У стен Синнлоса

Каждую ночь я думала о том, как сжечь эти яркие жизни. Каждое утро я просыпалась вся в поту и хрипела от крика.

* * *

В начале пятого месяца прибыл отряд личной гвардии Теократа. Это был небольшой отряд, состоящий всего из четырех человек. Капитан послал меня встретить их, и, хотя мое самолюбие ворчало, что мне поручили такое ничтожное задание, я переоделась и пошла.

Я подходила медленно, чтобы иметь больше времени на их осмотр. Там было трое мужчин — один из них возвышался на семь футов и был лохматым, с грубыми каштановыми волосами, — и одна грузная женщина. Ее рост не превышал четырех с половиной футов, но она была плотной и мускулистой. Ее черные волосы были коротко подстрижены, а брови подергивались и выгибались дугой, когда она разговаривала со своим отрядом. Темное вожделение поднялось во мне, а затем, всхлипнув, ушло обратно в ту редко посещаемую часть моей души, откуда оно пришло.

Увидев мое приближение, они прекратили свой разговор и повернулись в ожидании моего появления. Самый маленький из трех мужчин усмехнулся, показав черные десны и острые зубы. Я проигнорировала его.

Продолжайте. Дразните толстушку. Я сожгу тебя в пепел.

Я стояла перед огромным мужчиной — кто еще мог быть лидером этого отряда? — и пристально вглядывалась в его лицо. Его карие глаза были удивительно мягкими.

— Меня послали приветствовать вас в лагере, — сказал я.

Он просто наблюдал за мной чуткими глазами.

Третий мужчина пробормотал что-то сиплое себе под нос. Когда я повернулась к нему лицом, он моргнул никтационными вторичными веками над желтыми глазами с щелевидными зрачками. Его ноздри раздувались, словно пробуя воздух, и он кивнул в сторону женщины. Я повернулась к ней лицом.

— Вы командуете? — спросила я.

Она пожала плечами.

— Допустим. Я Асена из Териантропов Теократа. — Она смотрела на меня льдисто-голубыми глазами северного волка.

Я слышала о териантропах, этих воинах—духах животных, меняющих облик по своему желанию.

— Я Гехирн Шлехтес, — сказал я. — Хассебранд.

Как и любая собака, эти оборотни научились бы уважению только тогда, когда научились бы страху.

— Идемте, я вас провожу.

Я повернулась и направилась обратно к основному лагерю. Пойдут они за мной или нет. Редко стоит из кожи вон лезть, чтобы расположить к себе безумцев.

Они молча пошли следом, Асена ускорила шаг, чтобы идти рядом со мной. Ее сапоги поднимали шлейфы пыли цвета ржавчины которые разлетались в стороны, словно убегающие духи.

— Стены Синнлоса все еще держатся, — сказала она, констатируя очевидное.

— Стены еще держатся, — согласился я. Даже в дневной жаре я чувствовала ее тепло, глубоко вдыхая ее животный мускус. Как бы мне ни хотелось отстраниться, я не посмела. — Расскажи мне о своем отряде, — сказала я, чтобы отвлечься.

— Большой парень — Бер. Тот, что с зубами и плохим характером — это Штих. Другой — Массе. — Ее голубые глаза посмотрели на меня, брови выгнулись дугой в немом юморе. — Штих — самый опасный.

Она усмехнулась, показав ярко выраженные клыки.

— Он сумасшедший.

— Бывает. А Хассебранды совсем не опасны. — Я хотела сказать, что это была непринужденная шутка, но прозвучало натянуто и оборонительно.

— Императрица уже показала свою силу? — спросила она, не обращая внимания на мою жалкую попытку пошутить.

— Нет. Мы не увидим ее, пока Теократ не совершит что-то своими силами. — Мы обе знали, что это значит: Мы были его силой в этой битве.

— Уже недолго осталось, — сказала она. — Уже недолго.

* * *

Осада затянулась. Люди бросались на стену и умирали, их трупы оставляли гнить и разбухать под солнцем пустыни. Асена часто искала меня. Я никогда не могла быть уверена, видит ли она во мне родственную душу или просто избегает своих собратьев-оборотней. У меня не хватало смелости спросить. То, что эта сильная, уверенная в себе женщина смогла разглядеть во мне хоть что-то, не поддавалось объяснению.

Когда я обедала с Асеной, как я часто делала, капитан ужинал в одиночестве. Рассматривал ли он это как уход или предательство? Я бы так и сделала. Я не смела рисковать своей непрочной дружбой с Асеной, но не видела способа, чтобы эта дружба не встала между мной и капитаном. Он не упоминал об этом и, казалось, не замечал, что я редко бываю рядом. Тем временем пятно разрослось и охватило большую часть его левой руки. Он стал носить кожаные перчатки, и иногда я улавливала сладковатый запах гниющей плоти. Каждый вечер я говорила себе, что поговорю с капитаном утром, но каждый день трусость брала верх. Что же я скажу? Чувство вины грызло истерзанные края моей души.

Однажды вечером Асена последовала за мной в мою палатку после ужина, и мы сидели и разговаривали до восхода солнца на следующее утро. Казалось, она ждала, что я что-то скажу или сделаю, но я не могла представить, что именно. Вернее, могла и очень хотела, но не решался. Она ушла на следующее утро с грустной улыбкой, но на следующий вечер снова последовала за мной. Поскольку накануне я не сомкнула глаз, я задремала, а проснулась от того, что она, свернувшись у меня под боком, мирно спала. Впервые за многие годы меня не преследовали ночные кошмары. Не желая будить ее из страха, что она может уйти, я не двигалась и не спала до конца ночи.

На следующий день были созваны Териантропы и Дисморфики. Теократ был нетерпелив из-за отсутствия прогресса.

Когда Асена ушла получать приказы, я разыскала капитана. Он поливал свою лошадь, гладил животное голой правой рукой и что-то шептал в его подергивающиеся уши. Я видела, как широкие глаза лошади следили за его левой рукой, и надеялся, что капитан этого не заметил. Его мундир стал жестким от красной грязи, каштановые волосы отросли до плеч. Я бы не узнала некогда щеголеватого капитана, если бы столкнулся с ним в толпе.

Я прочистила горло и увидела, как напряглись его плечи. Он перестал гладить животное и снова надел перчатку на правую руку. Но не раньше, чем я увидела синяки на кончиках пальцев. Как можно спрашивать о чьем-то рассудке? Мне хотелось обнять его, закрыть его израненную душу толстой массой своего тела.

— Я слышала, Теократ прислал новые приказы, — сказала я вместо этого. Трусиха.

Капитан повернулся ко мне лицом с безжизненными серыми глазами.

— Вы уже получили приказ? — спросила я.

Семь месяцев без вестей. Как бы я ни была счастлива не подталкивать свой и без того хрупкий рассудок интенсивным использованием своей силы Хассебранда, я чувствовала себя нежеланной, ненужной и нелюбимой. Такова сила Теократа. Он злоупотребляет вашей любовью и поклонением, пока вы не возненавидите его. Тогда, когда он отбрасывает вас в сторону, вы чувствуете себя брошенной и не можете дождаться, чтобы снова служить. Хотя я и замышляла против него, я чувствовала себя забытой всеми богами.

— Нет, — сказал капитан, глядя на свои руки в перчатках.

— Нам надо собираться и ехать домой, — пошутила я.

Капитан уставился на меня, не мигая, и я могла бы дать себе пинка, когда осознание пришло. Дом. Родители капитана были мертвы. У него не было дома. Я ненавидела свое эгоцентричное бездумье.

Он слабо улыбнулся.

— Завтра мы отправим оборотней и дисморфиков. Иди к своей подруге.

Он извиняюще пожал плечами.

— Мне жаль, но здесь наши пути разойдутся. Ты заслуживаешь большего.

Он отвернулся от меня, делая вид, что осматривает свою лошадь. Животное вздрогнуло, когда он потянулся погладить его левой рукой.

— Если завтра мы столкнемся с иллюзиями королевы, ты должна быть готова. Мы ничего о ней не знаем. Ничего о том, во что она верит. Ничего о том, чего она боится.

— Я готова, — сказала я с ложной бравадой.

— Ты стала счастливее в последнее время, — сказал капитан, повернувшись ко мне лицом. — Я рад за тебя. Но это ослабит тебя.

Какой мир я создала для себя, где уверенность, безопасность и счастье — это слабости.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Если меня призовут встретиться с иллюзионистом, это значит, что дисморфики и териантропы потерпели неудачу. Это значит, что Асена. — Я подкрепила себя дрожащим дыханием. — Падшая.

Капитан с минуту изучал меня.

— Потерять ее будет больно, — мягко сказал он.

— Боль сделает меня сильной. — Я говорила это так, как будто это была причина влюбиться. Было страшно даже признать возможность любви. Но тот факт что Асена, единственная с кем я чувствовала себя хорошо, пугал меня.

Но ради Асены я бы сожгла весь мир.

— Теократ, он того стоит? — неожиданно спросил капитан.

Я подумала, что нет, но вслух сказала:

— Разве это имеет значение?

— У нас у всех есть выбор, — сказал капитан. — Ты можешь увезти ее отсюда. Возможно, ты обретешь недолгое счастье. Это лучше чем ничего.

Его слова ступали по опасной почве, слишком близко к моим собственным изменническим мыслям.

— Ты можешь поехать с нами, — сказала я, встретившись взглядом с его плоскими серыми глазами.

— Я остаюсь. — Он поднял левую руку в перчатке. — Я гнию. Смерть будет освобождением.

— Если ты останешься, то и я останусь. — Я не брошу своего друга.

В ту ночь мы с Асеной не разговаривали после возвращения в мою палатку. Она свернулась калачиком под защитой моего тела и спала, пока я гладила ее волосы. Если я плакала, свидетелей не было. Когда я проснулась, ее уже не было. И снова я спала без снов и тревог. На моем столике лежала нацарапанная записка.

Ты и я, мы - стая из двух человек.

* * *

Когда я нашла Асену, она уже была на поле за пределами моей досягаемости. Дизморфики, вооруженные слишком тяжелыми клинками и слишком толстыми луками для обычных людей, стояли лицом к стене. На их широких спинах висели тяжелые железные щиты. Они шли вперед, за ними следовали Асена и ее Тиргейст, остановившись далеко за пределами досягаемости лучников Синнлоса.

Словно в предвкушении предстоящей битвы ветер утих. В воздухе повисла тишина и удушье. Трупы павших усеивали поле, но больше всего их было навалено у подножия гигантских, каменно-железных ворот, вделанных в стену Синнлоса. Слишком большие, чтобы быть сделанными людьми, эти ворота могли быть только результатом целенаправленного бреда безумного архитектора. Императрица формировала саму ткань реальности своим самообманом.

Стены Синнлоса были покрыты ржавым оттенком красного цвета. Это был песок вперемешку с кровью. Едкий и показывающий что у безумства нет границ. Это были тела. Их были тысячи. Десятки тысяч. А мы еще не прорвали стену. Несомненно, почти все они были нашими мертвецами.

— Боги, — прошептала я в шоке. Все эти жизни, потраченные впустую. Я могла остановить эту бессмысленную смерть, но только ценой новых смертей. Я прищурилась на окровавленную стену Синнлоса, пытаясь разглядеть крошечные фигурки, стоящие на ее уступах.

Мое внимание вернулось к дисморфикам, когда они согнули свои массивные луки, чтобы натянуть тетиву. Даже с такого расстояния я могла различить непристойные мышцы, напряженные от усилий. Луки натянулись, они заправили стрелы и прицелились. Я оглянулась на стену и миниатюрные фигурки на ней. Слишком далеко. Слишком далеко.