У стен Синнлоса

Как один, дисморфики выстрелили. Длинные стрелы вечно висели в небе, прежде чем упасть на стену. Я с трепетом наблюдал за тем, как в жуткой тишине падали и переворачивались тела. Я досчитал до пяти, когда первый труп достиг основания стены и упал в облако кроваво-красной пыли. Спокойно, словно у них было все время в мире, дисморфики заложили свои вторые стрелы и прицелились. Они снова дружно выстрелили, и я наблюдала за изящной дугой стрел, которые поднимались в небо, а затем падали на стену дождем смерти. На этот раз падало меньше тел, так как защитники успели укрыться. В результате третьего залпа на стене осталось не более трех кувыркающихся тел, и стена выглядела опустевшей.

По сигналу, которого я не слышала и не видела, Асена и ее териантропы бросились к воротам. Дисморфики выпустили еще один смертоносный залп. Асена была почти у ворот, прежде чем войны поняли, что происходит. Их заманили! Хотя дисморфики неторопливо продолжали обстрел, появились лучники Синнлоса, оставив себя незащищенными, и рискуя собственными жизнями, они выпускали залп за залпом по наступающим оборотням.

Что могут сделать трое мужчин и одна сильная женщина? Это не имело смысла! Их накрывали волны из острых стрел, раз за разом. Это было самоубийство.

Не сбавляя шага, Бер и Асена трансформировались. Их тела искривлялись и изгибались под невозможными углами. Бэр рос по мере бега, косматая серо-бурая шерсть вздымалась, покрывая его тело; в двух шагах он был колоссальным медведем гризли, мчащимся на четвереньках. Стич и Массе остались людьми и бежали рядом с Бэром, укрытые его массой от лучников Синнлоса. Асена упала вперед, и я подумала, что она споткнулась. Мое сердце заколотилось, и тут я увидела, что перед ней скачет серый северный волк.

Во мне разгорался огонь ярости. О чем, черт возьми, думал Теократ, отправляя этих четверых одних? Мой пульс отражался звоном в ушах.

Стрелы обрушились на териантропов. Бер был ранен несколько раз, но не дрогнул и продолжал набег. Стич и Массе не пострадали, а Асена легко уворачивалась от всего, что приближалось к ней. Я затаила дыхание, когда они достигли ворот. Асена и Бер остановились и замерли у подножия ворот. Что они могли теперь сделать? Они были легкой мишенью.

Затем Стич и Массе перевоплотились. Кожа Стича стала блестяще-черной, он рассыпался и развалился, как карточный домик. Куча извивающихся скорпионов укрылась под Асеной. Массе разлетелся на куски, словно кто-то отрезал от его тела длинные полоски плоти, и превратился в извивающуюся массу змей. Он укрылся под Бэром.

Асена пошатывалась, когда стрела за стрелой вонзалась в ее неподвижное тело. Даже Бэр попятился под тяжестью натиска, его лохматая шкура была усеяна древками. Потом, когда Стич и Массе уменьшились и исчезли, я все поняла. Эти двое нашли щели и дыры в воротах, через которые можно было проникнуть в Синнлос. Асена и Бер были там просто для прикрытия, пока они работали. Я могла только представить, какой хаос творится по ту сторону ворот, когда защитники оказываются кишащими смертоносными змеями и скорпионами. Запаникуют ли они и обратятся в бегство, или будут стоять насмерть?

Когда Асена подкосилась и упала, из глубины моей души вырвался всхлип. Бер двинулся, чтобы укрыть ее своим телом. В нем было так много стрел, что он был похож на массивного дикобраза. Я видела, как длинные струйки густой, тягучей крови стекали на красный песок под ним. Я стояла как парализованная, наблюдая за тем, как Бер, содрогаясь, рухнул рядом с Асеной. Я видела, как умирающий медведь пытался защитить волка, прежде чем его охватила последняя судорога. Когда я сморгнула пыльные слезы, оба тела снова обрели человеческие формы. Она выглядела такой маленькой на фоне Синнлоса. Такой хрупкой. Такой нежной.

Я даже не поняла, что начала двигаться вперед, пока крепкая рука на моем плече не удержала меня. Я с рычанием развернулась, готовая испепелить любого, кто посмеет ко мне прикоснуться. Выражение лица капитана остановило меня.

— Еще нет, — сказал он. — Не лишай ее смерть всякого смысла. Не отнимай это у нее. Она знала на что идет.

Капитан крепко обнял меня и подавил во мне гнев. Я никогда не смогу причинить ему боль. Не знаю, сколько времени мы простояли в этих объятиях, он дарил мне утешение, которое я не могла предложить взамен. Когда он наконец отпустил меня, мы повернулись лицом к стене. До наших ушей донеслись отдаленные крики людей, и в тот же миг дисморфики опустили луки. Половина из них достала острые скалолазные питоны, а остальные выставили тяжелые щиты. Как один, они бросились в атаку. Бесформенные мускулистые ноги несли их с такой скоростью, что лучники Синнлоса не могли нанести более нескольких выстрелов. Когда они достигли ворот, половина прыгнула на них, подтягиваясь на руках, а остальные укрылись под щитами. В считанные секунды ворота были преодолены, и дисморфики скрылись из виду на дальней стороне. Мгновение спустя ворота распахнулись, и ожидавшие снаружи дисморфики сдали свои щиты, не обращая внимания на сыплющиеся на них стрелы, и согнули спины, раздвигая массивные каменно-железные ворота нараспашку.

С диким ревом войско Теократа бросилось в атаку.

Мы с капитаном наблюдали, как люди набросились на ворота, получили короткий отпор от сплотившихся защитников, а затем протиснулись их вперед, чтобы исчезнуть внутри.

— Она отдала нам город, — сказал капитан.

Я тупо кивнула, так как слезы затуманили мое зрение. Я опоздала? Теократ уже победил?

Капитан похлопал меня по спине, подталкивая к движению.

— Пойдем, посмотрим своими глазами этот великий город Синнлос.

— У нас есть приказ? — спросила я.

Он сделал паузу на мгновение, выглядя неловко. Возможно, даже как ребенок.

— Там, — он показал рукой в перчатке в сторону ворот, — ты будешь нужна.

Он хотел сказать что-то еще, но не стал настаивать. Асена была мертва. И это уже не изменить.

Мы шли вместе, пробираясь между разбросанными телами. Даже сквозь толстое покрывало багрового песка я видела цвета Теократа на мундирах мертвых солдат. Когда мы подошли к открытым воротам, то услышали внутри предсмертные крики. Тело Асены было скрыто под трупами дисморфиков, которые погибли, открывая ворота. Даже массивный Бэр был погребен под землей. Мое внимание привлек отблеск золотого движения на стене. Я повернула шею и уставилась вверх, прикрывая глаза от солнца дрожащими руками.

Там, на возвышающейся над нами крепостной стене, стояла императрица иллюзионист и маг, стройная и гладкая, одетая в жидкую позолоту. Платье, сотканное из нитей чистого золота, соблазнительно облегало каждый изгиб ее идеального тела. Только когда она повернулась, чтобы посмотреть на нас, я увидела ужас на ее лице. Ее широко раскрытые глаза смотрели прямо на нас, и я поняла, что она видит только сваленные трупы.

Тогда я вспомнила слова капитана. Мы ничего о ней не знаем. Ничего о том, во что она верит. Ничего о том, чего она боится. Мне казалось, что я кое-что понимаю о том, чего императрица боялась больше всего. Она была коморбидной и страдала от множества расстройств. Она не только могла построить город, достойный ревнивой ненависти Теократа, из ничего, кроме пыли и заблуждений, но и была фобиком. Я поняла, почему мы не видели императрицу-иллюзионистку до этого момента.

Она боялась перемен.

Вечный Синнлос. Теперь это имело смысл. Она построила этот неприступный город в попытке создать нечто неизменное. Незыблемое.

Конечно, Теократ должен был его уничтожить. Это вопрос престижа.

Поле боя — плохое место для метатеофоба. Истошный крик императрицы перерос из невнятного воя в оглушительный вой, когда она наблюдала за разрушением своего города. Затерявшись в этом ужасном крике, я почти смогла разобрать ее слова. Она жестом указала на пустые поля за своей могучей стеной, умоляя, прося: "Пожалуйста, нет", но здесь не было никого, кроме нас с капитаном.

И мертвые. Много мертвых.

Когда-то они жили, но мы это изменили.

Она изменила это. Но безумие не допускает тонкого контроля, и чем более мы могущественны, тем меньше у нас контроля. Это проклятие заблуждающихся.

В один момент мы были уверены в победе, а в другой — люди хлынули из ворот, спасаясь от чего-то ужасного внутри. Мы с капитаном стояли прямо на их пути. Никто из нас не двинулся с места, и нас бы наверняка затоптали, если бы отступающие не увидели восставших мертвецов.

— О, Боги, — тихо проговорил капитан.

Мы наблюдали, как тысячи трупов поднимались из кровавой пыли и смотрели вокруг в немом, непонимании. Они выглядели еще более напуганными, чем живые, но это их не останавливало. Мертвецы поднимались и бросались на войска Теократа, не думая о самосохранении или защите. Не знаю, что двигало ими: злобный крик императрицы или осознание собственного бедственного положения и гибели всего, о чем они мечтали и планировали. Они тащили людей вниз, не обращая внимания на жестокие раны, которые они при этом получали. Убитые снова поднялись, чтобы присоединиться к битве. Поднялся ветер, закручивая острый песок и лишая зрения и звука. Невозможно было отличить друга от врага, живого от мертвого. Красный песок покрывал все и вся.

Это не Императрица иллюзий начала контратаку. Это была вершина безумия, шатающаяся вершина власти, тот момент, когда иллюзии обретают собственную жизнь и выходят из-под контроля.

Онемев от шока и потери своего войска, я наблюдала за бойней как бы с безопасного расстояния, словно со стороны. Зачем капитан привел меня сюда? Мои мысли были прерваны сокрушительным ревом медведя гризли. Те, кто был ближе всего к трупу Бэра, разлетелись в разные стороны, как разбросанные игрушки, когда медведь взмахнул лапами размером с человеческую грудь с разрушительным эффектом. Сквозь хаос я увидела его, уже потрепанного и растоптанного, его лохматая шерсть, заляпанная кровью и пылью, свисала клочьями. Из его изуродованной шкуры торчало слишком много стрел, чтобы их можно было сосчитать.

Если Бэр снова вста... Я подавил всплеск надежды. Это был не Бэр, по крайней мере, не в том смысле, который имел значение. Если от оборотня что-то и осталось, то его разум был поврежден до неузнаваемости.

— Асена, — прошептала я с придыханием.

Капитан уставился на меня с внезапным пониманием и болью.

Он что-то говорил, кричал на ветру. Я не слышала.

— Мне жаль, — прошептала я. — Я не могу видеть ее такой.

Это было и отрицание, и молитва. Не имело значения, что Асена уже мертва, если я увижу ее, я не был уверен, что смогу сделать то, что должно быть сделано. Это был тот самый момент, когда я могла переломить ход событий против войск Теократа и спасти императрицу.

Я увидел два льдисто-голубых глаза на песке. Оглушительный грохот битвы сошел на нет, заглушенный гулкими ударами моего сердца, стучавшего в ушах. Горячий ветер и палящее солнце были ничто по сравнению с жаром, нарастающим в моих жилах. Я кипела изнутри. Внезапный порыв закрыл голубые глаза в водовороте багровой пыли.