Серый

Между тем, после серии неловких кульбитов, Малфой всё-таки сумел встать, хоть и постанывая. Покачавшись, он икнул, сосредоточил свои ошалелые глаза на Гермионе и невнятно произнёс:

— Хм, Грейнджер. Что ты де-е-елаешь здесь? А?

— Правильный вопрос: что ТЫ здесь делаешь, Малфой? — парировала она.

Совершенно не было настроения терпеть его выходки.

Малфой попытался ухмыльнуться, но безуспешно. Ткнув в неё трясущимся пальцем, он вылепил следующее:

— Слишком рано. Я должен посетить тебя на следующей неделе. Мне присвоили номер, знаешь ли. И сказали, что я должен ожидать. Мне сказали, ты очень занята. Ты действительно настолько занята, Грейнджер?

— Ты о чём? — она тщетно пыталась найти хоть какой-то смысл в происходящем.

Игнорируя её вопрос, он огляделся и нахмурился.

— Где я? А ты зачем здесь? Почему? Я не понимаю.

Попытавшись шагнуть к ней, Малфой запутался в длинном светло-сером пальто и с глухим стуком рухнул на пол.

Какое-то время Гермиона ещё лелеяла надежду, что он всё-таки поднимется. Не тут-то было. В смятении она опустилась на колени и проверила пульс. Сердце билось сильно и ровно.

"Слишком много огневиски", — подумала она и отлевитировала пьяницу на диван, обдумывая следующий шаг.

Должна ли она отправить его камином или попытаться поговорить? Даже несмотря на острую тоску, она была заинтригована. О каком номере говорил этот алкоголик?

В тот момент, когда тело Малфоя коснулось плюшевой поверхности дивана, он повернулся на бок, сложил руки под щёку и пьяно захрапел. Выглядя при этом до смешного невинным. Наблюдая за ним, Гермиона не могла понять, с какой стати совершенно пьяный, говорящий ерунду Драко Малфой появился в гостиной её семейного дома.

"Это странно даже для него", — решила она.

Положа руку на сердце, Гермиона подозревала, что всё происходящее имеет какое-то отношение к её глупому желанию, загаданному на падающую звезду. Она просто не могла понять, какая тут связь.

Решив, что для кануна Рождества с неё приключений хватит, она набросила на спящего одеяло и отправилась в спальню, едва волоча от усталости ноги и мечтая:

"Может, к утру ситуация сама решится".

Рождество

Увы, когда на следующее утро Гермиона вошла в гостиную, выяснилось, что ситуация сама собой так и не разрешилась. Мало того, положение стало ещё хуже, потому что вместо ожидаемой кучи Рождественских подарков в комнате её встретил Драко Малфой. Уже трезвый и чистый, он вышагивал перед камином в наивысшей степени раздражения.

"Ну, по крайней мере, он нашел ванную", — только и успела подумать Гермиона, прежде чем Малфой услышал шаги и уставился на неё.

— Не могла бы ты объяснить мне, Грейнджер, какого черта я не могу покинуть эту дыру? Ты заблокировала камин? На нём антиаппарационные чары?

В три шага Малфой пересёк разделяющее их расстояние, в его светло-серых глазах пылал злой огонь.

— Во-первых, как я здесь очутился? Что за хрень такая?

"Антиаппарационные чары, — слова Малфоя эхом отозвались в её голове. — Господи, он думает, я это сделала?"

Гермиона на секунду прикрыла глаза и инстинктивно попятилась. Увы, расстояние до стены оказалось слишком коротким. Загнанная в угол, она глубоко вздохнула и призналась:

— Я не знаю.

— Что ты имеешь в виду, говоря: "Я не знаю"? — рявкнул Малфой, нависая над ней. — Разве такая заучка может чего-то не знать?

Его уничижительный тон всколыхнул вчерашнюю досаду, и Гермиона вспыхнула, толкая его кулаками в грудь:

— Заткнись!

Малфой, однако, не двинулся с места и, подаваясь ещё ближе, зарычал:

— Разблокируй камин.

— Да не могу я этого сделать, ты, тупой алкаш! Я его не закрывала! — закричала она. — По крайней мере, умышленно.

Казалось, это подействовало, потому что он внезапно отступил с усталым видом. Присев на диван, Малфой провёл рукой по волосам и с утомлённым вздохом произнёс:

— Может, объяснишь?

Сначала Гермиона попыталась накормить его отредактированной версией событий. Но это не сработало. Драко Малфой никогда не был глуп, ничего не поменялось и теперь. Быстро догадавшись, что хитрая Грейнджер рассказала не всю правду, он начал задавать вопросы, умело выудив из неё всю историю целиком. Видимо, какие-то обрывки информации ему были известны из прессы, и он просто интересовался недостающими данными. Вероятно, это был приятный сюрприз для него — своего рода Рождественский подарок — услышать, как рушится жизнь Гермионы Грейнджер.

Однако, что поразило Гермиону больше всего — готовность, с которой она отвечала на вопросы. Она не могла объяснить, почему слова полились внезапно и безудержно. Почему из всех людей, окружавших её, именно Малфою она так легко и быстро рассказала всё. Может, дело в том, что он на удивление хорошо вписался в её серый мир? Его естественно бледная кожа, которая была почти лишена цвета, его белые волосы, его серые глаза, даже его светло-серая рубашка и тёмно-серые брюки — всё выглядело нормальным. Только светло-серые губы выделялись, но Гермиона была готова закрыть глаза на эту незначительную деталь. Возможно, здесь было виновато не её зрение, а полное отсутствие жалости на его лице. Она чертовски устала от навязшего в зубах сочувствия, поэтому безразличие и отрешённое любопытство Малфоя стали этакими освежающими переменами. Она говорила, но где-то глубоко внутри была уверена, что пожалеет о своей откровенности очень скоро. Перед ней сидел Драко Малфой, в конце концов.

Гермиона оказалась права, конечно. Когда она закончила объяснять причины того, почему находилась на Рождество одна в фамильном коттедже, что-то блеснуло в его глазах. Малфой даже сделал глубокий вдох и одну секунду выглядел так, словно собирался сказать что-нибудь дружеское, но, казалось, успел сдержаться. Глаза его сузились, и он произнёс, уже вернув свой уничижительный тон:

— Так, давай разберемся. Друзья устали от твоего кислого вида, поэтому на Рождество, увидев падающую звезду, ты загадала меня? Шикарно, Грейнджер. Браво!

— Повторяю для глухих: «Мне не нужен был именно ты», — сказала Гермиона, мысленно проклиная свою глупость. И болтливость.

— Тогда почему я здесь? — издевательским тоном добавил он и вновь придвинулся.

— Я не знаю. Может, потому, что ты единственный человек на Земле, который выглядит одинаково неприятно и в цветном варианте, и в бесцветном?

Он ухмыльнулся и сказал:

— Возможно. Но после тебя я всегда буду вторым. Взгляни на себя — такое жалкое убожество. Держу пари, даже близкие друзья уже терпеть не могут Гермиону Грейнджер. Бедненькую, несчастненькую, никому не нужную Грейнджер. Ай-ай-ай, давайте все поплачем над ней. Ну-ка, поделись, как долго они терпели, прежде чем послали тебя на фиг? Три месяца? Четыре? Не очень долго, я бы сказал. Каково это — быть посланной? Хре...

Он не успел закончить. Гермиона дала ему пощечину. Изо всех сил. Его слова причиняли такую боль своей близостью к истине, что она любой ценой должна была заставить Малфоя замолчать. Потирая пылающую щёку, он только таращился на неё, не говоря ни слова, и Гермиона закричала, внезапно ощущая себя разъярённой и такой живой, какой не чувствовала все эти месяцы:

— Убирайся! Я не обязана выслушивать твой бред, ты, высокомерный, снисходительный ублюдок!

Её вопли вывели Малфоя из замешательства, и он отрезал:

— Я бы с удовольствием, да не могу — застрял здесь, в этой чёртовой глухомани, благодаря тебе. Не приходило в голову, что у меня, возможно, были планы на сегодня? Может, кто-то ждёт меня на Рождество?

Его слова застали Гермиону врасплох — она толком не успела рассмотреть такой вариант.

— Я… — начала она, но Малфой перебил её.

— Конечно, нет. У тебя все мысли только о том, какая ты бедная-разнесчастная. Ведь Гермиона Грейнджер не сделала ничего ужасного, чтобы заслужить такое. Ну, так для тебя есть важная новость. Всё едино — виновна ты или нет. Боль одинакова для всех. Каждый грёбаный день я говорю себе, что заслуживаю каждую каплю страданий, что выпали на мою долю, но это не делает их легче. Так что иди на хрен, Грейнджер. У меня нет жалости для тебя. Абсолютно, — сказал он устало и вновь опустился на старый диван, уронив голову на руки.

"Нет жалости! Конечно!" — осенило Гермиону, и она воскликнула:

— Я думаю, именно поэтому ты здесь! Тебе меня не жаль.

"И выглядишь ты нормально в сером цвете", — добавила мысленно.

Не поднимая лица, он равнодушно хмыкнул и пожал плечами.

Каким-то образом вид Малфоя, сгорбившегося и определённо несчастного, заставил почувствовать себя виноватой. А если ему действительно нужно быть где-то? Что, если кто-то ждёт его? Смесь сочувствия и любопытства заставила вспомнить всё, что Гермиона слышала о его жизни после войны. Малфой потерял отца — это она помнила хорошо. Три года назад тяжёлая вспышка драконьей оспы в Азкабане унесла жизни дюжины Пожирателей смерти, и Люциуса Малфоя в том числе. Она знала о публичном разрыве Драко с Асторией Гринграсс. Ещё говорили что-то о болезни Нарциссы, но она не могла вспомнить детали.

— Ты сегодня куда-нибудь собирался? — спросила Гермиона тихо.

Малфой выпрямился, окинул её недоверчивым взглядом и, помолчав, произнёс:

— У тебя еда есть?

Гермиона моргнула. Он явно не хотел её сочувствия. Ну, и ладно.

— У меня есть яйца и тосты, — она побрела на кухню.

Вскоре завтрак был готов, и Малфой появился на кухне с маской усталой брезгливости на лице. Хотя это не помешало ему буквально сожрать свою порцию.

— Так на сколько я здесь застрял, как думаешь? — поинтересовался он, когда прикончил яичницу.

— Я не уверена, — после непродолжительных раздумий выдала Гермиона, — но так как я загадала желание в канун Рождества, надеюсь, завтра всё вернется на круги своя.

— Невероятно! — Малфой резко вскочил, отшвырнул чашку и выбежал из кухни. — Я не буду спать еще одну ночь на твоём жалком диване! — раздавались его крики из соседней комнаты. — Ты меня слышишь, Грейнджер? Моя шея вчера так пострадала, что ей этого хватит надолго!

Пожав плечами, Гермиона решила игнорировать его. Не будет она тратить своё время на перепалки с разгневанным Драко Малфоем. Быстро прибравшись на кухне, она вернулась в гостиную и нашла его валяющимся на том самом жалком диване и уставившимся в потолок. Вздохнув, она призвала книгу и села в кресло перед камином. Около часа прошло в молчании. Гермиона старалась читать, но не могла сосредоточиться, и её взгляд снова и снова скользил по лежащей фигуре. Малфой то дышал слишком громко, то его волосы, отражая солнечный свет, посылали блестящих зайчиков прямо ей в лицо. Нарочно, что ли? Порой Гермионе казалось, что он уснул, но постоянное движение светло-серых ресниц указывало, что он ещё бодрствовал.

— Что именно ты загадала? — спросил Малфой неожиданно.

Пойманная врасплох, она выпалила:

— Я... Я просила вернуть мою прежнюю жизнь.

Драко подпёр голову локтем и посмотрел на неё.

— Это бесполезно, — сказал он. — Я предполагал, с твоей-то светлой головой ты попросила что-то более умное.

Снова лёг на спину и пробормотал: