В поисках потерянного рая

— Понаехали тут, — проворчал себе под нос царь. — Иван! Кончай это дело. Возвращайся во дворец.

— Не могу, — покачал головой Иван. — Она скоро прискачет, голодная. Мне еще комаров на обед наловить надо.

— Да фиг с ней! Пусть сама ловит. Она к этому сызмальства приучена.

— Пап, ну ты чего? — с легким упреком глянул на него Иван. — Раз она стрелу поймала, так я теперь должон свою карму отработать.

— Ва-а-а-ань! — взмолился отец. — Да какая стрела??? Это ж шутка была! Пошутил я так, Вань!

— Ага, пошутил... Старшой и средний вон на своих женились, и кроме шуток, живут.

— Ну так они же того... На боярской дочке и на купеческой! Пусть не фонтан невесты, но все ж не лягушки...

— Ну и пусть. А у меня вот — лягушка. Царское слово крепкое, не след царевичу его нарушать. Ты ж меня сам уважать перестанешь, папа.

— Ванечка, сыночек! — заплакала царица. — Может, ей отступного дать? Ну там, комарами хоть... А то заморских москитов ей из Амазонии выпишем... Посули ей, а? Может, отпустит?

— Да ну, мам! Какие москиты? Тут и с комарами-то... Ей не напомнишь — так она и поесть забудет. Безбашенная...

— Ах ты, господи, горе-то какое, — зарыдала царица.

— Ладно, сын! Хоть ты и упертый, а уважаю, — сдвинул корону набекрень царь. — Истинный государь, и слово твое царское! В меня, подлец.

— Спасибо, папа, — благодарно кивнул Иван.

— Мы тут с матерью тебе поесть привезли. Икорки там белужьей, капусты квашеной. Хлебца ситного.

— Мы, Ванечка, в шалашике все сложим, как всегда, — хлюпнула носом царица. — Ладно, поехали, отец. А ты, Ванечка, подумай, подумай!

Царь дождался, пока царица отойдет, и, понизив голос, сообщил:

— Я тебе там наливочки бутыль сунул. Вишневая! Знаю, мать не одобряет, но от болотных миазмов очень пользительно! Бывай! На днях еще заглянем.

— Пока, мам, пока, пап, — попрощался Иван-царевич, вглядываясь в бескрайнее болото — не скачет ли его суженая.

Царский кортеж двинулся в обратный путь. Немного погодя, рядом с кочкой с шумом забурлила болотная жижа, и из пучины высунул зеленую одутловатую рожу местный хозяин — Водяной.

— Ну чего, Вань? Привезли?

— Да привезли, привезли!

— Вишневая?

— Вишневая! Ой, не увлекайся ты спиртным, опасно это! Затягивает...

— Чего там «затягивает»??? Дальше болота не утянет, а я и так тут пожизненно... Хронически, можно сказать!

— Ну, смотри сам. Там, в шалашике.

Водяной вылез на берег и пошлепал к шалашику. Вскоре оттуда раздалось долгое бульканье, чавканье, а потом и песня: «Меняя засоса-а-ала опа-а-асная-а-а тряси-и-и-ина...» Потом появился довольный Водяной и потрусил обратно к болоту.

— Эх, Ванька! Хороший ты царевич! Уважаю! Только вот чего ты тут сидишь — ума не приложу? Тебе что, в стольном городе девок мало?

— Девок-то много. Лягушек мало, — отмахнулся Иван-царевич.

— А на фига она тебе, наша-то? маленькая... зелененькая... Пучеглазенькая... Ни вида, ни величия.

— Стрелу она поймала. Ничего не попишешь! Судьба.

— Эх, злодейка же эта судьба! Какие шутки шутит! Такой красавчик, прямо кровь с молоком! А вот сидишь на кочке, ждешь лягушку... И чего ты в ней нашел?

— А не знаю. Потешная она. Прыгает, квакает. Комаров смешно ловит — все время промахивается. Еще смеется забавно — рот до ушей, все зубы наружу. Я как на нее посмотрю — так сразу хорошее настроение.

— Ну так на боярышень бы смотрел!

— Да ну их! Надоели. Они все пыжатся чего-то, перед друг другом выпендриваются, меж собой толкуют только про женихов, наряды да бусики яхонтовые. И обижаются много. Скучно мне с ними. Я уж тут, на кочке.

— Ну, смотри, тебе жить. Я, Вань, того... Ближе к вечеру-то еще к шалашику наведаюсь?

— Да на здоровьице. Буду только рад. Для хозяина ничего не жалко.

— Ладно, бывай! Я тебе сейчас черта болотного пришлю. Он там донной тины для твоей красавицы добыл. Грязевые обертывания делать, она просила.

— Ага, здорово! За это тебе царское спасибо и поясной поклон! Присылай!

Водяной с шумом ушел под воду. Иван заулыбался — представлял, как лягушка будет выглядеть, если ее обмазать донной тиной и слегка промассировать по шкурке. Получалось прикольно.

— Ива-а-ан, — с придыханием сказал кто-то низким грудным голосом, и на глаза ему сзади легли две холодные руки.

— Кикимора, не балуй, — строго сказал Иван-царевич. — Лапы-то ледяные!

— Ну что, уж и поиграть нельзя? — заканючила Кикимора, присаживаясь на соседнюю кочку. — Ну что? Сидишь?

— Сижу.

— Ждешь?

— Жду.

— А чего ждешь? Она вон где-то скачет и о тебе вообще не вспоминает, может быть.

— Ну и что? Поскачет — прискочит. А увидит — так и вспомнит. Тебе-то что?

— Так жалко мне тебя, царевич! Сам видный... Кафтан золотом шитый... Сапоги сафьяновые... Взгляд, осанка! Истинный чмо, право слово!

— Не «чмо», а «мачо», сколько раз тебе говорить? Ты, Кикимора, если уж иностранные слова употребляешь, так хоть в словарь заглядывай. А то обидишь кого невзначай — отбуцкают тебя, и будешь знать!

— Ага, конечно... Беззащитную Кикимору каждый обидеть рад...

— Не прибедняйся. Ты сама кого хочешь обидишь. Чего явилась-то?

— Ой, Вань! Я тут чего подумала? Ты ее, свою зелень пузатую, целовать-то пробовал?

— Не-а. А зачем?

— Ну так в сказках же как? Поцеловал лягушку — и превратилась она в царевну! Тебе чего, няньки в детстве не рассказывали???

— Да рассказывали. Только это... Царевен я видал-перевидал. И не сочтешь! Они мне еще во дворце надоели. Даже хуже горькой редьки. Мне лягушка больше нравится. Ни у кого такой нет, только у меня. Не, не буду целовать.

— Ох, Иван, и странный ты царевич! Обалдеваю просто. Ну, да ладно — ты сам себе монарх, тебе виднее.

Вдалеке раздался шум, плеск, треск. Кикимора завозилась.

— Пойду я. А то вон твоя лягушонка в коробчонке едет. Экая она у тебя беспокойная. Опять все болото взбаламутила! Тоже мне, лягушка-путешественница...

Но Иван уже плохо слушал Кикимору. Он приподнялся с кочки и всматривался из-под руки в том направлении, откуда доносились звуки. Не врала Кикимора: скоро он увидел свою суженую-ряженую. Лицо его расцвело улыбкой: до чего ж потешно она чапала — шумно, поднимая тучи брызг, выпученные глаза вращаются в разные стороны, лапки врастопырку, улыбка во всю физиономию, да еще какие-то цветочки за собой волокет.

— Ива-а-а-а-анище! — завопила она еще издали. — Смотри, какие я кувшинки нашла на том краю болота! Ты щас рухнешь! Реликтовые!

— Кувшинки ей, — ворчливо сказал Иван-царевич. — Шлындаешь весь день, а сама небось еще и не поела. Комаров будешь?

— Буду! — радостно согласилась лягушка. — Голодная — страсть, я все буду! Мне тебе столько всего надо рассказать...

После ужина сидели на кочке, как обычно — закатом любовались. Лягушка на рукав Иванов забралась, к широкому плечу прислонилась.

— Иван! А хочешь, я шкурку скину, девицей обернусь? — спросила лягушка. — Я ж все-таки от рождения царевна... волшебная я, ты ж знаешь.

— Ну вот еще придумала, — строго глянул на нее Иван-царевич. — Ну скинешь, ну обернешься, и что? Придется тебя в стольный город вести, родителям показывать. А там опять — шум, гам, дворцовая жизнь, балы-приемы... ничего хорошего, словом!

— А тебе тут, на болоте, не скучно? — обеспокоенно спросила лягушка. — Ты ж к покоям царским привык!

— Да ну их, эти покои! Ерунда это все. На самом деле там тебе покоя нипочем не дадут, так и будут дергать с утра до вечера. Настоящий покой — тут, у нас, на болоте. Солнечно... тепло... спокойно... лес кругом... жители дружелюбные... ты рядом... Хорошо!

— А как холода настанут?

— А шалашик на что? Я его до снега утеплю, обустрою. Ничего, перезимуем!

— Вань, а ничего, что мы всю сказку нарушили? Там же не так все было?

— А ничего! Другую сложим. Даже не одну. Чего еще делать в шалаше долгими зимними вечерами? Только сказки складывать! Давай-ка, прыгай ко мне за пазуху, лягушка-болтушка! А то свежо становится — еще замерзнешь, возись с тобой потом.

— А хорошо все-таки, что у тебя руки кучерявые, — сонно пробормотала Царевна-лягушка, устраиваясь за пазухой. — Не запули ты тогда стрелу на болото, страшно подумать, что было бы.

— А ты не думай, ты спи, — скрывая улыбку, назидательно посоветовал Иван-царевич. — Стрелы, между прочим, прилетают всегда, куда следует. И «кучерявые руки» здесь вовсе ни при чем! Насочиняешь вечно... Одно слово — лягушка!

* * *

— Вот такая у нас сказка получилась, — развел руками Иван-царевич. — С тех пор и живем тут на болоте. Обосновались, обжились. Гости к нам часто наезжают. Хорошо тут у нас, тихо! Думаю вот профилакторий построить, для городских-то. А то у них там сплошные стрессы да неврозы.

— А разве можно вот так свободно со сказкой обращаться? — не утерпела я. — Как хочу, так и ворочу, что ли?

— Каждый сказку своей жизни сам слагает, — изрекла лягушка. — Ты и автор, ты и участник, да и сказитель тоже. Кто ж тебе запретит придумать все, как сердцу любо?

— А тогда почему вы все-таки в красну девицу не хотите превращаться? — выпалила я очень мучивший меня вопрос.

— Превращаюсь, когда надо, — развеселилась лягушка. — Только я в лягушачьем обличье больше люблю. В сарафане да на каблуках по болоту шибко не попрыгаешь! А мне нравится, я любознательная.

— Да и я ведь ее еще лягушкою полюбил, — добавил Иван. — Мне она в любом образе мила. Сердцу не прикажешь!

— Выходит, не в красоте дело? — задумалась я. — А то мы там всякие прически-маникюры делаем, пилинги-подтяжки, на диетах сидим, из кожи вон лезем, чтобы понравиться...

— А не надо из кожи вон лезть, — тут же отозвался Иван. — Это вон купцовы дочки пусть с утра до вечера свеклой-сметаной мажутся да пред женихами жеманятся. Настоящие Царевичи естественность любят. Ты просто живи и жизни радуйся! А стрела жениховская тебя сама найдет. Судьба!

— Как нога? Не болит? — переменила тему лягушка.

— Совсем прошла! — с удивлением поняла я. — И правда, целебная тина-то оказалась! Надо мне дальше отправляться.

— А куда, красна девица, путь держишь, коли не секрет? — поинтересовался Царевич.

— Иду искать Потерянный Рай, — созналась я. — Может, укажете дорогу?

— Не обессудь, не укажем, — вздохнула лягушка. — Рай-то у каждого свой, да у всех разный. Кому в тереме рай, кому в корчме, а кому и в шалаше. Придется тебе самой по сказке пройти да Рай твой найти.

— Ну, ничего! — не расстроилась я. — Я за тем сюда и пришла. Спасибо, что накормили-напоили, ногу подлечили. Пора мне, пойду.

— В добрый час! — хором напутствовали меня Царевичи.

И вскоре я уже шла от болота по столбовой дороге. Шла и размышляла о том, что Иван с его лягушкой, на самом деле, молодцы! Живут не так, как положено, а так так, как хочется. Построили свой маленький Рай на отдельно взятом болоте — и жизни радуются. Хорошая у них сказка сложилась, и вещи они правильные говорили, не забыть бы только...

— Ох, Сума же есть Переметная! — вспомнила я.