелый, осуждающий взор адмирала Непенина.