Под куполом

Малфой поднимает глаза.

— А я оставил ее.

— У тебя не было выхода. И твой отец…

— Он болен, — перебивает Малфой и снова утыкается взглядом в миску. — И не сможет ее защитить. У них нет палочек. Боюсь, он вообще умрет, пока мы тут разбираемся с гоблинами.

Гермиона ерзает на кровати. Она все еще недостаточно хорошо знает его нынешнего, чтобы подобрать нужные слова утешения или одобрения, а неправильные прозвучат глупо. Малфой замечает ее терзания и кривит губы.

— Брось, Грейнджер, слова все равно пусты и не помогут.

— Я просто хочу сказать, что мне жаль твоих родителей, и я надеюсь, что мы сможем все исправить, — она слегка смущается, но не отводит глаз от его лица. — Честное слово, Малфой.

Не ответив, он ставит пустую миску на стол и снова устало растягивается на кровати. Гермиона относит посуду обратно старой монашке, а потом некоторое время рассматривает собор, и по коже почему-то бегут мурашки. Тихо, умиротворяюще и величественно. Здесь пережидали войны и эпидемии, здесь прощали, просили и просят от самого сердца. И Гермиона тоже просит — у кого-то неведомого — чтобы им повезло.

— Потрясающе, — произносит она, заглядевшись на потолок так, что у нее затекает шея.

— Такой потолок называется веерный, — Малфой внезапно оказывается у нее за спиной. — Один из самых изящных. Мама говорит, что они, в основном, встречаются только в Англии, но она не так много путешествовала и поэтому может ошибаться.

Они блуждают по собору вдвоем: Малфой негромко рассказывает то, что знает, а Гермиона внимательно слушает, потому что никогда не увлекалась архитектурой и теперь жалеет, что не уделила этому хоть немного времени. Но слушать Малфоя ей нравится: он уверен в том, о чем говорит, и явно увлечен своей темой. Рон бы сейчас только закатил глаза и заявил, что от этих знаний у него сводит живот.

— Гробница Екатерины Арагонской, — читает Гермиона шепотом, и ее шепот уносится высоко под своды здания. — Несчастная женщина, которая постоянно молила о любви, а ее выкинули за ненадобностью лишь потому, что она не могла родить мальчика. Если бы Генрих только знал, что это и его вина!

Малфой пожимает плечами.

— Выпрашивать любовь — заведомо провальное дело, Грейнджер. На ее месте нужно было уйти с гордо поднятой головой и наплевать на этого Генриха. Все эти мечты о том, что кто-то может тебя полюбить за что-то — полная чушь. Любовь или есть, или нет. Ни за что и ни по какой причине.

Они ложатся довольно рано, выпив ароматный чай, и почти сразу засыпают, слушая тишину, иногда прерываемую шепотом и гулким звуком шагов. Гермионе кажется, что она давно не чувствовала себя настолько спокойно и защищенно.

Драко

Когда Драко просыпается, Грейнджер, конечно, уже нет на месте. Часы показывают девять утра, и собор снова полон самых разных звуков и запахов. Он медленно одевается и идет на звук звенящей посуды. Грейнджер сидит за одним из длинных столов наподобие тех, что стояли у них в Хогвартсе, и разговаривает с русым парнем в защитном костюме зеленого цвета. Драко молча берет у монашки тарелку с овсяной кашей и садится рядом с Грейнджер на жесткую скамью.

— Мы с Майклом говорили о местном режиме, — Грейнджер выглядит заинтересованной. — Оказывается, их коммуна поделена на разные виды труда. Дети помогают по мелким делам и много учатся, женщины ведут основное хозяйство, а мужчины занимаются животными и охраной. Все получают равные порции еды и живут в равных условиях, и самое интересное — эти правила работают.

— Великолепно, — выдавливает Драко, погружая чуть гнутую алюминиевую ложку в густую кашу, которая выглядит не особенно аппетитно.

Только Грейнджер, конечно, может радоваться всякой ерунде вроде равных правил в идеальной среде. Впрочем, стоит ли удивляться, если вспомнить ее попытки основать Г.А.В.Н.Э, куда даже Поттер с Уизли побоялись вступать?

— Увидимся вечером, — Майкл широко улыбается, и Грейнджер приветливо улыбается в ответ.

— Он к тебе клеится, — изрекает Драко, мрачно пробуя кашу на вкус и морщась. — Какая гадость.

— Не выдумывай, — Грейнджер, разумеется, сразу отрицает очевидное. — Мы просто разговаривали, и, кстати, в полдень нас ждет Сэм. Они обещали придумать способ отправить нас в Йорк.

— У них все женщины страшные и усталые, потому что пашут в своем восхитительном равенстве с утра до ночи, — Драко делает еще одну попытку поесть, но тут же отставляет тарелку. — А тут появляешься ты: красивая и слегка утомленная вождением автомобиля.

Грейнджер резко задирает голову и смотрит на своды собора.

— Жду, когда на меня обрушится небо, — язвительно замечает она. — Услышать от тебя, что я красивая. Вот, кажется, вижу, как откалываются камни…

Драко молча поднимается из-за стола, держа тарелку с недоеденной кашей, и Грейнджер остается за спиной. Да, пожалуй, она права: он и сам не ожидал от себя таких слов. С другой стороны, он не соврал. Думая о том, как отвратительно выглядит он сам в этом старом свитере и брюках, Драко тяжело выдыхает. Однажды, может быть, все вернется на свои места.

Они выходят на улицу, надев защитные костюмы и держа в руках противогазы. Грейнджер долго показывала, как правильно их надевать, и ее волосы, и так привычно растрепанные, теперь торчат во все стороны пушистой копной.

Городок кипит жизнью: дети, с раннего утра ушедшие в школу, теперь возвращаются и сразу бегут помогать взрослым. Кто-то подметает дорожки, кто-то бежит с горой грязного белья. Женщины трудятся в основном в теплицах и на кухнях, некоторые из них тоже носят военную форму, потому что мужчин как всегда меньше. Драко с трудом уговаривает Грейнджер не увлекаться бесполезной помощью.

— Ты видел, сколько у них дел? Электричества нет, воду приходится таскать из источника…

— Грейнджер, наша задача — вернуть миру все блага, а не помогать ему выживать в дерьмовых условиях, — Драко шагает по мокрой дороге по направлению к дому Сэма. — А то, что они живут так мирно — так это ненадолго. Пока что всех устраивает равенство и тяжелый труд, а потом кому-нибудь обязательно захочется отдохнуть. Идеальных систем не существует.

Грейнджер сердито пожимает плечами, потому что ей хочется верить в обратное, и это нормально. Мечта дает надежду, но стоит все же отделять мечту от иллюзий. Ему самому удалось это не с первого раза, не говоря о последствиях…

Сэм и Джош уже ждут их, разложив на столе несколько карт. Рядом с ними Драко чувствует себя так, словно ему не восемнадцать, а тринадцать. Они выглядят очень взрослыми, хотя на самом деле им не больше двадцати пяти, но форма и оружие придают куда более солидный и воинственный вид, чем его старый свитер и потертые брюки.

— Завтра мы отправляемся в Йорк за припасами на вагонетке, она двигается на угле, а его пока достаточно, и как раз готовы взять вас с собой, — Джош показывает на карте станцию в Йорке, куда они прибудут. — Путь не очень далекий, всего часа три, но по дороге могут случиться разные вещи, предсказать их заранее невозможно. Туман сводит с ума животных и людей. В прошлый раз мы видели ходячего мертвеца….

Сэм машет на него рукой.

— Нет никаких ходячих мертвецов, Джош. Вам с Дином просто показалось. Вагонетка отправится утром, в семь часов. Пойдет?

Драко кивает одновременно с Грейнджер. То, что им предлагают — если, конечно, здесь нет подвоха — идеальное решение. Своим ходом они бы добирались явно дольше.

— И приходите сегодня на танцы, — кричит им вдогонку Сэм, когда они уже выходят за двери. — Вторая улица направо от собора, дом с белым львом на фасаде.

Драко на ходу разглядывает противогаз: вот он, современный шлем, современная маска чумного доктора, безобразная и безликая, как и изменившееся человечество. От соборов — к коробкам из блоков и стекла, от доспехов и роскошных платьев — к одинаковым костюмам и коротким юбкам. Скудно и скучно.

Грейнджер тащит его в библиотеку, которая расположена в здании рядом с собором, тоже в готическом стиле. Книжные стеллажи убегают вдаль, и здесь даже мадам Пинс почувствовала бы себя счастливой. Драко бродит среди них, читая названия книг. Сколько труда — и для чего? Чтобы мир захватили гоблины. Или кто-нибудь еще. Наверное, поэтому нужно жить настоящим, а не строить бессмысленные теории.

— Я подумала, что ты никогда не читал маггловскую литературу, — Грейнджер находит его около секции истории. — И прихватила несколько самых лучших книг с собой.

— То есть украла.

— Позаимствовала, — она упрямо трясет головой. — Я расписалась в формуляре, что верну эти книги через два месяца. В конце концов, их здесь никто не читает, стеллажи в самом конце вообще затянуты паутиной. А нам как-нибудь придется коротать вечера. Боюсь, их будет много.

Драко поджимает губы. Как она беззастенчиво берет то, что ей нужно, обещая вернуть, хотя сама прекрасно понимает, что они вряд ли еще раз попадут в Питерборо. С другой стороны, она права: люди почти не читают сейчас, когда на кону стоит выживание. Там, за сетчатым забором тебя пытаются убить или подонок, или туман, или стая докси. Кому придет в голову читать Шекспира?

Он сам ни на какие танцы, разумеется, не собирается. Но Грейнджер предлагает пойти, чтобы немного отвлечься, и, по ее мнению, не прийти значит проявить неуважение к приглашающим. Драко наотрез отказывается, и Грейнджер, прихорошившись, уходит одна.

Он некоторое время бродит по собору, внимательно разглядывая витражи, своды и средневековую скульптуру, потом переводит взгляд на наручные часы: Грейнджер ушла полчаса назад, и ему становится неспокойно. Одернув свитер и расчесав волосы старым гребнем, который на прощание сунула ему в карман мать, Драко выходит из собора и торопливо идет по мощенной булыжником улочке. Дом с белым львом на фасаде оказывается сразу за углом: типичный английский домик, какие строили в шестнадцатом веке.

Грейнджер он находит не сразу, проталкиваясь через толпу веселящихся людей. Веселье в этом мире кажется ему невозможным и неестественным, и улыбающиеся лица выглядят для него уродливыми гримасами. Грейнджер стоит около барной стойки, нерешительно сжимая в руках бокал с вином.

— Что, присоединимся? — Майкл, который, разумеется, не отлипает от нее, указывает широкой ладонью на танцующих. Драко не нравятся его блестящие глаза.

— Она со мной, — Драко выдавливает из себя вежливый тон вместе с улыбкой и протягивает Грейнджер руку.

Она тут же смущается и переводит взгляд с него на Майкла и обратно. И все-таки кладет свою ладонь на его, позволяя увести себя в толпу. Музыка меняется с веселой на медленную и романтичную, и Драко выжидающе смотрит на Грейнджер. Та невозмутимо кладет руки на его плечи, и они оба чувствуют на себе пристальный взгляд разочарованного Майкла.

— Не давай мужчинам ложных надежд, — замечает Драко тихо, когда они плавно двигаются под музыку. — Особенно когда ты одна.

— Я не одна, — отвечает она тихо, и он с интересом вглядывается в ее карие глаза. — Я с тобой, а ты хорошо вживаешься в роль моего парня. Я бы поверила.

Драко хмыкает. Его руки лежат на ее тонкой талии, спрятанной под плотным вязаным свитером, и он чувствует аромат ландыша на ее волосах. Да, пожалуй, из всех женщин здесь Грейнджер — самая привлекательная. Драко вспоминает, как они танцевали с Паркинсон на Святочном балу. У нее была чудовищная малиновая мантия, губы накрашены такой же малиновой помадой, но он все-таки умудрился ее поцеловать, и весь оставшийся вечер она была невероятно горда собой. Поцеловаться с Малфоем, невиданно жалкое достижение.