Потопленная «Чайка»

Мы подъехали к харьковскому вокзалу в два часа ночи.

Весь последний вечер Раиса заметно нервничала, беспокоилась, лихорадочно поеживалась. Пиртахия постоянно вертелся поблизости.

Когда поезд замедлил ход, Раиса мне сказала:

— Сегодня в восемь часов вечера я буду ждать тебя возле памятника Шевченко. Я скажу тебе точно, когда решу вернуться в Тбилиси. И еще кое-что хочу рассказать. Только об одном умоляю тебя — не выходи на перрон вместе со мной! Он так ревнив...

— Ясно, — коротко проговорил я и взял свой чемодан, — ровно в восемь у памятника.

Поезд дернулся и стал.

Встречающих было совсем не много. Я и оперуполномоченный направились к деревянному киоску, откуда доносился, перекрывая запах угля и дыма, привлекательный аромат горячих пирожков. В руках мы держали кожаные перчатки и поигрывали ими. Мимо нас прошел какой-то носильщик и улыбнулся как старым знакомым. Он подбежал к тому вагону, из которого мы только что вышли, и стал внимательно разглядывать приехавших. Увидев Раису с зачехленным чемоданом, он схватился было за ее вещи, но женщина решительно отстранила его. Носильщик не отставал, не желая терять заработок. Раиса что-то проговорила, как видно, наотрез отказываясь от его услуг, и отвернулась. Тогда носильщик достал из кармана скомканный платок и отер лоб.

Я и Пиртахия следили за этой сценой, не отрывая глаз: мы знали, что «носильщик» — наш харьковский коллега и платком он сигнализировал своим товарищам, чтобы они взяли Раису под наблюдение.

Носильщик отошел от освещенного вагона и сразу же растворился в темноте. Раиса стояла возле ступенек и растерянно оглядывалась вокруг. Народу становилось все меньше и меньше. Когда на перроне уже никого не оставалось, моя «кузина» сердито схватила чемоданы и направилась к выходу. Дождавшись, пока она подойдет поближе, я выступил из тени киоска и удивленно спросил:

— Как, ты одна?

— Да, меня не встретили, видно, с ними что-то случилось. — Женщина замолкла, испугавшись, чтобы случайно оброненное слово не выдало ее тайны. — Должно быть, мой жених заболел или, может, затерялась телеграмма.

«Должно быть, так, милая Раиса, — подумал я, — не то, конечно же, тебя бы встретили — либо один преступник, либо другой».

— Ничего, мы тебя проводим.

— Но я не знаю его адреса... Он только что поменял квартиру...

«Не знать адреса своего жениха — это уж слишком», — пронеслось у меня в голосе, и я взглянул на Владимира.

Женщина продолжала вглядываться в лицо каждого, кто появлялся на перроне, и, казалось, не слыхала ни одного слова из того, что мы говорили.

— Тогда пойдем вместе с нами, — решил я. — Сегодня отдохнем в гостинице. А с утра приметесь за поиски — или ты его разыщешь, или он тебя, наконец! — Я схватил в свободную руку ее большой чемодан и зашагал к выходу.

— Пойдем, — обреченно согласилась женщина и, словно тень, последовала за нами.

...Мы заняли две комнаты во втором этаже гостиницы «Интурист». В одном номере устроилась Раиса, в другом — я с Пиртахия.

«В маленьком чемодане икона не обнаружена».

«Раису никто не встречал».

«Может, Стась и Саидов «раскрыли» нас на тбилисском вокзале и сообщили в Харьков об опасности?»

«А вдруг и наши тбилисские «клиенты», почуяв угрозу, сумели скрыться?»

«Но если здешние члены банды «засыпались», тогда, естественно, встреча не могла состояться».

«Маловероятно, чтобы так вдруг попались бы все сразу и некому было бы пойти на вокзал за иконой...»

Сотни головоломных вопросов не давали мне покоя. Я поднялся с постели.

— Что случилось? — спросил Пиртахия.

— Нельзя ждать утра, надо идти.

— Куда?

— В областное отделение угрозыска. Надо переговорить с Тбилиси. Если у них все в порядке, тогда еще ничего, но если они упустили Стася и Саидова... — Я накинул пальто, сорвал с вешалки шапку. Когда я сбегал по лестнице, услышал звук захлопнувшейся двери. Вслед за мной, поскрипывая новыми туфлями, спешил Пиртахия.

...Дежурный отделения немедленно соединил нас с Тбилиси. Я позвонил на дом к начальнику секретного сектора.

— Наши «друзья» чувствуют себя преспокойно, — сообщил он, — совсем недавно ребята проводили их на улицу Орджоникидзе, чтобы по пути с ними ничего не случилось.

Я облегченно вздохнул, словно с плеч моих свалился тяжелый груз. Но сразу же возникли новые опасения:

«Может, Раиса и не думала увозить икону богородицы?»

«Может, все очень просто: в нее влюблен какой-нибудь хороший, честный парень, а мы...»

Тем временем дежурный по моей просьбе созвонился с адресным бюро. Сведения, полученные оттуда, оказались неожиданными для меня: в Харькове действительно оказался Бернард Каврига, но он был... семидесятипятилетним педагогом-пенсионером, который, конечно, в этот час преспокойно спал в своей постели, не помышляя ни о какой невесте. Где уж влюбляться в столь почтенном возрасте!

Тогда я попросил дежурного — исполнительного и вежливого молодого украинца — соединить меня с начальником отделения. К счастью, он оказался в своем рабочем кабинете, не то пришлось бы будить его ни свет ни заря.

...Высокий светловолосый человек средних лет радушно заспешил нам навстречу, как только мы открыли дверь его кабинета.

— Михаил Петрович, — по-домашнему представился он.

Я подробно рассказал обо всех обстоятельствах нашего дела и о тех осложнениях, которые возникли в последний момент. Михаил Петрович внимательно слушал, нервно потирая лицо. Я давно обратил внимание, что человек нашей профессии не может спокойно слышать подобные истории. В таких случаях он уподобляется горячему скакуну, мимо которого стремительно пронесся табун.

Когда я упомянул Бернарда Кавригу, начальник отделения хитро сощурил глаза и мягкая улыбка скользнула у него по губам. Но он не прерывал меня, пока я не закончил.

— Все ясно, друзья. Вы прекрасно поработали, но, к сожалению, — он сочувственно покачал головой, — к сожалению, вашего Бернарда уже нету...

— То есть как нету?

— Он и его дружок, некто Галан, убиты в перестрелке с нашими работниками в Киево-Печерской лавре. — Он посмотрел на нас с таким выражением, словно хотел сказать: «Нравится вам это, друзья, или нет, но это так».

Новость не обрадовала меня. След терялся, цепочка грозила оборваться.

— Двое убито... Живыми никого не взяли?

— Никого. Третьему удалось скрыться.

— Кто этот третий?

— Не знаем. — Начальник с сожалением пожал плечами.

— А с какой целью проникли они в лавру?

— Цель, мне кажется, была та же, что и в Тбилиси, — охота за древними иконами. Вы ведь знаете, лавра — старейший памятник православной церкви — относится к одиннадцатому столетию.

— Вы уверены, что один из убитых — Каврига?

— Мы обнаружили у него три паспорта. Один — на имя Бернарда Самуиловича Кавриги. Так что этот человек с тремя фамилиями, должно быть, вас и интересовал.

Я окончательно растерялся. Новые обстоятельства полностью меняли ход дела, все планы, разработанные нами, оказались ненужными. Что было делать? Поехать в Киев и там на месте ознакомиться с агентурным материалом по этому делу? Или же продолжать последовательно «разрабатывать» линию Раисы — по моему глубокому внутреннему убеждению эта женщина могла принести следствию наибольшую пользу.

Спокойный голос Михаила Петровича прервал мои размышления:

— Я бы советовал вам немедленно доложить обо всем в Тбилиси. Преступник, которому тогда удалось бежать, может из Киева направиться именно туда. Во всяком случае, он обязательно даст знать своим тбилисским коллегам о провале банды. Поэтому надо удвоить наблюдение за преступниками в Тбилиси, чтобы перекрыть все их связи или же, при крайних обстоятельствах, не дать им скрыться и своевременно задержать... Что касается Раисы, то здесь ей наверняка не удастся наладить связи, и вы можете увезти вашу «родственницу» обратно!

Михаил Петрович взял телефонную трубку и попросил соединить его с начальником следственного отдела тбилисского угрозыска. Вскоре указание было получено: действовать сообразно с обстоятельствами, как найдем нужным.

Часам к восьми утра мы, распрощавшись с Михаилом Петровичем, вернулись к себе в гостиницу. Разумеется, было уже не до сна.

Раиса, конечно, охотно согласится вернуться с нами в Тбилиси — другого выхода у нее нет. Но вдруг икона не у нее? Мы так и будем кататься зря туда и обратно. Подозрения опять охватили меня. «Если даже богородица и спрятана в чемодане Раисы, здесь, в чужом городе, не встретив своих и охваченная предчувствием опасности, она может уничтожить это вещественное доказательство. Что тогда?»

Арестовать Раису и обыскать? Рановато. Преступные связи необходимо проследить до конца, чтобы узнать, кто именно оказался вдруг столь заинтересованным в исторических реликвиях наших народов. Тем более, что выясняется широта и разносторонность симпатий неизвестного ценителя искусства — его, оказывается, интересуют памятники древней иконографии не только в Грузии, но и на Украине.

— Владимир! — позвал я.

— Есть! — Пиртахия сел на кровати и уставился на меня красными от бессонницы глазами.

— Пойдешь к Михаилу Петровичу и доложишь, что мы решили... Слышишь?

— Все слышу. — Владимир уже был одет и готов выполнять любое поручение.

— Решили выкрасть маленький чемоданчик. Для чего и как — объясню потом.

— Все ясно. Дальше?

— Пусть часам к двум пришлют сюда оперработника, чтобы вынести чемодан из комнаты Раисы.

— А Раиса?.. — Владимир недоуменно таращил глаза.

— А Раиса вместе со мной будет в кино.

— Не выйдет, — отрезал Пиртахия. — Подозрение сразу же падет на меня.

— Не беспокойся за свою репутацию — ты тоже будешь с нами!

— Я буду здесь и в то же время — я буду с вами! Ничего не понимаю. И для чего нужен еще оперработник?

— Пусть предупредит дежурную по этажу, чтобы молчала, когда Раиса подымет шум. Об остальном — позже. А сейчас — иди к Михаилу Петровичу.

Пиртахия молча вышел из комнаты.

К десяти часам утра, когда Раиса постучалась к нам, Пиртахия успел вернуться.

Я взглянул на свою «родственницу» — у нее были грустные и усталые глаза. Она молча кивнула и села в кресло у окна. А я с большим возбуждением говорил своему собеседнику, словно бы продолжая уже начатую фразу:

— Так вот, братец ты мой, столько времени потеряно, сколько денег потрачено, и все — впустую?..

— Почему же они не сообщили, что арбитраж откладывается? — сочувственно спросил Владимир.

Я махнул рукой.

— Они-то показали мне копию телеграммы, еще двадцатого февраля послали. Но я ничего не получал.

— Арбитраж отложили? — спросила Раиса, хотя видно было, что ее это сейчас совершенно не интересовало.

Не отвечая ей, я мрачно пробормотал себе под нос:

— С кого спрашивать за всю эту путаницу?..

— Почта, телеграф, Наркомсвязь, — назвал виновных на выбор Владимир и вышел из комнаты.

Раиса грустно улыбнулась.

— Нет худа без добра: если бы ты вовремя получил телеграмму — не поехал бы сюда, и мы бы не встретились, может, никогда. — Она взглянула на меня, будто видела во мне свою последнюю надежду.