Последний спектакль

Минут через пять Марко открыл одну из серых дверей, и, через совсем узкий коридорчик, провёл Йованку в маленькое и тоже плохо освещённое помещение. Йованка постояла, привыкая к темноте. У стены стояли стулья, какие-то металлические конструкции, фанерные стенды, на которых, вроде бы, было что-то нарисовано. Слева, вместо стены колыхался тёмно-бордовый занавес.

Из-за этого занавеса выскочил высокий человек в тёмном плаще с короной на голове.

- Привёл?

- Привёл.

- Женщину?

- Женщину.

- Одну?

- Одну! - рассердился Марко. - Нет никого! С утра мёрзну...

- Ладно. - Человек в короне повернулся к Йованке. - Как зовут? Откуда?

- Йованка Лукович. Играла в Авангардистском экспериментальном театре...

Человек в короне поморщился.

- А раньше... Раньше в Детском...

Человек в короне снова поморщился. Йованка совсем смешалась. А потом рассердилась.

- Вообще-то я обо всём написала в заявке. И если не подхожу... Можно было и не писать мне. Не так-то просто сейчас ездить по городу.

- Ты не понимаешь... - чуть ли не простонал человек в короне. - Мы все... Мы все не подходим. Мы играли этот спектакль уже двадцать три раза. Как Столль. Но...

- При чём тут Столль?

Но вопрос был риторическим. Она всё уже поняла. Ещё одна легенда. Когда тьма наступала в прошлый раз... А было это лет пятьсот назад. Если было. Столль, драматург и владелец бродячей труппы актёров, среди наступающего мрака и беснующихся толп, играл и играл свою последнюю пьесу. "Ведьмину жертву". И тьма отступила. Всё вернулось обратно.

Нет, конечно, не всё. Кто умер - тот умер. Что сгорело - то сгорело. Кто бунтовал - тех усмиряли войска. Но самоотверженная игра актёров решила главное. Умерли - не все. Сгорело - не всё. И не все бунтовали. И остались верные войска. Чтобы подавить тех, кто бунтовал. Было, естественно, много несправедливостей. Но Мир уцелел. Вот такая легенда.

- Вы хотите... - прошептала Йованка.

- А что нам остаётся? - ещё тише ответил человек в короне.

Крыть было нечем. Другого плана спасения Йованка тоже не знала. И, судя по всему, его не знал никто. Кроме того, сыграть в "Ведьминой жертве"? Хоть последнюю разносчицу из толпы. Венец карьеры. Венец жизни. Потом - на адской сковородке или в райских кущах - вспоминать это целую вечность. Или... Или хоть осознать это в последнюю секунду перед тьмой.

- Ты будешь играть ведьму, - сказал человек в короне.

- Я? - спросила Йованка. - Это поразило её больше, чем даже грядущий конец света.

Разумеется, пьесу знали все студенты. Финальная сцена жертвы всегда была выигрышной темой на экзамене. Очень искренне. Очень просто. И придраться трудно. Можно плакать. Можно хохотать. Можно даже быть равнодушной. Хотя, конечно, равнодушие сыграть труднее всего...

- Но я... Я и финал-то уже наизусть не помню... Надо повторить, порепетировать...

- Некогда. Там будет суфлёр. Всё подскажет.

- Но...

- Нет у нас другой ведьмы! Теперь - нет!

- А что...

- Ушла. Вляпалась в пятно. Поняла, что она не та. Двадцать три раза...

- А я...

- У нас нет другой ведьмы.

- Мне на улицу? - спросил Марко. - Или переодеваться?

- Переодевайся, - сообщил человек в короне. - Ты - её сын. Инквизитор.

- Но я...

- Там будет суфлёр. Всё подскажет.

- А Сречко?

- Ушёл в буфет. За бутербродами. Два часа назад.

- Два часа...

- Вот именно. Два часа. Наверное, буфета уже нет...

- Но... Двадцать три спектакля. Трое суток. И...

- У меня есть! У меня есть бутерброды, - закричала Йованка, потроша свою сумку. Если...

Человек в короне и Марко посмотрели тоскливо. Грянул звонок. Он был, судя по всему, уже третьим. Человек в короне выскочил на сцену. Марко, отвёл Йованку в одну из гримёрок, достал откуда-то чёрное одеяние. Бросил на стул. Вышел. Йованка сбросила с себя одежду. Кое-как, путаясь в завязках, надела чёрное платье. Причесалась. Подкрасилась. Гримироваться не было времени, да и непонятно - как?

Марко ждал у дверей. Подхватил её. Повёл. Вытолкнул на сцену.

Сцену освещал прожектор. Зал тонул во мраке. Зал был сплошным чёрным пятном. Но надо было играть.

- Ты! - провозгласил человек в короне. Король, надо думать.

- Я невиновна!

- Весь твой ведьмин род!

- Никто из нас! Мы можем, но другое.

- А я велю тебя казнить. И мрак...

- А мрак от казни не погаснет. А только разгорится с новой силой. Чем больше крови, тем сильнее мрак.

- Есть способы бескровные. Сожжение...

- Мрак не вампир из глупой сказки, он души пьёт, страданья, а не кровь...

- Я знаю это, Мрак тебя возьми! Сто раз пытались. И сто раз напрасно. Есть способ Мрак преодолеть? Скажи. Я волен миловать и обретать на пытки. И ты... Ведь ты родилась здесь. Позволишь Мраку наступить на веки?

- Король, могу я попытаться...

Далее следовала сцена за столом. Марко уже вышел. Он играл Ангелара, сына ведьмы и главного инквизитора королевства. Играл не так уж плохо. Разрывался между сыновними чувствами и служебным долгом. Не верил ведьмам - даже своей матери. Как может ведьма, рождённая во тьме, бороться с наступающим мраком? Как может пчела не жалить?

С другой стороны, останавливать мрак - его профессия. Опасно, да. Но он мужчина, он инквизитор. Но он не знает, что делать. И должен согласиться, чтобы жертву принесла женщина, его мать. И... Ведь никто не знает, выйдет ли из этого хоть что-то. А вдруг станет хуже? Хотя... Куда уж хуже... А на самом деле всё уже решено. Решил король, Решила ведьма, его мать. Да и сам он понимал, что это последний шанс.

И в этот драматический момент на сцену выходит важный дворецкий и двое слуг. Каждый слуга тащит по огромному подносу. На подносах тарелки, чашки, блюда, бутылки и разноцветные графинчики. В бутылках и графинчиках что-то заманчиво плещется, на блюдах и тарелках - горы бутафорской еды. Жареные поросята, всевозможная дичь, истекающие жиром куропатки, изысканнейшие салаты, всевозможные паштеты, фрукты в меду... Всё это мгновенно расставляется на столе.

Король и инквизитор прерывают беседу. Печально смотрят на всё это фальшивое великолепие. Горькая улыбка понимания застывает на их лицах. Мир гибнет, ничего настоящего уже не осталось, надежды... Нет! Надежда умирает последней! Дворецкий торжественно поднимает тяжёлую крышку огромной супницы. Там... Там сиротливой кучкой лежат шесть бутербродов - те, что принесла Йованка. Глаза актёров вспыхивают надеждой, лица чуть разглаживаются. Ещё не конец. Жизнь ещё продолжается.

И падает занавес отделяя освещённую сцену от плещущейся в зале тьмы.

На сцене шесть актёров. Весь состав. Они тянут всю пьесу, каждый играет несколько ролей. А в супнице шесть бутербродов. Знак судьбы. Уж какой есть.

Вот и добрались до финала. В зале плещется мрак. Ни звука. Ни лучика света. А ведь тут такие интересные светильники на стенах - в виде бабочек. И люстры на потолке. Огромные хрустальные люстры. Они включены. Ток есть. Света нет. Только мрак.

А на сцене огромный бутафорский камень. Алтарь. Рядом с ним стоит Йованка. в чёрном облегающем платье. Держит в согнутой руке сверкающий короткий кинжал. С явным намерением заколоться.

- Но Небеса дают нам Веру, - шепчет суфлёр (он же один из слуг).

- Но Небеса дают нам Веру! - торжественно восклицает Йованка и бьёт себя кинжалом в грудь.

Ничего не происходит. Проклятый кинжал совсем тупой, не в состоянии даже пробить мешочек с кровью. Йованка тихонько ругается, бьёт ещё раз. Из под платья хлещет красная струя. Йованка ещё раз ругается и наклоняется над камнем, стараясь не запачкать платье. С костюмами, надо думать, тоже проблемы. И ругается в третий раз, сообразив, что ей ведь надо теперь на этот камень упасть. Прямо в эту густую красную жидкость.

Но деваться некуда. Она падает. И проваливается внутрь камня. Ругается в четвёртый раз, теперь громко и отчётливо. Нет, могли бы и предупредить, что алтарь сделан из простого картона...

Потом они выходят на поклон. Смотрят во тьму. Кланяются. Ни звука. Ни искорки света. Если верить легенде, в этом мраке должны быть зрители. Надо только их пробудить. Или оживить? Или... Пятьсот лет назад Столлю это удалось. Сколько там было спектаклей? У них уже двадцать четвёртый...

Сделали перерыв на час. Чёрное платье ведьмы простирнули в туалете. Следов красной жидкости почти не осталось - да и не слишком они выделялись на чёрном. Издали совсем незаметно. Камень-алтарь склеили. Усилили фанерой. "Святости, - как ехидно заметил Марко, - заметно прибавилось". Ещё сделали углубление, что-то вроде чаши, чтобы в неё стекала жидкость, изображающая кровь.

Снова вышли на сцену. Йованка уже помнила кое-что из текста, остальных воодушевили слова короля, что на сегодня спектакль последний. Даже супница, в этот раз оказавшаяся пустой, не испортила общий настрой. Безумная надежда вспыхнула в глазах. Вспыхнула... И погасла. Тоже вариант. Достаточно жизненный.

Мешочек с кровью удалось проколоть с первого раза, и почти вся красная дрянь попала в специальное углубление. Йованка не стала падать на алтарь со всего маха, а, драматически покачавшись, осторожно опустилась на колени, и только потом навалилась на камень грудью. Успев незаметно вытереть лишнюю кровь специальной тряпочкой.

В общем, всё прошло гладко, но результата снова не было. Они долго кланялись чёрной тишине зала, старались уловить хоть какой-то шорох, увидеть хоть какое-то движение, хоть какую-то искорку света. Ничего.

Ну, на нет и суда нет. Пошли в гримёрки, переоделись. В буфет решили никого не посылать - слишком рискованно. Вместо этого обыскали несколько шкафов. Нашли банку тушёнки. Огромную, восьмисотграммовую. Откуда она взялась? Эту марку уже лет десять не выпускают. Но выбирать не приходилось. Открыли. Понюхали. Признали продукт годным и разложили по тарелкам. Тарелки-то как раз были. И стаканы. Воду набрали их под крана. Вскипятили в электрочайнике. А вот чаю не оказалось. Ни одного пакетика. Можно было, конечно, снова отправиться на поиски, но все устали, а время подходило к девяти. Решили, что сойдёт и так. Конец света, в конце концов, не до жиру.

Так что ели тушёнку, запивали кипятком. Беседовали. Сегодня спектакль сыграли в двадцать пятый раз. Юбилей. А толку? И сколько раз его надо сыграть? Удивительно, но в легенде об этом ни слова. Никаких там "девять раз по девять" или "трижды двадцать пять". Играли и играли. До победы. "От забора и до обеда", - прокомментировал Васко, он же дворецкий. Опять же, в легенде упоминались какие-то беснующиеся толпы, а здесь чёрный мрак и кладбищенская тишина. Может быть, играть надо на площади? Но ведь зрители же в театре были. Пришли на спектакль, не смотря на все обстоятельства. И...

В общем, надо играть. Заветного количества, скорее всего, и нет. Надо сыграть. Так сыграть, чтобы... Попасть. Войти в какой-то резонанс. Достучаться до... кого? Людей, богов, космоса? А может и... Ладно, надо делать своё дело. И будь что будет. Лучше уж так, чем сидеть по норам и дрожать. И здесь электричество есть. Главный театр страны и правительственные здания рядом. От одного источника. Если уж тут отключат... Тогда... Тогда при свечах будем играть. Где-то на складе есть свечи...