In loco remoto

Тьма подступала.

Обволакивала.

Затягивала в мрачные глубины.

Липкие тени приближались все ближе, и Гермиона все чаще ощущала себя зверьком, пойманным в ловушку.

Прошло всего полгода, как погиб Дамблдор, но его смерть изменила все, к чему она привыкла. Хогвартс, ее второй дом, перестал быть для нее символом защиты и безопасности. Как, впрочем, и для других магглорожденных и предателей крови, потому что приспешники Темного Лорда давно уже сняли свои маски и вершили суды не опасаясь возмездия.

Да, она по-прежнему оставалась все той же храброй гриффиндоркой, какой ее всегда знали, но в глубине души Грейнджер не могла не согласиться с мнениями членов Ордена: если в школу нагрянут Пожиратели Смерти, лучшая подруга Гарри Поттера не протянет и недели.

Силы Волдеморта с каждым днем нарастали, и, грозящая ей тьма становилась почти осязаемой. Гермиона чувствовала это в воздухе, в шорохе листьев, в каплях дождя.

Впервые в жизни она ощущала себя настолько потерянной и одинокой. А еще, преданной. Тем самым миром, который когда-то стал для нее таким родным. Да еще и Гарри с Роном ушли на поиски крестражей без нее. Бродили сейчас где-то по стране, и она, хоть и сердилась на них за это, все же места себе не находила от беспокойства за ребят, зная, какими безрассудными они могут быть.

Перебирая в библиотеке старинные тома, способные помочь ей написать эссе, Гермиона и понятия не имела, что друзья в этот момент решают ее судьбу. Поэтому новость, какую она узнала по возвращении, попросту оглушила: пока ее не было, Гарри и Рон пришли к выводу — из лучших побуждений, конечно — что она будет в большей безопасности, если спрятать ее на какой-нибудь конспиративной квартире. Разумеется, Грейнджер поначалу пыталась спорить и доказывать, что она, наравне со всеми, тоже имеет право на борьбу, но ребята стояли на своем:

— Ты должна остаться. Орден нашел для тебя надежное убежище, там и поживешь, пока все это не закончится. Не злись, мы не можем тобой рисковать.

Умом Гермиона понимала, что они правы, но сердцем… Сердцем этого принять не могла. И долго еще обижалась на них за то, что они ее бросили. Пусть даже и из благих намерений.

Во всяком случае, они-то сейчас были вместе, а она... Она оказалась под одной крышей с человеком, о ком могла подумать в самую последнюю очередь.

Когда Билл привел ее в маленький домик, принадлежавший раньше какому-то магглу, Гермиона понятия не имела, что ее там ожидает. Точнее, кто.

Казалось бы, что нового можно узнать об этом человеке, помимо того, что и так все знали? Масса полезных знакомств, нужные связи во всех сферах волшебного мира и способность любыми путями получать желаемое. В особенности, если это могло принести ему выгоду. Самонадеянный ублюдок.

Но, как оказалось, и в жизни чистокровных волшебников могут случаться неприятности: за то, что вместо Драко Дамблдора убил профессор Снейп, Волдеморт приказал казнить его отца. Однако, когда люди Темного Лорда прибыли с этой целью в Азкабан, камера Люциуса Малфоя странным образом оказалась пустой, и сколько бы они не пытались его отыскать, все их старания успехом не увенчались.

Он тоже стал «нежелательным лицом», потому что на его поиски новое министерство бросило целый отряд, и редкий день сейчас обходился без его колдографии, помещенной на переднюю полосу «Ежедневного Пророка».

Одним словом, у Гермионы не было с ним ничего общего. За исключением их нынешней обители, разумеется. И ведь надо же было этому случиться — из всего того дерьма, что припасла для нее жизнь, ей пришлось скрываться в одном доме с ярым сторонником чистоты крови. Да еще и таким, как Люциус Малфой. Нешуточное испытание.

Кстати, бежать из Азкабана ему тоже помогли члены Ордена Феникса. Разумеется, не из большой любви или сочувствия к этому древнему семейству, а в обмен на бесценную информацию о Пожирателях и вероятных местах, где могли находиться крестражи. Но, несмотря на то, что полученные от Люциуса сведения, принесли немалую пользу, Гермиона могла голову дать на отсечение: Малфой это сделал, чтобы спасти свою шкуру, а не потому, что пересмотрел приоритеты.

Хитрый и эгоистичный до мозга костей. Истинный слизеринец.

Узнав, что вместе с ним в убежище будет жить еще и мисс Грейнджер, Люциус отреагировал на эту новость настолько бурно, что даже Гермиона, ожидавшая от него чего-то подобного, оказалась совершенно не готовой к тому приступу бешенства, свидетелем которого она стала. Люциус сперва решил, что это шутка и попросту расхохотался. Но как только Билл попытался объяснить ему, что это единственный выход уберечь от расправы подругу Гарри Поттера, он пришел в такую ярость, какой она еще не видела. Нисколько не стесняясь присутствия юной особы, Малфой выдал порцию настолько изощренных ругательств, что, услышав их даже фестрал бы вздрогнул. Гермиона смотрела на него распахнув рот: кто бы мог сказать, глядя на этого прежде лощеного, а сейчас весьма побитого жизнью и тюремным заключением господина, что за его ледяной внешностью может скрываться такая взрывная натура?

Просклоняв на все лады слово «грязнокровка», Люциус не воскликнул, а, скорее, взвыл, обращаясь к Биллу:

— Как я могу жить в одном доме с ней?! Ты хоть понимаешь, насколько это оскорбительно для меня?

Билл лишь развел руки и, пытаясь воззвать к разуму пылающего от негодования Малфоя, снова принялся увещевать его о необходимости соблюдения конспирации. Потратив на уговоры битые два часа и осознав, что ни одно из сказанных им слов не достигло цели, заметно вымотанный Уизли сухо попрощался и отбыл, пообещав двум непримиримым врагам появиться через пару дней, чтобы пополнить их припасы.

В течение этой «пары дней» взбешенный Малфой так бушевал и разорялся, что в конце концов разозлил Гермиону, и она не выдержала. После очередной пафосной сентенции о ничтожестве магглорожденных, она наговорила Люциусу столько обидных вещей, что он сперва оторопел от неожиданности, а потом вздернул подбородок и с видом оскорбленного величия вышел из комнаты. Откуда ему было знать, что, общаясь с его сыном, мисс Грейнджер довольно хорошо поднаторела в искусстве словесного боя и прекрасно знала, на какие струны собеседника (в особенности, если это собеседник принадлежит к семейству Малфой) следует нажать, чтобы одержать над ним верх.

Во всяком случае, в доме наступила гробовая тишина, напоминающая затишье после бури. Каждый из них избрал для себя подходящее ему место обитания и старательно избегал встречи со своим вынужденным соседом. Гермиона готовила себе еду ранним утром, пока Люциус спал, забирала ее с собой и, когда наступало время, принимала пищу прямо у себя в комнате, используя простое заклинание разогрева.

Она сознательно оставила кухню в распоряжении Малфоя, — ей было любопытно, как он справится со своим пропитанием без чьей-либо помощи, и всякий раз злорадно хмыкала, когда оттуда доносились приглушенные ругательства или грохот разбитой вдребезги посуды. Для человека, выросшего в окружении домовых эльфов, этот род деятельности составлял тайну за семью печатями, и тем забавнее он себя вел, пытаясь соорудить некое подобие завтрака. Впрочем, и остальные элементарные навыки, какими должен обладать взрослый человек, тоже, похоже, прошли мимо него. Раз за разом проигрывая битву с очередным предметом домашнего обихода, он заметно поубавил спеси, и Гермиона всерьез подумала как-то, что лишения пойдут ему только на пользу: без волшебной палочки он был никто — это было единственным условием Ордена, и он подчинился ему беспрекословно. Билл, как Хранитель Тайны, забрал ее у Люциуса и спрятал так надежно, что никто, кроме него, не знал места, где она находилась.

У Гермионы палочка была, но доставала она ее крайне редко. Во всяком случае, повода размахивать ею у нее пока не было — когда это было необходимо, Малфой умел вести себя прилично.

* * *

Так прошло несколько месяцев. За это время их отношения заметно изменились, но ни один из них не признался бы в этом даже самому себе.

Не сказать, что он был мил с ней, но брошенное мимоходом вежливое «мисс Грейнджер» говорило больше любых слов. Как и легкий кивок, когда она, собираясь ко сну, заглядывала в крошечную библиотеку в поисках легкого чтения на ночь и сталкивалась там со вторым обитателем дома.

В один из дней Гермиона поймала себя на том, что снова обрела потребность в простом человеческом общении. Тогда, набравшись храбрости, она присоединилась к Люциусу за ужином. Тот сидел в уютной гостиной за маленьким столиком и поглощал собственноручно приготовленную пасту. Единственной его реакцией стала приподнятая бровь, и Гермиона, ожидавшая от него всего, чего угодно, мысленно хмыкнула: отсутствие палочки принесло свои плоды. Что же касается Малфоя, то на его лице не отразилось больше ни одной эмоции, и он так и продолжил свою трапезу.

С этого все и началось.

Книги из оставленной неизвестными хозяевами библиотеки Гермиона прочитала в течение первого месяца, но на ее счастье, здесь же находились и радио с телевизором, поэтому вечера она теперь стала коротать в большом мягком кресле, за просмотром старых фильмов и познавательных передач. А потом ей пришло в голову предложить Малфою присоединиться к ней, чтобы вместе посмотреть какую-то историческую драму. Люциус, конечно, сперва наотрез отказался пользоваться "маггловским мусором", однако, спустя несколько дней снова появился на пороге библиотеки, привлеченный криками жертвы, убегающей от насильника, да так и остался в ней, заняв второе кресло.

Как выяснилось, детективы с убийствами мистеру Малфою оказались ближе, чем романтические комедии, и потому оба они теперь часами просиживали перед экраном, наблюдая за работой инспектора Морса. Гермиону забавляли метаморфозы, происходящие с Люциусом, но она ни словом ни жестом не выдала себя и только прикусывала щеку изнутри, чтобы не рассмеяться, когда он гадал вслух, кто же убийца. Особенно ее смешило, как он сердится, если не угадывает преступника, и с обиженным видом пыхтит в глубине своего кресла. Похоже, ему не нравилось проигрывать.

Ей стало нравиться его общество. Когда хотел, он мог быть остроумным и очаровательным, и к тому же знал массу занимательных вещей. В моменты их совместных ужинов Гермиона слушала его и думала о том, что Гарри и Рон никогда не поверят ей, если она скажет им, будто Люциус Малфой может оказаться таким интересным собеседником. Но, несмотря на видимое подобие перемирия, в глубине их отношений, как лед под талой водой, все еще таилась ненависть — какими бы благородными не были его внешние жесты, он по-прежнему оставался фанатиком, помешанным на чистоте крови.

И Гермиона никогда этого не забудет. Чего бы он ни делал.

* * *

Наблюдая, как кружевные занавески трепещут на ветру и становятся влажными от дождевых капель, Гермиона откидывается на спинку кровати. Небо тревожно рокочет. Она видит за окном вспышку яркого света и начинает считать мгновения до того момента, когда услышит раскаты далекого грома. Вскоре она сбивается со счета и ждет следующей молнии. Хотя все это бесполезно: она не помнит точное количество секунд, соответствующее расстоянию. А ведь расчет скорости звука знала еще в начальной школе.