Без прошлого

Марья Коваленко
Без прошлого

Обычный будний день в спальном районе на окраине столицы. Пропитанный желтым осенним туманом тополиный сквер. Шум дороги и завывание ветра в трубах. Ничего странного кроме нескольких сверкающих на солнце микроавтобусов и пятерки легковых авто с тревожно мигающими сине-белыми проблесковыми маячками.

Выкуривая уже вторую за последние полчаса сигарету, младший сержант Антонов внимательно наблюдал, как из серой девятиэтажки по одной или вдвоем под надзором одетых в бронежилеты и маски оперативников выходили женщины. Многомесячная операция подошла к концу. Четыре борделя, больше сотни запертых в своих комнатах женщин. Не верилось, что наконец удалось накрыть всю сеть.

Молодые женщины с лицами старух затравленно озирались по сторонам, исподлобья смотрели на своих спасителей. Яркий макияж, пестрая одежда, от спортивной формы до коротких шелковых пеньюаров, мягкие тапочки. От их вида на душе у Антонова кошки скребли. Вроде бы ухоженные женщины, а хотелось вымыть руки с мылом.

Яркая красивая брюнетка в длинном черном плаще и высоких сапогах смотрелась среди них настоящей королевой. Чувственные пухлые губы, высокие скулы, тонкая талия, перехваченная поясом. От одного взгляда на нее в голове возникали картинки из фильмов "восемнадцать плюс". В борделе таких было лишь четверо. Элитные шлюхи. Постоянные клиенты, проверки на болячки, ценник размером со среднюю зарплату по стране. Обычному работяге о ночи с такой можно было и не мечтать, но эта, пантера в черном плаще, казалась особенной.

То ли потому что она была лучшей, то ли что-то еще, но, когда всех девушек вывели на улицу и усадили в микроавтобусы, красавицу "паковать" никто не стал. Начальник оперативной группы лишь хмуро взглянул в ее сторону, а затем вытянул из полупустой пачки сигарету и закурил. На миг Антонову показалось, что у босса трясутся руки. Слишком рваным был жест, которым он закрывал пачку, слишком сильно колыхалось пламя зажигалки.

"Показалось. Глупости", — осадил он себя. У непрошибаемого, похожего на скалу, майора Волкова тремора быть не могло. Уж скорее у него, Антонова, помутилось в глазах или крыша поехала. Думать ни об одном, ни о другом не хотелось. Стряхнув пепел в маслянистую лужу, сержант на секунду до боли зажмурился. "Проехали, работаем". И потом снова повернулся в сторону красавицы.

Оказалось, что вовремя. Вышедшая последней, она не удостоила полицейский кортеж даже взглядом. В руках блеснули неизвестно откуда взявшиеся ключи, и пока оперативники у машин о чем-то перешептывались, она незаметно нырнула в салон припаркованного у входа серого Форда. Никто не окликнул. Как будто случайная прохожая.

Заметив это, Антонов чуть не бросился под колеса. Он бы точно успел перехватить беглянку, но не тут-то было.

— Куда ты поперся? — резко ухватил его за руку напарник, коренастый, усатый сержант Уваров.

— Но эта... — Антонов указал на красавицу, что уже заводила двигатель. – Уедет сейчас!

— Ты обалдел! — Уваров пригладил волосы и быстро огляделся. — Это не шлюха.

— Так она ж с ними... Кхм, работала, — Антонов округлил глаза.

— Ну и что.

Напарник что-то не договаривал. Что-то важное.

— Это наш агент. Внештатный. Именно она всю эту цепочку сдала: клиентов, организаторов, посредников. Инга Викторовна... — Уваров скосил взгляд на майора, — экс-Волкова.

Фамилию дамочки он произнес шепотом. Напарник вначале не поверил, подумал, что послышалось, но тяжелый взгляд начальника на Форд подсказал, что ошибки не было – жена.

— Та самая Инга? — От удивления у Антонова даже фуражка съехала на затылок.

— Она... Никто не решался в этот гадюшник лезть. Сама вызвалась. Отчаянная.

В этот раз Антонов посмотрел на Форд и женщину в нем уже иначе, внимательнее. В памяти тут же всплыла жуткая история с перестрелкой два года назад, из-за которой Волкова понизили в звании, а его жена, старший следователь прокуратуры, совсем ушла из органов. Легенд о случившемся ходило много, жалоб и писем тоже, но Ингу уже год никто не видел, а о причинах развода Волкова в отделе молчали даже болтливые новички.

— Да. Бывшая... — еле заметно кивнул Уваров. — Видно после смерти той девчонки все еще винит себя, потому вот... — он взглядом указал на крыльцо, – расплачивается.

***

Дом встретил ее забитым под завязку почтовым ящиком, запиской под пыльным ковриком и противным скрипом дверных петель. Два месяца она не слышала этой музыки, думала, будет рада, а ничего... пусто.

На шум из соседней квартиры вышел сосед. Мятое лицо, щетина как колючки у ежа, взлохмаченные патлы – Брэд Питт, как и прежде, даже взгляд пьяный, блаженный не изменился. Бросив короткое «Здрасте», она резко распахнула дверь и скрылась в квартире. Ни видеть, ни слышать никого не могла.

А с порога по носу «приветливо» ударил затхлый воздух. Хорошо, рыбок так и не завела. Сдохли бы за такой срок с голоду. Как и их хозяйка, превратились бы в призраков этой квартиры. «А может и хорошо? Не одной мне здесь...» — дурацкая мысль. Настолько дурацкая, что даже улыбка на губах мелькнула. Впервые за... два года. Прогресс.

Потом был душ. Скинув в мусорную корзину все, от сапог на высокой шпильке до белья, выбросив упаковку презервативов из сумочки, затем, подумав немного, и саму сумочку, направилась в ванну. Встала на обжигающую холодом плитку. Открыла до упора оба вентиля и чуть не заорала от хлынувшей из лейки ледяной воды.

Мылась, как шахтер после забоя. Не жалея шампуня и геля, терла волосы, спину и грудь. Никакой мочалки, касаться ею себя не могла. Только ладонями по коже. Старательно и яростно, руки из суставов выворачивая. После третьего раза волосы стали как пакля, но все равно было мало. Хотелось еще. Жестче, чище. Чтобы от оболочки, которой касались чужие липкие пальцы, и сантиметра не осталось.

Смогла бы — вымыла и собственную память. Чтобы забыть навсегда, как рвало после первого раза. Как тянула губы в фальшивой улыбке перед двадцатым. Как держала на руках убитую девочку. Глупую, невинную, доверившуюся ей.

От кавардака мыслей и образов Инга сама не заметила, как перекрыла воду и вышла из душа. Халат, мужской, пушистый, схватила машинально. Год не прикасалась к нему. Висел на вешалке как бесполезный декор, а теперь зарылась в него до носа. Был бы капюшон, и голову бы укрыла, да не любил владелец халата капюшонов... Только их и не любил.

Звонок домашнего телефона заставил вздрогнуть. Отвыкла настолько, что сердце, казалось, на мгновение остановилось. Кто звонил, даже проверять не нужно было. О возвращении домой знал лишь один человек. На миг остро, до горечи во рту захотелось, чтобы Он оказался рядом. Чтобы ни искаженный дрянной связью голос, а Сам, весь. Большой, теплый, заботливый...

Глаза защипало от этого желания. Нутро в узел скрутило от тоски и отчаяния. Но не смогла... Ни "жду", ни "как дела". Слабачка. Выдернув провод из телефонной розетки, отсекла пути назад и медленно, как на эшафот, двинулась в спальню.

К кровати, которую давно не делила ни с кем.

К подушкам, на которых ночами лежала без сна.

В комнату, где никто не будет требовать встать на колени и прогнуть спину, чтобы слаще было трахать.

Сколько времени прошло, она так и не поняла. Кровать, как трясина на болоте, затянула ее, оплела по рукам и ногам пуховым одеялом, а из-за задернутых штор не ясно было: еще день, уже вечер или наступила ночь. Темное безвременье. И заснуть, как назло не получалось.

Против воли в мысли прокрадывались воспоминания и страхи. Память не отпускала. Разбавляя одну боль другой, мешала свои ядовитые коктейли. Презрительные взгляды, перекошенные от оргазма слюнявые рты, пальцы, впивающиеся в кожу с такой силой, будто на куски готовы были разорвать. Один хуже другого.

Лица пролетали перед глазами, как на карусели, и разобраться, кто есть кто, зацепиться взглядом за одно единственное девичье лицо — не удавалось. Это было ново. Раньше и во сне, и наяву она видела лишь ее... Худенькие плечи, белые губы, огромные погасшие синие глаза. Теперь за место на пьедестале кошмаров могли побороться десятки.

"Клин клином, клин клином..." — отчего-то повторялось в голове, и глаза болели все сильнее от невыплаканных слез. Закутанная с головой в одеяло, Инга даже не услышала скрежета ключа в замке и тихих шагов. Старый скрипучий паркет, как верный пес, не выдал своего хозяина. Бесшумно открылась дверь в спальню. Под весом мужского тела прогнулся матрас.

Глупо было думать, что Он не придет. Хотелось, чтоб бросил. Чтоб опротивела, как была противна самой себе. Но кому важны ее желания? Когда он у кого что-то спрашивал?

Перед глазами мелькнула ладонь со сбитыми в кровь костяшками, и шершавая подушечка пальца провела короткую линию от уголка глаз к уголку губ.

Нежно.

Медленно.

Подрагивая.

Вслед за пальцем, словно по волшебству, покатилась слеза.

— Я не отпущу тебя больше, — послышалось над ухом, шепотом.

Сильные руки выдернули из одеяла и расплющили на широкой груди.

— Слышишь? — уже громко. — Никому больше! Моя, поняла?

Ребра чуть не треснули — так стиснул. Зарылся носом в макушку, провел горячими губами по виску, а у нее от этого его отчаяния внутри как плотину прорвало.

Слезы хлынули потоком. По лицу, по шее, по груди, будто отмывалась заново. От клокочущего и рвущегося на волю плача вдохнуть не получалось. Хватала ртом воздух и выла навзрыд.

Выла по девочке, которую было не вернуть.

Выла по себе, пропитавшейся насквозь самой едкой грязью.

По Нему, пережившему собственный ад, но не бросившему.

По каждому дню за прошедшие два года.

Выла и обнимала, как будто боялась потерять вновь.

— Не отпускай меня... — со стоном вырвалось из горла, когда Он, покрывая поцелуями каждый сантиметр кожи, стал распахивать на ней свой собственный халат. – Никому не отдавай.

Конец.

2018 год