Возможны варианты...

Когда завод пустили в работу, я позвонил в Свердловск, начальнику конторы В. Воробьеву: как, мол, идут дела на «ЗУБРе».

— Инициатива иногда наказуема, — отвечал Владимир Васильевич, — больше упреков получаем, нежели благодарности. Завод поставили далековато, транспортировка сырья затруднена. Оборудование часто выходит из строя: много автоматики. От нас требуют, что попроще. Сортировка пищевых отходов нужна, еще в городе нужна: много посторонних примесей, не по зубам даже «ЗУБРу».

Что ж, это все вполне понятно, так и следовало ожидать. У конструкторов уже давненько существует выражение «дуракоустойчивость машин». Зачастую производственные обстоятельства требуют такого агрегата, который можно обслуживать с помощью… кувалды. Чтобы врезал, а ей — ничего. На автоматику с кувалдой не полезешь, ей знания и аккуратность нужны. Вот в чем «вина» свердловских разработчиков. А вообще их проект высоко оценивают специалисты Всероссийского научно-исследовательского и проектно-технологического института механизации животноводства (ВНИИМЖ). Но и они тоже считают, что надо упрощать систему управления приготовлением кормовых гранул, делать надежнее агрегаты и узлы завода.

Сейчас свердловчане совершенствуют свои агрегаты, если можно назвать совершенствованием упрощение, подгон машины к уровню обслуживающего ее персонала.

Нужно будет разработать более надежную систему сортировки пищевых отходов. Металлы из них можно взять магнитом. А как быть с камнями? Именно они ломают дробилки. Надеяться на высокую культуру и сознательность горожан, как показывает опыт, — дело малоперспективное. Сколько нам говорят: имейте дома специальный бачок для пищевых отходов. Но у большинства из нас кухни не таких размеров, чтобы тут поместился дополнительный бачок. В домах с мусоропроводами вообще все вываливают в одну трубу. Призывают дворников сортировать мусор. Но и на это мало охотников даже за деньги. Вот и стоят во дворах контейнеры с гнилью, в летний зной из-за них дышать нечем. А полчища мух! Да что тут расписывать! Каждому все хорошо известно. Неизвестно только одно — как же быть, как соблюсти бережное отношение к добру и наше нежелание пачкаться? К тому же города Российской Федерации обеспечены тарой для сбора пищевых отходов лишь наполовину. Особенно плохо обстоит дело в Свердловске и Челябинске. Выход, полагаю, только один — специальные заводы. Тот же «ЗУБР».

Однажды я опубликовал об этом статью в «Советской России». При обсуждении ее в горисполкоме против «ЗУБРа» было много высказано. А я-то думал, что разговор пойдет иной: как объединить силы Свердловска и Челябинска с их огромными научными и промышленными возможностями для того, чтобы довести идею до ума.

Почти пятнадцать лет назад Министерство сельского хозяйства СССР и Министерство коммунального хозяйства РСФСР замыслили построить в Подмосковье завод-гигант по переработке пищевых отходов столицы и окрестных городов. Его производительность должна быть не менее полутора тысяч тонн в сутки. Идею поручили разработать одному из научно-исследовательских институтов. На том дело и закончилось.

Что же касается специального транспорта для перевозки пищевых отходов, то вопрос решается положительно. Уже изготовлена первая партия машин «КО-413», которая успешно прошла производственные испытания. Осталось поставить такой грузовик на поток.

Свалок в городе быть не должно. Идея не новая. Ее уже много лет высказывает и само Министерство коммунального хозяйства. Более того, по его же нормативам предписывается каждому городу с населением свыше 350 тысяч человек иметь свой мусороперерабатывающий завод. Но дальше этакой констатации истины министерство не пошло. Заводов нет. К тому же идет спор, как лучше расправляться с мусором — сжигать или именно перерабатывать. Если судить по планам и наметкам министерства и его отраслевой академии, то чашу весов перевешивает идея сжигания. Так, например, в Челябинске была проведена немалая работа в этом направлении. Институт «Гипрокоммунстрой» разработал технико-экономическое обоснование строительства в городе завода именно для сжигания мусора. И даже место для него подобрали. А в перспективе замыслен еще один такой завод. Другое дело, что на этой стадии наметок и разработок все и остановилось: и средств нет, и оборудования.

Но сама идея представляется весьма нерациональной. Не говорю уж о том, что сжигать — не утилизировать, а фактически уничтожать. Важнее тут иное соображение — экологическое. Зарубежный опыт уже дал отрицательный результат в этом направлении. Оказывается, в процессе сжигания отходов в печах образуется сильнейшее отравляющее вещество — диоксин. Конечно, его выделяется не так много, но вполне достаточно, чтобы причинить вред и природе, и людям. Помимо диоксина в атмосферу попадает большое количество хлора, соляной кислоты, двуокиси серы, которые не удается удерживать даже при помощи самой современной фильтрации.

По поводу сжигания мусора специалисты многих стран вывод уже сделали: печи — наследие эпохи, которая окончательно ушла в прошлое, ибо подобный метод борьбы с бытовыми отходами ведет, как минимум, к потерям сырья и рождает новые отходы. Разве подобные факты неизвестны в Министерстве коммунального хозяйства? Зачем же повторять зады?

Если говорить о пищевых отходах, то для них есть еще одна, невидимая людям, свалка — канализация. И сюда попадают остатки с нашего стола. Они приносят большой вред работе очистных сооружений. Но куда вреднее и расточительнее другие отходы — от предприятий пищевой индустрии, прежде всего от пивоварен, молокозаводов и мясокомбинатов. Обрат и сыворотка, даже цельное молоко, немалыми ручейками стекающее на пол при обработке на заводах; пивная дробина, барда, солодо-дрожжевые закваски; бульоны, кровь и субпродукты — все это многими сотнями тысяч тонн уходит в канализацию. Министерство мясной и молочной промышленности ежегодно получает задание утилизировать свои отходы хотя бы частично. И ежегодно сравнительно небольшое это задание выполняется в лучшем случае на треть. Причины вроде бы объективные — нет соответствующего транспорта для перевозки на свинарники, скажем, бульонов и сыворотки. Но ведь в бульоне пять процентов сухого вещества и полпроцента жира. Каждая тонна сыворотки — это десять килограммов белка, сорок килограммов молочного сахара, сто кормовых единиц. При наших масштабах переработки животноводческой продукции потери на ее отходах уму непостижимы. Вот лишь один конкретный пример того, что можно взять из так называемого вторичного сырья молокозавода. По предложениям ученых из Северо-Кавказского института маслосыродельной промышленности и Ставропольского политехнического института, разработана новая технология переработки сыворотки. Она была внедрена на Кардоникском маслосырозаводе, здесь же, в Ставропольском крае. В результате завод получил за год дополнительно 40 тонн сливочного масла. После отбора масла оставшаяся сыворотка вновь перерабатывается, из нее извлекают белок для приготовления сырной массы «Кавказ» — еще 250 тонн продукции. Затем из сыворотки, которую предварительно сгущают в вакуум-аппаратах и пропускают через кристаллизаторы, получили более ста тонн молочного сахара. Но и это не все. На заводе пустили в дело воду, которой промывают центрифуги после получения кристаллов молочного сахара. Из этой воды путем выпарки получили биостимулятор. Вот его уже легко транспортировать на свинарники. А здесь он повышает привесы в среднем на 10 процентов. В деньгах вся добавочная продукция принесла заводу около 400 тысяч рублей чистой прибыли за год. Вот какие богатства сливаем мы в канализацию. Еще одна цифра: по стране ежегодные остатки сыворотки составляют примерно 10 миллионов тонн. Не менее двух третей из этого количества забирает свалка.

Мы уже давно пишем и читаем о том, что передовая технология на птицефабриках, к примеру, использует все, кроме петушиного крика. Но знать и делать — вещи разные. Лет десять назад в Южно-Уральском научно-исследовательском институте земледелия (ЮжуралНИИЗ) был проведен такой опыт. На откорм поставили три группы бычков. Две группы опытные и одна контрольная. Основной рацион для всех был одинаков. Но животным в опытных группах давали некие добавки, которые позволили получать ежесуточный привес на 100 граммов выше. Этой добавкой был пудрет.

За парфюмерным термином крылось нечто отнюдь противоположное. Но вначале небольшая информация из того же еженедельника «За рубежом». В Йоркшире (Англия) проводятся эксперименты по переработке помета бройлеров в корм для крупного рогатого скота. Новый корм, как считают специалисты, сможет удовлетворить все потребности животных в белке на заключительном этапе откорма. Во время одного из экспериментов ферментированный помет использовался вместе с концентратами для кормления четырехмесячных животных. Сначала они старались выбирать из кормушки только концентраты, но вскоре привыкли к рациону, который на две трети состоял из обработанного помета бройлеров. Лабораторные опыты, которые включали обработку помета муравьиной кислотой и добавку меласс, позволили получить достаточно питательный, хотя и не отличающийся высокими вкусовыми свойствами корм. По мнению специалистов, рацион, состоящий из девяти частей ячменя и двух частей помета, может полностью удовлетворять потребности крупного рогатого скота в питательных веществах.

Именно такой корм в ЮжуралНИИЗе эвфемистично назвали пудретом. Пятая часть рациона может состоять из него, на каждом килограмме привеса экономится кормовая единица. Примерно такие же экономические показатели и за другим бросовым вторичным кормом — переработанным пометом свинокомплексов.

Недалеко от Челябинска стоит крупнейший на Южном Урале свиноводческий комплекс «Красногорский». Здесь откармливают в год более сотни тысяч свиней, основа их рациона — сухие комбикорма и концентраты. Как правило, они довольно грубого помола, а потому перевариваются далеко не полностью. Исследования показали, что непереваренных, так сказать, живых кормов в свином помете комплекса остается более 10 тонн в сутки. Была попытка выделить их, переработать в тот же самый пудрет и скормить скоту в знакомом нам уже откормочном совхозе «Сосновский». Опыты оправдали себя во всех смыслах. Но… были прекращены.

Вот и второй вывод из нашего разговора, лишенного благоухания, но, надеюсь, не смысла: если свалки все-таки «худеют» за счет более или менее рационального отношения к пищевым отходам, то довольно незначительно. Впереди — непочатые резервы, как и непочатые проблемы.

А теперь о втором источнике «похудения» городских свалок — о макулатуре. Тут уж дело куда как болезненное для многих горожан. Разве мало выстаивают они в так называемых «живых» очередях за макулатурной книгой. А если есть эта самая «живая» очередь, значит, плохо поставлено «неживое» дело. А за ним — огромное богатство: по подсчетам специалистов Госснаба СССР, пять миллионов тонн бумаги скапливается в наших руках за год. Как же ими распоряжаемся?