Новая критика. Звуковые образы постсоветской поп-музыки (сборник статей)

Некоторые замечания о саунде русского рока

Для меня существует два вида русского рока. Первый — это непосредственное заимствование мелодий и гармоний из западной музыки с адаптацией для русского слушателя, чаще из-за текста. И второй — традиция КСП [клуба самодеятельной песни], выражающаяся в мелодических и гармонических оборотах, характерных для советских бардов. Владимир Носырев, звукорежиссер[50]

Как и любой другой стиль музыки или музыкальная сцена[51], русский рок — социально сконструированное явление. Поэтому актуален скорее не вопрос «Что отличает русский рок от всего остального?» (это предполагало бы наличие у него неких врожденных и неизменных свойств), а вопрос «Что общего в массиве музыки, причисляемой к русскому року?»[52]. Из этого выводится простое следствие: в разные годы русским роком могли называть разную музыку. Отследить изменение этого канона в динамике — одна из моих задач.

Динамика эта тоже существует не сама по себе, она определяется сложным взаимодействием музыкантов, лидеров мнений (радиостанций, журналистов, критиков) и маркетинговой индустрии (продюсеров, лейблов, менеджеров и т. д.), а также потребителей[53]. Чуть ниже я постараюсь показать, как русский рок пытался двигаться в разные стороны под влиянием и внутри этих групп.

Попытки определить русский рок как явление, характеризуемое не только поэтикой, но и композиционными и аранжировочными особенностями, предпринимались и ранними его исследователями. Так, в знаменитой энциклопедии «Кто есть кто в советском роке» предлагают «за неимением лучшего» обозначать термином «русский рок» «направление в отечественном рок-движении, ориентированное на соединение традиций рок-н-ролла и русского мелоса»[54].

Что же обычно подразумевают, говоря о «том самом», посконном и кондовом русском роке? Для начала приведу результаты анкетирования звукорежиссеров, работавших с этой музыкой, которое я провел в октябре 2020 года; в нем приняли участие 18 специалистов из крупных московских, петербургских и екатеринбургских студий (в том числе «Мелодия», Galernaya’20 и др.). Я задал звукорежиссерам несколько вопросов:

1) Сводили, аранжировали, продюсировали ли вы что-нибудь, что сами субъективно можете определить как русский рок формата «Нашего радио»?

2) Прилагались ли музыкантами в этих случаях какие-либо референс-треки[55]? Если да, то были ли это записи российских или зарубежных исполнителей?

3) Если в качестве референс-треков прилагались треки зарубежных исполнителей, была ли выполнена задача попадания в референсы или исходный материал делал ее трудновыполнимой либо невозможной?

4) Какие композиционные особенности русского рока вы бы могли назвать:

• композиционные особенности песни;

• характерная вокальная подача и/или мелодия, и/или тембральные особенности голоса, и/или ритмические особенности вокальной партии;

• характерные особенности гармоний инструментальных партий;

• характерные особенности тембра инструментов;

• характерный набор инструментов;

• расположение голоса в фонограмме;

• динамические особенности трека;

• эквализация инструментов и/или мастер-трека, а также применение пространственных эффектов;

• свой вариант.

Выяснилось, что все опрошенные звукорежиссеры имеют представление о саунде русского рока или работали с ним: недопонимания по термину не произошло, специалисты вполне уверенно отделяют «тот самый» русский рок от иной русскоязычной гитарной музыки. В половине случаев музыканты предлагали звукорежиссерам референс-треки зарубежных исполнителей — что, впрочем, не помешало определить сводимую музыку именно как русский рок, а задача попадания в референсы применительно к имеющемуся материалу называется «труднодостижимой» или даже «невозможной».

Судя по ответам на последний вопрос анкеты, для звукорежиссеров главными верифицируемыми критериями русского рока являются нюансы композиции и сведения, касающиеся вокала — особенности партии и подачи (14 положительных ответов), а также расположение голоса в фонограмме (10 положительных ответов). По распространенному мнению, в русскороковых треках вокал часто «торчит», чтобы слова было проще разобрать; приводятся даже физические или квазифизические обоснования типа обилия в русском языке согласных, ухудшающих слышимость концептуально важных для композиции слов, что вынуждает поднимать уровень голоса для большей понятности текста (тут мы опять упираемся в самоподдерживающийся миф о логоцентричности русского рока). При этом существенная часть комментариев звукорежиссеров по иным аспектам саунда носит плохо проверяемый эмоциональный характер: сложно найти объективные критерии для проверки «грува» или «перекрестного проникновения музыки и голоса».

Такое внимание к голосу объяснимо — и дело не только в том, что голос несет в себе те логоцентрические смыслы, без которых русский рок как самоопределяемая общность не имел бы смысла и идентичности. Как утверждает исследователь популярной музыки Саймон Фрит, вокал — это вообще один из краеугольных камней поп-музыки: ни в каком другом музыкальном поле (ни в джазе, ни в академической традиции) он не несет схожей нагрузки[56]. Вокал, по Фриту, является главным индивидуализирующим фактором, именно благодаря ему поклонники имеют дело не просто с музыкой, но с личностью певца и могут идентифицироваться с ней.

При этом нельзя сказать, что голоса русского рока — это однородная масса схожих тембров и подач. Нет, манеры исполнения здесь варьируются от почти академической до «дворовой», однако некоторые закономерности выявить все-таки можно. В их поиске мне помогли Елена Савицкая, старший научный сотрудник Государственного института искусствознания, кандидат искусствоведения, и Яна Смирнова, преподавательница по вокалу, экс-участница группы «Краснознаменная дивизия имени моей бабушки» и создательница проекта «Дочь».

Распространенное суждение о «народном» характере вокала в русском роке, с одной стороны, находит свои подтверждения. Это заметно даже в тех образцах, которые вроде бы очевидно ориентированы на другие музыкальные пласты, например у группы «Кино». «У Цоя очень многие мелодии построены на довольно архаичных узкообъемных попевках: две — три ноты, секундовые, терцовые обороты, характерные ритмические структуры, — отмечает Елена Савицкая. — Причем эта „народность“ не намеренная, не стилизованная, а возникала как безусловное свойство музыкального языка в теснейшем синтезе (точнее, синкретизме) с поэтическим словом. Как и в народной музыке — одно без другого не существует. В постановке голоса (абсолютно „самостийной“) это тоже есть»[57].

С другой стороны, даже заявленные как фолк-проекты группы вроде «Мельницы» на деле по части вокала оказываются более приближенными к советской «авторской песне», а не к народной музыке (что, конечно, еще раз подтверждает сконструированную природу «профессионального фолка», существующего в том числе в рамках русского рока). «Декламационный стиль, которым поют барды, очень удобен для людей с „компактными голосами“, — говорит Яна Смирнова о вокале в авторской песне. — Декламация помогает привлечь больше внимания к тексту (который для бардов очень важен), придает исполнению выразительность и вместе с тем помогает скрыть/обыграть неяркий тембр и небольшой диапазон. Похожий вокал также часто можно услышать у профессиональных актеров»[58].

В 2014 году «Наше радио» составило слушательский топ-500, в первую десятку которого вошли следующие песни и исполнители: «Король и Шут» — «Лесник», «Кино» — «Группа крови», «Наутилус Помпилиус» — «Я хочу быть с тобой», «Кипелов» — «Я свободен», «Мельница» — «Дорога сна», «Ария» — «Беспечный ангел», «Алиса» — «Трасса Е-95», «Сплин» — «Выхода нет», Земфира — «Хочешь», «Оргия Праведников» — «Наша родина — СССР»[59]. Это песни из сформированного звукового канона русского рока — канона, с одной стороны, максимально очерченного, а с другой — уже кризисного, пожирающего самого себя. Я попросил Яну Смирнову проанализировать эту десятку с тем, чтобы выявить какие-то универсалии саунда русского рока и (раз уж нас заинтересовал этот вопрос) вокальной подачи его исполнителей. Вот ее комментарий: «В звуке Виктора Цоя много опоры на согласные (он их тщательно озвучивает и никогда не глотает). В песнях, в отличие от речи, Цой не использует разнообразия в интонациях. Он поет как бы отстраненно, будто произносит манифест. С похожей подачей поет Константин Кинчев и отчасти Сергей Калугин из „Оргии праведников“. И там, и там опять же опора на согласные и интонация манифеста. При этом если вокал Кинчева близок местами к разговорной речи, то Калугин форсирует звук, как бы стараясь петь, и от этого „старания“, довольно часто встречающегося у вокалистов русского рока, голос звучит натужно, а вместе с повышением громкости страдает интонирование.

Вокал Вячеслава Бутусова и Александра Васильева, хотя они, разумеется, не 100 % идентичные, можно объединить по приемам. Оба часто „подъезжают“ к нотам. То есть берут их не сразу, а с предшествующего полутона или тона. В случае Бутусова и Васильева подъезд — это, конечно же, прием, но во многом именно доступность „подъезда“ для людей с неразвитым слухом делает манеру вокалистов русского рока такой популярной.

Вокал Хелависы („Мельница“) очень близок по стилю исполнения к бардовской песне или городскому романсу (что, по сути, недалеко друг от друга). Похожий вокал также часто можно услышать у профессиональных актеров. В записи „Дороги сна“ Хелависа также использует такой прием, как рэтл („вокальный рык“, который можно услышать у Луи Армстронга или Кристины Агилеры), это добавляет звуку эстрадности.

Вокал Валерия Кипелова очень лирический, чистый, выстроенный не столько на приемах, сколько на природном тембре. Его можно жанрово назвать эстрадным, имея в виду эстрадное пение в классической манере[60], как у Муслима Магомаева или Анны Герман. Интересно сравнить кавер-хит „Беспечный ангел“ с оригинальной версией той же самой песни „Going To The Run“ в исполнении группы Golden Earring. Вокалист Барри Хэй поет на полтона выше, чем Кипелов, при этом его голос звучит более брутально и блюзово за счет вибрато на концах фраз и чередования пения и разговора. Кипелов поет более лирично, не делает перехода в разговорную позицию, его вибрато естественно возникает на долгих гласных, как это происходит в академическом вокале (то есть вибрато не как прием, а как характеристика звукоизвлечения)».

Таким образом, у вокалистов русского рока можно обнаружить два главных источника — отечественная бардовская песня / городской романс и прочее «низовое» вокальное творчество, впитавшее в том числе традиции народной песни, и эстрада — как советская, так и зарубежная. Это выглядит самоочевидным наблюдением, но меня интересует аспект «умеренности», нейтральности.

Каждая жанровая музыкальная сцена содержит звуковые маркеры, на основании которых происходит распределение музыки по стилям. За уникумами и первопроходцами всегда следуют звучащие похоже друг на друга группы и исполнители. Например, шугейз характеризуется реверберированной стеной гитарного шума, задвинутыми назад вокалом и барабанами. Готический постпанк — гитарами с хорусом[61], обильной реверберацией, зачастую — низким мужским вокалом. Советские ВИА — утопленным звуком барабанов, тонким гитарным и басовым звуком, вокальными квазифольклорными многоголосиями.