Феминизмы. Всемирная история

Глобальная перспектива

Зачем рассматривать феминизм в глобальной перспективе? Его историю часто излагают с опорой на цивилизационную и евроцентричную модели. В рамках такого подхода феминизм можно возвести к европейским авторам XVII века, например к Афре Бен, Франсуаз Пулен де ля Барр и Саре Файдж, которые первыми увидели в женщинах «порабощенный класс». Этих авторов вдохновляли идеи духовного равенства женщин в русле протестантской религиозной традиции. Говоря о «порабощении», они редко имели в виду женщин, порабощенных в буквальном смысле, — невольниц с плантаций в обеих Америках и странах Карибского бассейна. Они начали искать способы, как можно обозначить непризнание опыта изнасилования и принудительного вступления в брак — впрочем, опять же, не указывая на широкую распространенность опыта такого рода среди рабынь. Историки феминизма нередко считают этих интеллектуалок предтечами движения. Считалось что затем, в конце XVIII века, эстафету у них принимают современницы революций в Америке и Франции: Эбигейл Адамс, Олимпия де Гуж и так далее. Де Гуж, автора «Декларации прав женщины и гражданки» (Declaration of the Rights of Woman and the Female Citizen, 1791), часто называют — вместе с английской писательницей Мэри Уолстонкрафт — зачинательницей феминистских споров и идей. Их влияние ощущалось в бурном XIX (когда широко развернулись кампании в защиту женского образования, предоставления женщинам права собственности и избирательного права) и XX столетиях. Лишь недавно в этом контексте стали упоминать таких деятельниц, как бывшая рабыня и поэтесса Филлис Уитли (ок. 1753–1784). Нередко историю феминизма выстраивают вокруг нескольких фигур матерей-основательниц — женщин в основном белых и образованных. Так создаются линии преемственности, не только чреватые ошибочным восприятием ранней феминистской мысли и деятельности первых феминисток, но еще и нацеленные на то, чтобы продемонстрировать, кто был «самым первым». Проще говоря, тексты — чем стариннее, тем лучше, лишь бы их можно было выдать за феминистские, — стали использоваться для закрепления национального приоритета, а белокожих граждан Франции, Англии, США и других империалистических государств стали рассматривать как предтеч феминизма.

Многолетние исследования глобальной истории поставили этот подход под сомнение. Историки предложили иные способы осмысления глобального, учитывающие альтернативные отправные точки и иных, кроме европейских и американских, идеологов. Моментом рождения феминизма можно считать 1799 год: тогда группа египтянок, взбудораженных протестами против французского вторжения в Александрию в 1798 году, собралась в Розетте (совр. Рашид), чтобы обсудить условия трудоустройства женщин и их положение в семье. Другой отправной точкой мог бы стать 1792 год — момент, когда в Сьерра-Леоне было предоставлено пассивное избирательное право владелицам домашних хозяйств из коренных жителей (утраченное ими в 1808 году, когда страна стала английской колонией). В Новой Зеландии женщины из коренного населения и колонистки получили избирательное право в 1893 году — задолго до европеек и американок. В любом случае эти события позволяют поставить под сомнение приоритет европейских версий феминизма.

Глобальная история феминизма уделяет основное внимание крупномасштабным структурам и лежащим в их основе идеям, относящимся к «женскому вопросу», правам женщин, их эмансипации. Пристальное внимание уделялось влиянию империализма, например, на возникновение в XIX и XX веках женских движений и формирование такого мира, в котором население колоний было лишено свободы и гражданских прав. Жители покоренных колонизаторами стран, принуждаемые к труду, подвергались массовым переселениям. Во многих местах права женщин на владение землей и участие в торговле оказались ограниченны. Женщины из империалистических стран прибегали к риторике о расовом и цивилизационном превосходстве для того, чтобы поддерживать свою власть над обитательницами колоний. Они путешествовали в роли миссионерок, колонисток и жен, описывали жизнь женщин не из западных стран и вмешивались (иногда во имя идеалов равенства или феминизма) в конфликтные ситуации, когда видели, что с теми обращались не должным образом. В последние десятилетия, когда империи стали рушиться, глобальное противостояние периода холодной войны способствовало формированию и расширению женского и феминистского активизма.

Для XIX и XX столетий также центральным событием было развитие национализма, и вопросы о статусе и свободах женщин нередко увязывались с дискуссией о национальном прогрессе. В этой дискуссии особое место отводилось проблеме отсталости как способу указать на неудовлетворительное положение женщин в той или иной стране. В Бразилии, например, феминистки пользовались образами эмансипированных, образованных европеек и североамериканок, чтобы призвать к модернизации страны или всего континента. В 1852 году в первой передовице редактор бразильского издания о правах женщин O Jornal das Senhoras («Дамский журнал») отметила:

Во Франции, Англии, Италии, Испании, США и самой Португалии предостаточно женщин, посвятивших себя литературе и сочиняющих тексты для разного рода газет. Выходит, одна лишь Южная Америка, держащаяся за свои представления, застыла в оцепенении, тогда как весь остальной мир шагает по пути прогресса — к моральному и материальному совершенствованию общества?

Газету O Jornal das Senhoras открыла в Рио-де-Жанейро и редактировала Хуана Паула Мансо де Норонья (1819–1875), уроженка Аргентины. Мансо де Норонья видела в O Jornal das Senhoras платформу для деятельности во имя «совершенствования общества и моральной эмансипации женщин». В рамках своей риторики ей было удобно различать страны «развитые» и «отсталые», однако реформы, аналогичные английским, французским, американским и так далее (действительным или воображаемым), разворачивались и в Бразилии. Первое в Англии высшее учебное заведение для женщин — кембриджский Гёртон-колледж — открылось в 1869 году. Всего через десять лет, в 1879 году, бразильянки обрели право на получение высшего образования; в том же году французское государство решило организовать лицеи (то есть учреждения среднего образования) для девочек. Возможность предоставления женщинам избирательного права в Бразилии бурно обсуждалась Конституционной ассамблеей в 1891 году — одновременно с Англией и США. И все же, сетуя на отсталость своей страны, Мансо де Норонья была убеждена, что Европе необязательно играть ведущую роль — ведь «знамя просвещения гордо реет на благоуханном бризе тропиков»[14].

Путешествия Мансо де Нороньи по миру напоминают нам, что история феминизма не ограничивалась рамками одного государства, одного региона или империи. Проводниками влияния в глобальном масштабе выступают перемещающиеся по миру студенты, беженцы и трудовые мигранты. Например, в 1851 году в Англии Энн Найт из Женской политической ассоциации Шеффилда подала петицию о предоставлении женщинам избирательного права — после того, как она провела революционные дни 1848 года в Париже вместе с французской активисткой Жанной Деруан. А Жанна Деруан в 1852 году поместила в своем журнале L’Almanach des Femmes написанную за год до того статью Гарриет Тейлор-Милль «Предоставление избирательных прав женщинам». С развитием в XIX веке транспорта и коммуникаций некоторые женщины стали активно перемещаться по миру. Так, историк Бонни Андерсон проследила за путешествиями еврейской аболиционистки и суфражистки Эрнестины Роуз (1810–1892): Польша, Берлин, Париж, Лондон, Нью-Йорк. Роуз разорвала свой брак по расчету и погрузилась в социалистическую и феминистскую деятельность[15].

Получившие новый импульс историки тщательно реконструируют (по имевшей всемирное распространение периодике, съездам и конференциям, задокументированной деятельности союзов и федераций) процесс создания пространств транснационального взаимодействия. Иногда транснационализация намеренно носила тактический характер, например в виде всемирной мобилизации, предпринятой в XIX веке объединениями вроде Женского христианского союза трезвости. Международные организации (например, Международный совет женщин) способствовали укреплению таких важных элементов глобального управления, как комитет Лиги Наций по правовому статусу женщин (1937). Во второй половине XX века левофеминистская Международная демократическая федерация женщин построила аналогичную систему агитации и мобильности. Позднее это помогло устроить важные всемирные конференции ООН, посвященные положению женщин, в Мехико (1975), Копенгагене (1980), Найроби (1985) и Пекине (1995)[16]. Подход глобальной истории позволяет заметить и взаимное влияние известных во всем мире текстов, и взаимосвязи между местными интеллектуальными традициями и традициями активизма[17]. Так, значимая книга Джона Стюарта Милля «О подчинении женщины» вышла в Англии в 1869 году, когда автор, депутат парламента от Вестминстера, пытался провести законопроект о предоставлении женщинам избирательного права. Книгу быстро перевели на множество языков. Испанский перевод, выполненный в 1872 году Мартиной Баррос Боргоньо, напечатал чилийский журнал Revista de Santiago. Чилийское женское движение опиралось на тексты европейских авторов, однако сохраняло самобытность. В стране, где голосовать могли далеко не все мужчины, самым насущным вопросом было не предоставление женщинам избирательного права, а их защита от эксплуатации в промышленности, и это способствовало переосмыслению «порабощения» женщин по Миллю.

Феминизм стоит рассматривать не как систему заимствований, но как систему взаимовлияний, как диалог, причем ведущийся одновременно во многих регистрах. Собеседники находились в неравных условиях. Голоса одних звучали громче, другим не уделяли должного внимания[18]. Специалисты по глобальной истории с помощью концепции «переплетенной истории» демонстрируют, как идеи, индивиды и тексты преодолевают границы, порождая многочисленные «пересечения». Так, Кэтрин Глиддл предлагает взглянуть на феминистскую историю как на нелинейную ризомоподобную структуру с множеством неожиданных точек роста, тупиков и закономерностей влияния[19]. Беседа растянута во времени: феминистки и другие активистки продолжают критический диалог с текстами из прошлого и творчески трансформируют содержащиеся там идеи. Якобы само самой разумеющийся приоритет образованных белых американок и европеек оказался мифом[20]. Ниже я подчеркиваю особые, местные сочетания идей, способствовавших развитию и конкуренции феминистских проектов, идей и действий. Иногда следы влияния едва заметны, но с той же вероятностью возможно и отторжение, и новации. Вместо того чтобы искать истоки в Европе, я работала с более широкой концепцией «мозаичного феминизма», конструируемого из унаследованных элементов и предлагающего своеобразные паттерны и картины. Подобно взгляду на мозаику издали и вблизи, рассмотрение течений феминизма в разных перспективах может дать очень различный результат. Как и мозаика, феминистские коалиции составлялись из тех кусочков, которые оказывались доступны: из других движений, вовлеченных участников, поступков и идей. Одни мозаики оказались прочнее, прочие рассыпались, некоторые детали потерялись, а другие снова пошли в дело.