Вольтер и его книга о Петре Великом

* * *

Как уже отмечалось, собственно историческое и источниковедческое изучение эпохи реформ в трудах Е. Ф. Шмурло шло параллельно с исследованием литературы о Петре I. Памятуя о вводном характере настоящей статьи, обратим особое внимание на этот аспект научного творчества ученого, блестящим завершением которого была книга о вольтеровской «Истории» Петра I.

Первый опыт историко-библиографического обзора литературы о Петре Великом был опубликован Е. Ф. Шмурло в 1889 г.[87] К этому времени историография темы значительно пополнилась изданиями, вышедшими в связи с 200-летним юбилеем Петра I. Как справедливо заметил автор, возникла необходимость подвести некоторые итоги, чтобы двигаться дальше. Уже в ранней работе исследователь выделил основные этапы в эволюции отношения русского общества к петровским реформам и в научном изучении темы. Периодизация строилась по царствованиям, что в общем-то адекватно отражало изменения в эволюции темы, долго сохранявшей политическую актуальность. Как наиболее плодотворные эпохи выделялись елизаветинское время, а также царствования Екатерины II и Николая I.

Всех авторов, высказавшихся о Петре I, Шмурло, вслед за своим учителем К. Н. Бестужевым-Рюминым, просто поделил на сторонников и противников реформ[88]. Лишь в екатерининское время, по его мнению, стал зарождаться исторический, аналитический взгляд на реформатора и его эпоху, который уже предполагал неоднозначность оценки. Споры западников и славянофилов о Петре вывели тему на мировоззренческий уровень, однако высветили слабое знакомство спорящих сторон с историческими фактами. Этот недостаток стал преодолеваться благодаря трудам историков середины XIX в., в первую очередь – С. М. Соловьева, который на огромном фактическом материале сумел показать петровские реформы как органическое, национальное явление русской истории. Двухсотлетний юбилей Петра I, по мнению Е. Ф. Шмурло, обострил вековые споры и высветил не только величие, но и неприглядные стороны личности реформатора. В работе 1889 г. автор не уделил большого внимания народному взгляду на реформатора. Характерно, что под народом Е. Ф. Шмурло понимал все слои русского общества, всех носителей неофициальных, стихийно сформировавшихся мнений.

Свой первый опыт историко-библиографического обзора автор разделил на две части, посвященные, соответственно, эволюции общего взгляда на петровские реформы и их историческому изучению. Такое разделение выглядит искусственным, поскольку историография темы (особенно в XVIII в.) была неразрывно связана с общественно-политической мыслью.

Характеристика исторических работ о Петровской эпохе открывается обзором трудов современников: «Гистории Свейской войны», сочинений Г. Гюйссена, П. П. Шафирова, Феофана Прокоповича. В ранней работе Е. Ф. Шмурло сомневался, как оценить «исторические» опусы П. Н. Крекшина – как собрание легенд и мифов или как литературную выдумку. Отмечая подъем исторической работы во второй половине XVIII в., автор кратко описал труды и публикации Ф. О. Туманского, Г. Ф. Миллера, М. М. Щербатова, Н. И. Новикова, особо выделил «грандиозный труд» И. И. Голикова. Подчеркнув попытки написания истории петровского времени, предпринятые А. С. Пушкиным, Н. А. Полевым, Н. Г. Устряловым, к остальным изданиям первой половины XIX в. Шмурло применил «проблемный» подход, перечисляя публикации по истории законодательства, финансов, промышленности, сельского хозяйства, культуры, а также труды по военной истории. Поскольку с середины XIX в. количество публикаций о Петре I росло лавинообразно, автор в заключительной части своей работы дал лишь краткие критические оценки вкладу С. М. Соловьева, М. П. Погодина, Н. И. Костомарова, А. Г. Брикнера в изучение Петровской эпохи и назвал наиболее важные издания источников. Исследователь констатировал незавершенность изучения петровских реформ, признал, что в этой области «предстоит еще немало работы».

Впоследствии Евгений Францевич кардинально переработал свой историографический труд, однако ограничился лишь материалом XVIII в. Хотя история изучения личности и деятельности Петра I в России XIX в. была предметом изучения в работах новейшего времени[89], скрупулезный историко-библиографический обзор литературы первой половины и середины XIX в., предпринятый Е. Ф. Шмурло в работе 1889 г., до сих пор не утратил своего научного значения.

О том, что ранняя работа историка повлияла на сознание современников, свидетельствует тот факт, что на ее материале А. А. Кизеветтер предпринял попытку связать взгляды на петровские реформы с явлениями общественно-политической мысли и политической практики, восполняя это упущение своего предшественника[90]. В рецензиях В. А. Мякотина[91] и А. Н. Пыпина[92] при общей высокой оценке работы Е. Ф. Шмурло отмечалось недостаточное внимание автора к народным воззрениям на Петра I.

В последующие годы Евгений Францевич продолжил работу по изучению литературы о Петре I и его эпохе, хотя, как он сам замечал, «не мог всецело посвятить себя этому труду, отдаваясь ему лишь урывками». Опубликованное сначала в журнале, а затем в 1912 г. в виде отдельной книги исследование «Петр Великий в оценке современников и потомства»[93] явилось полной переработкой публикации 1889 г., результатом кропотливых библиографических и источниковедческих изысканий в малоизученной литературе XVIII в., затрагивающей петровскую тему. Изменилась структура работы, значительно обогатился научный аппарат, появились указатели. Автор сожалел, что не мог довести свой труд до середины XIX в., когда совершилась принципиальная смена представлений о Петровской эпохе. Начало XIX в., до которого он довел повествование, представлялось ему гранью случайной. В оправдание историка отметим, что грань эта не столь уж малозначительна: Французская революция и наполеоновская эпопея заслонили в глазах европейского общества фигуру Петра I – «творца новой нации», героя своего века, а в самой России труды М. М. Сперанского и Н. М. Карамзина изменяли представления о методах реформ и позволяли взглянуть на деятельность царя в иной исторической перспективе.

Автор более не разделял рассмотрение общественных откликов на петровские новшества и исследование исторических трудов. Он показывал историко-публицистические труды петровского времени как попытку царя доказать русскому обществу правоту своего дела, сохранить для потомков память о важнейших событиях своего времени. Е. Ф. Шмурло отмечал особую роль Петра I в составлении «Гистории Свейской войны»: «государь сам положил начало истории своего времени»[94]. Характеризуя «Историю Петра Великого, от рождения его до Полтавской баталии», традиционно приписываемую авторству Феофана Прокоповича, автор подробно остановился на вопросе, можно ли считать Феофана автором этого сочинения, привел аргументы «за» и «против». Изучение содержания и источников «Истории» и обращение к ее рукописному оригиналу позволило одному из авторов данной статьи уточнить датировку этого исторического труда и высказать дополнительные соображения в пользу его принадлежности Феофану[95]. Нельзя согласиться с утверждением Е. Ф. Шмурло, что труд Прокоповича – это лишь сокращенный пересказ одной из редакций «Гистории Свейской войны». Все указанные историком параллели восходят к их общему источнику – «Журналу государя Петра I» Г. Гюйссена, источниковедческое значение которого, кстати, высоко оценивалось Евгением Францевичем.

Как бы отвечая на замечания своих рецензентов, Е. Ф. Шмурло целую главу посвятил «гласу народа» – народным откликам на петровские реформы. Яркие подтверждения «народной ненависти» к Петру I и его делу исследователь находил в лубочных сатирических картинах и в писаниях о царе-антихристе, вышедших главным образом из старообрядческих кругов. Однако новое разностороннее изучение гравюры «Как мыши кота погребают» убедительно опровергло мнение, будто она является сатирическим изображением похорон Петра I, и приблизило это явление народного искусства к пародийным смеховым затеям самого царя[96]. Не вполне корректным представляется отождествление старообрядческих толков и писаний с народным мнением. Они, несомненно, выражали народное недовольство, но, строго говоря, принадлежали не народной «низовой» культуре, а письменной традиции, уходящей корнями в Средневековье. Прежде всего они отражали культурный раскол, произошедший в русском обществе. Фольклорный образ Петра I оказался более позитивным, на что указывалось и в работе Е. Ф. Шмурло, пришедшего к выводу, что в сознании народном «на личности могучего императора не лежит ни одного упрека». Однако уже на следующей странице историк заявлял, что взгляд «массы народной» на личность Петра оказался по существу отрицательным и не менялся на протяжении следующих столетий[97]. В этом противоречии отразилась и неоднозначность народного отношения к Петру, и незавершенность размышлений историка по поводу «гласа народа».

Рассмотрение эволюции петровской темы в русском обществе 1725–1762 гг. автор начинал с откликов на смерть императора. К числу современников-сторонников реформ, чьи голоса слились в скорбном плаче (И. И. Неплюев, А. А. Матвеев, В. К. Тредиаковский, А. Д. Кантемир, Феофан Прокопович, Гавриил Бужинский и др.), Е. Ф. Шмурло относил и царского токаря А. К. Нартова. Приписанные ему «Достопамятные повествования и речи Петра Великого» до последнего времени рассматривались как достоверный источник первой трети XVIII в. Правда, историк учел доказательства Л. Н. Майкова по поводу того, что царскому токарю могло принадлежать лишь около половины рассказов, которые внушают к себе «большое доверие». Однако исследования последних лет показали, что «рассказы» Нартова являются литературной мистификацией, художественным произведением в жанре анекдотов, созданным сыном токаря А. А. Нартовым в конце XVIII в.[98]

Период от смерти Петра I до воцарения Елизаветы Петровны Е. Ф. Шмурло характеризовал как время «жалких эпигонов», предавших «национальный интерес» и отошедших от петровских «заветов». Таким образом исследователь оказался в плену «пропаганды» елизаветинского времени и стойкого историографического мифа об «иностранном засилье». В новейших работах Е. В. Анисимова, А. Б. Каменского, Н. Н. Петрухинцева, Ф. Штеллнера показано, что названный период не был отмечен принципиальным отходом от петровских политических принципов, а стоявшие около трона «русские» немцы не торговали национальными интересами.

Елизаветинское царствование, ознаменовавшееся поэтическими панегириками и проповедями, прославлявшими Петра Великого, как верно заметил Е. Ф. Шмурло, мало продвинулось в деле написания истории петровского времени. В своей новой работе историк уделил немало внимания курьезной фигуре П. Н. Крекшина, претендовавшего на роль биографа первого императора в середине XVIII ст. Попытка выяснить, что же сделал Крекшин для написания истории Петра I, и знакомство с рукописями этого автора привели Шмурло к выводу, что этот «историк» был «баснословцем» и наивным невежей, суевером, воспитанным на астрологических бреднях, убежденно искавшим в Св. Писании указаний о Петре и грядущей славе России. Впрочем, этот писатель своими выдумками еще долго вводил в заблуждение историков петровского времени[99].