Потопленная «Чайка»

— Слышал я, что народ у вас отвернулся от бога и церкви, не так ли?

— Большинство людей у нас не верит в бога, но никто не мешает верующим посещать церкви, — говорю я.

— Но таких очень немного, не так ли?

— Да, таких меньшинство.

— Значит, церковные иконы не представляют для вас особой ценности.

Я почуял подвох и промолчал.

— В таком случае мы могли бы приобрести кое-какие иконы, которыми у нас многие интересуются...

— Кто это — «мы»? — спрашиваю я. — И вообще, что вас конкретно интересует?

— Мы — это руководители музеев, любители древностей. Что же касается самих предметов древности, то важно принципиальное согласие, а о деталях можно договориться позже.

Ну, естественно, тут я уже не выдержал и говорю ему:

— Историю нашей страны вы изучили довольно хорошо, но вот о ее настоящем не имеете никакого представления. Мы бережем памятники старины — церковные они или светские — как зеницу ока. И не делаем национальное достояние предметом купли-продажи!

Расстались мы с ним холодно, и с тех пор я что-то не слышал, чтобы он попытался осуществить свое намерение приехать к нам.

Председатель взволнованно ходил по кабинету. Потом подошел к нам. Начальник быстро поднялся с кресла, я тоже. Председатель крепко пожал нам руки и сказал на прощание:

— Упоминание Марткопской иконы в вашей докладной заставило меня вспомнить эту не очень приятную беседу. Не имеет ли похищение какой-либо связи с этим старым французом — любителем чужого добра? Может, так, а может, и нет. Во всяком случае, единомышленников у него там немало... Ну, желаю удачи!

Мой рабочий кабинет был открыт настежь. Старший оперуполномоченный Владимир Пиртахия с озабоченным видом ходил из угла в угол.

— Слава богу! Я готов был на стену лезть от нетерпения! — воскликнул он, увидев меня, и вздохнул с облегчением.

Я понял, что он хочет сообщить мне что-то чрезвычайно важное. Повесив на вешалку фуражку и пальто, я сел за свой письменный стол и приготовился слушать. В глубине души меня мучили сомнения: мы там, у председателя ЦИКа, наобещали бог знает что, преступник, по нашим уверениям, был чуть ли не у нас в руках. А так ли все просто? Вдруг все наши подозрения ошибочны? Вдруг мы идем по ложному следу?

— Что случилось? Есть новости? — спросил я у Пиртахия, который смотрел на меня, словно видел первый раз в жизни. Видно, его удивила моя необычная невнимательность и рассеянность в такой момент. У него важное донесение, а я молча размышляю о чем-то своем! Было от чего удивиться.

— В цирковом хоре обнаружен четырехпалый мужчина.

Эта короткая фраза сразу вернула меня в рабочую обстановку. Как будто меня окатили холодной водой, и я тотчас же пришел в себя. Все посторонние, не относящиеся к делу рассуждения отошли в сторону, осталась одна мысль, одно стремление. Перед моими глазами была лишь рука преступника с четырьмя растопыренными пальцами.

— Дальше! — воскликнул я, подбегая к Пиртахия.

— Кондуктор был прав. Он действительно оказался певцом из хора. — Оперуполномоченный сел, достал из кармана коробку папирос и спокойно сказал: — В десять часов они вышли из дома...

— Кто — они? Из какого дома? — прервал я его. Владимир, видно, только сейчас вспомнил, что я ничего не знаю о последних результатах розыска.

— Ах, да! — Он виновато улыбнулся и пояснил: — Я ведь еще не говорил: тот певец со своим дружком-верзилой проживают, как мы выяснили, по улице Орджоникидзе, дом 86.

— Вы не ошибаетесь? Это именно те, кого мы ищем?

— Именно те! Мои ребята даже ухитрились обследовать его гардероб. Нашли плащ, тот самый, о котором нам говорили, — двусторонний, с черной подкладкой, блестит, как спинка таракана.

Пиртахия привстал, собираясь уходить, но я снова усадил его и заставил рассказать все сначала, со всеми подробностями.

Владимир Пиртахия был одним из самых любимых моих сотрудников. Он пришел на следственную работу из армии. Его как-то сразу же все полюбили — этот плотный, крепко сбитый парень отличался дисциплинированностью, энергией и исполнительностью. Я испытал его в деле, когда нам пришлось столкнуться лицом к лицу с вооруженной бандой. Пиртахия случайно оказался в моей группе. Он проявил тогда мужество и хладнокровие, особенно поразительное у новичка в нашем деле. Вскоре после этого задания мне удалось добиться его перевода в мою группу, и с тех пор я привык всегда видеть рядом с собой этого энергичного, остроумного и жизнерадостного человека.

— А как насчет пальца?

— На правой руке не хватает одного пальца.

— Как вам удалось выяснить все это так скоро?

— Ничего особенного! Адрес мы разузнали в филармонии. Один из наших под видом электромонтера зашел в указанный дом — там выключили свет, и он взялся проверить проводку. В комнате, на вешалке, увидел тот самый плащ. Вот и все.

— Молодцы ребята! А дальше?

— Дальше... — Пиртахия рассказал без передышки, как им удалось увидеть четырехпалого и его напарника. Как видно, именно этот, второй преступник, и закрыл задвижку дверей храма и снял икону со стены. Его зовут Сергей Стась, четырехпалого — Борис Саидов. Что касается третьего, который стоял на улице, личность его пока не установлена.

По словам «электромонтера», Саидов и Стась выглядели очень усталыми, покрасневшие глаза свидетельствовали о бессонной ночи. В десять часов они вышли из дому и, пройдя по Вокзальной улице на Плехановский проспект, направились в сторону улицы Жореса. Стась держал в руках маленький чемоданчик, какой носят обычно спортсмены. Чемоданчик обтягивал белый матерчатый чехол, на котором красными нитками был вышит орел с распростертыми крыльями.

— Стась и Саидов вошли в дом номер 114 по Плехановскому проспекту, квартира 4. — Во время своего доклада Пиртахия то и дело заглядывал в папку, где были собраны отчеты всех оперработников, ведших слежку. — Два дружка оставались в этом доме недолго. Когда вышли, чемодана с ними уже не было. Один из наших сотрудников незаметно приблизился к подозреваемым настолько, что смог расслышать их слова. — Пиртахия достал из папки листок бумажки и стал читать:

— По московскому времени? — спросил Стась.

— Да, в шесть часов по московскому времени. Только ко мне не подходи, — ответил Саидов.

Они зашли на почту. На втором этаже Саидов передал в окошко заранее заполненный телеграфный бланк.

— Текст? — спросил я нетерпеливо. Владимир достал из папки другой листок.

«Харьков Главпочтамт До востребования

Бернарду Кавриге

Выехала двадцать третьего Встречай Надежда».

— Выйдя из почты, они вернулись домой, — завершил свой доклад Владимир, завязал шнурочки на папке и положил ее мне на стол.

— Всё? — спросил я, но даже не стал дожидаться ответа. Все было ясно. Сейчас надо продумать все детали услышанного и наметить план действий. Что мог означать, например, орел на чехле чемодана? Я задумался.

Пиртахия долго ждал, не прерывая моих мыслей. Увидев, что я с облегчением вздохнул, он указал на папку:

— Там описание их внешности и особых примет...

— Установили наблюдение за домом 114 по проспекту Плеханова? Узнали, кто живет в четвертой квартире?

— Будьте спокойны, все сделано.

Я раскрыл папку и стал читать описание внешних примет подозреваемых:

«Борис Саидов. Среднего роста. Плотный. Круглое смуглое лицо. Коротко подстриженные, черные как уголь усы. Черные беспокойные глаза. Тонкий удлиненный нос. Губы полные, слегка раздвоенные посередине. Волосы — курчавые, спадают на лоб до бровей. Говорит густым низким голосом. Возраст — около 30 лет. Одет в черный костюм, черное драповое пальто, белую сорочку, под пальто — красное в белую горошину кашне. На голове — черная кепка... С правой руки не снимает коричневую кожаную перчатку — должно быть, потому, что на этой руке не хватает среднего пальца.

Сергей Стась. Высокий. Слегка сутулится. Плечи и грудная клетка узкие. Длинное лицо с густыми усами, прикрывающими верхнюю губу. Глаза — большие, голубые. Нос — орлиный. Говорит тихим тонким голосом. В противоположность Борису Саидову, который оставляет впечатление смелого, решительного человека, Стася отличает чрезмерная осторожность, пугливость, молчаливость. Часто оглядывается по сторонам, всматривается в прохожих. По возрасту — примерно ровесник Саидова. Одет так же, с той разницей, что на голове у него — серая кепка, сорочка — синяя, на шее черное кашне».

— Мне интересно твое мнение — напали мы на след подлинных преступников или нет? — спросил я.

Пиртахия удивленно посмотрел на меня и, не задумываясь, ответил:

— Конечно. Они от нас не уйдут. Да и икона тоже.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен. Мне чутье подсказывает, что икона в том маленьком чемоданчике, который они таскают с собой. А орел на чехле — условный знак для встречи на харьковском вокзале с Бернардом Кавригой.

— Значит, Бернард и Надежда не знакомы друг с другом?

— Мне кажется, не должны быть. Иначе зачем эти елочные украшения на чемодане?

— На чемодане с иконой богородицы? — переспросил я.

— Точно, — решительно отрезал Пиртахия.

У нас это было своеобразным методом: подтверждение своих предположений и их всесторонняя проверка путем подобного взаимного «допроса». Я снова прошелся мысленно по всей цепи логических заключений и в конце сказал:

— Коли так, надо торопиться! Как только наша мнимая «Надежда», — я убежден, что это вымышленное имя, так же как и Бернард Каврига, — покажется на улице с чемоданом, ее надо задержать. А потом — и тех двоих!

Владимир улыбнулся:

— Хочется поскорее разделаться с этим делом? Хорошо, если бы так, но...

— Что еще?

— Мы имеем дело с бандой профессиональных преступников и, как выясняется, — с широко разветвленной. Не лучше ли пройти по следу до конца, узнать, куда он ведет, может быть даже, — проследить цепочку и за пределами нашей страны? Ведь нашему «доморощенному» бандиту икона вообще-то без надобности! Последуем по ниточке за Надеждой до Харькова, а дальше нас поведет таинственный Каврига. Клубок надо распутать.

— Скажи-ка мне, мой Шерлок Холмс, кто, по-твоему, эта Надежда?

— Думаю, что скорее всего — та самая женщина, которая так горячо замаливала в храме свои грехи.

Я хлопнул Владимира по плечу и воскликнул:

— Я тоже так думаю. Мы оба ошибаться не можем.

— Я бы сказал осторожнее, — поправил меня Пиртахия: — Возможность такой двойной ошибки маловероятна.

Схватив папку с надписью «Дело о похищении иконы богородицы из Сионского собора», я направился к двери.

— Куда ты? — спросил оперуполномоченный.

— Доложу начальнику. А ты разыщи Антису. Пусть к шести часам будет на вокзале возле московского поезда и опознает ту женщину.

— А вдруг они заметят Антису на вокзале?

— Это уже твоя забота. Наряди ее в другое платье... И поручи кому-нибудь из наших все время быть рядом с ней.

— Монахиням, кажется, по обету нельзя надевать мирское платье? — продолжал сомневаться Пиртахия.

— Вижу, ты стал разбираться в монашеских законах! Уговори, убеди, объясни. Скажи, что это необходимо для вызволения богородицы из рук неверных, что это не грех... Словом, разбейся, но приказ выполни. — Я пошел к начальнику, а Пиртахия, вздохнув, направился к гардеробу.