Раскол Церкви

Граф прекрасно понимал, что они, должно быть, чувствуют. На самом деле, он глубоко сочувствовал этому и быстро принял решение.

- Минутку, пожалуйста, - сказал он, останавливая камергера как раз перед тем, как тот постучал в полированную дверь. Камергер выглядел удивленным, а Грей-Харбор криво улыбнулся. Затем он осторожно поднял перевязь своего парадного меча над головой и передал оружие в ножнах ближайшему из двух стражников. Глаза чисхолмца слегка расширились, когда он принял его, а затем Грей-Харбор отстегнул от пояса кинжал и тоже передал его через стол.

Выражения лиц стражников изменились, когда он добровольно отдал клинки, которые им было запрещено брать у него. Они все еще не выглядели особенно радостными по поводу всей этой встречи, но старший из них низко поклонился ему, признавая его уступку.

- Спасибо, милорд, - сказал он, затем выпрямился и лично постучал в дверь.

- Прибыл граф Грей-Харбор, ваше величество, - объявил он.

- Тогда, конечно, впусти его, Эдуирд, - ответило музыкальное сопрано, и стражник открыл дверь и отступил в сторону.

Грей-Харбор прошел мимо него, пробормотав слова благодарности, и оказался в отделанном панелями зале для приемов. В нем не было окон, но он был ярко освещен висячими лампами, а в камине тихо потрескивал огонь. Это был не особенно большой огонь, особенно для такого камина, который легко мог бы вместить добрую часть марсель-реи, но его тепло было на удивление приятным. Технически, здесь, в Чисхолме, была весна, но Черейт находился более чем в двух тысячах миль над экватором, и чарисийская кровь Грей-Харбора находила ее отчетливо прохладной.

Он спокойно шел по дорожке королевского синего ковра, и его глаза были заняты. Кресло Шарлиэн было слишком простым, чтобы назвать его троном, но небольшая платформа возвышала его ровно настолько, чтобы было ясно, что это коронованная глава государства, даже если она решила принять его довольно неофициально. Барон Грин-Маунтин стоял рядом с ней, настороженно наблюдая за приближением Грей-Харбора. Затем Шарлиэн нахмурилась.

- Милорд, - сказала она прежде, чем он смог заговорить, ее голос был менее мелодичным и значительно более резким, чем раньше, - я дала строгие инструкции, чтобы вам разрешили носить оружие на этой встрече!

- Понимаю это, ваше величество. - Грей-Харбор остановился перед ней и поклонился, затем выпрямился. - Я глубоко ценю вашу любезность в этом отношении. Однако, когда я прибыл сюда, то увидел, что ваши стражники были встревожены. Они не могли быть более вежливыми, и ни один из них ни словом, ни делом не показал, что намеревается ослушаться ваших указаний, - поспешил он добавить, - но я чувствовал, что с моей стороны было бы невежливо причинять им беспокойство. Их преданность вам была очевидна - я видел подобное раньше - и решил предложить им свое оружие, хотя они и не просили об этом.

- Понимаю. - Шарлиэн откинулась на спинку стула, задумчиво глядя на него, затем слегка улыбнулась. - Это был любезный жест с вашей стороны, - заметила она. - И если вам на самом деле не было нанесено никакого оскорбления, то от имени моих стражников, которые, как вы заметили, преданы мне, я благодарю вас.

Грей-Харбор снова поклонился, и Шарлиэн на мгновение взглянула на Грин-Маунтина. Затем она вернула свое внимание к чарисийцу.

- Надеюсь, вы понимаете, милорд, что барон Грин-Маунтин и я должны воспринимать ваше присутствие здесь со смешанными чувствами. Хотя я глубоко благодарна за возвращение моих кораблей и моряков, за почетное обращение, оказанное им как пленникам Чариса, и за решение вашего короля не требовать каких-либо компенсаций, я также знаю, что все его решения были приняты с полным осознанием их практических последствий. Особенно, скажем так, в том, что касается требований - и подозрений - некоторых довольно настойчивых "рыцарей земель Храма".

Она натянуто улыбнулась, впервые открыто признав, что храмовая четверка вынудила ее присоединиться к врагам Чариса, и Грей-Харбор улыбнулся в ответ.

- Мне больно это говорить, ваше величество, - сказал он, - но честность вынуждает меня признать, что его величество довольно тщательно обдумал это, прежде чем вернуть ваши суда. Действительно, он полностью осознавал, что это будет иметь последствия, о которых вы только что упомянули. Возможно, было... неучтиво с его стороны поставить вас в такое положение, но также верно и то, что, когда он принимал решение, вы были частью альянса, который без предупреждения или провокации напал на его королевство и - он посмотрел ей прямо в глаза, его улыбка исчезла - убил его отца.

Лицо Шарлиэн напряглось. Не от гнева, хотя Грей-Харбор видел в этом гнев, а от боли. Боль воспоминаний от его косвенного напоминания о том, как ее собственный отец погиб в битве с "пиратами", субсидируемыми Гектором из Корисанды, когда она была еще девочкой.

- Тем не менее, - продолжил он, - я уверен, что сэр Сэмил ясно дал понять, что его величество искренне желает видеть в Чисхолме друга и союзника, а не врага. У вашего королевства и Чариса много общего и мало причин для вражды, если не считать махинаций и требований тех, кто является естественными врагами обоих. Откровенно говоря, и у его величества, и у вашего величества есть достаточно причин ненавидеть Гектора Корисандского и рассматривать его как смертельную угрозу вашей собственной безопасности. И, говоря еще откровеннее, - он снова посмотрел ей в глаза, - великий инквизитор Клинтан относится как к Чарису, так и к Чисхолму с глубоким подозрением и недоверием. Если Чарис будет уничтожен только по причине высокомерия, фанатизма и слепой нетерпимости так называемой "храмовой четверки", то это вопрос времени, когда за ним последует Чисхолм.

Напряженное выражение лица Шарлиэн сменилось полным безразличием, когда Грей-Харбор поднял на совершенно новый уровень свое собственное открытое признание того, каким образом она была вынуждена присоединиться к Гектору.

- Мой король приказал мне быть откровенным в этом вопросе, ваше величество, - сказал он ей - и как был уверен, совершенно излишне после своей предыдущей фразы. - По какой-то причине храмовая четверка от имени Церкви решила, что Чарис должен быть уничтожен. Мы не были проинформированы ни о каком пункте доктрины или практики, по которым мы считались бы заблуждавшимися. Нас не вызывали для объяснения каких-либо действий, не обвиняли в каком-либо нарушении церковного законодательства или Запретов. Нам также не было предоставлено никакой возможности защитить себя в каком-либо трибунале или суде. Они просто решили уничтожить нас. Сжечь наши города. Насиловать и убивать наших людей. И они вынудили вас присоединиться к злейшему врагу вашего собственного королевства и помочь ему в осуществлении этого нападения.

- Его величество понимает, почему вы чувствовали, что у вас не было другого выбора, кроме как согласиться с предъявляемыми к вам требованиями. Он не винит вас за ваше решение и ни на мгновение не верит, что вы чувствовали что-то, кроме сожаления и несчастья, при мысли о нападении на его королевство.

- Но его величество также знает, что если храмовая четверка сможет сделать то, что она уже сделала, то ни одно королевство, ни одно царство не будет в безопасности. Если коррумпированные и продажные люди могут использовать собственную силу Божьей Церкви, какие бы юридические формальности они ни использовали, чтобы скрыть участие Церкви в акте убийства и грабежа, чтобы уничтожить одно невиновное королевство, тогда в полноте времени они будут, так же неизбежно, как солнце встает на востоке, использовать ее, чтобы уничтожить другие королевства. Включая ваше собственное.

Он сделал паузу, наблюдая за королевой и ее первым советником. Чисхолм был так же далек от Храма и земель Храма, как и Чарис, и Шарлиэн, и Грин-Маунтин оба знали, что автоматическое подозрение Клинтана в отношении Чисхолма было почти таким же глубоким, как и его подозрение в отношении Чариса. В конце концов, именно на этом подозрении и было основано возвращение Кэйлебом ее сдавшихся кораблей, и ни королева, ни ее первый советник не могли не знать об этом.

- Правда в том, ваше величество, - сказал он через мгновение, - что как только кракен попробует кровь, его атаку уже не остановить. Как только храмовая четверка - точнее, викарий Жэспар - разрушит одно королевство, он не увидит причин, по которым ему не следует применять ту же технику к любому другому государству, которому он не доверяет или которого боится. Это дорога, по которой отправилась храмовая четверка, и их конечная цель лежит в тлеющих руинах Чариса и Чисхолма... если только их каким-то образом не удастся остановить.

- И вы - ваш король - верите, что их можно остановить? - Грин-Маунтин заговорил впервые, его глаза были полны решимости, и Грей-Харбор кивнул.

- Он верит, и я тоже. У нас есть преимущество, которое разделяет Чисхолм, в том, что ни одна армия не может просто пройти через наши границы. Храмовая четверка не может напасть ни на одно из нас без флота, и, как недавно обнаружили вы и ваши собственные "союзники", огромные расстояния благоприятствуют обороне. Вы и ваши капитаны и адмиралы также видели, на что способны наши новые корабли и артиллерия. Мой король верит, что вместе Чарис и Чисхолм действительно могут бросить вызов храмовой четверке.

- Давайте будем откровенными, милорд, - сказала Шарлиэн, наклоняясь вперед, ее собственные глаза сузились. - Что бы ни говорилось в письме архиепископа Мейкела великому викарию, или как бы там это ни было сказано, мы говорим не только о храмовой четверке. По причинам, которые, несомненно, казались им благими и с которыми, честно говоря, я нахожу определенное согласие, ваш король и его архиепископ фактически бросили вызов всей Церкви, самому великому викарию. Если Чисхолм объединится с Чарисом в союзе против Гектора - и храмовой четверки - это неизбежно со временем превратится в союз против самой Матери-Церкви. Против совета викариев и великого викария, помазанного управляющего Лэнгхорна здесь, на Сэйфхолде. Готов ли ваш король к этому? Готовы бросить вызов всей Церкви, принять неизлечимый, постоянный раскол в теле Божьего народа?

- Ваше величество, - тихо сказал Грей-Харбор, - Чарис уже выбрал своего собственного архиепископа. Впервые за более чем пятьсот лет королевство Сэйфхолда воспользовалось древним правом наших предков и назначило архиепископа по собственному выбору. Если это представляет собой раскол, то так тому и быть. Мы не бросаем вызов Богу, ваше величество; мы просто бросаем вызов коррупции, упадку, которые заразили Божью Церковь, и мы будем бороться до смерти. Действительно, мой король велел мне сказать вам вот что о его решении и обо всем, что неизбежно вытекает из него: "Вот я стою. Я не могу поступить иначе".

Тишина заполнила зал заседаний, пока Шарлиэн и Грин-Маунтин смотрели на него. Затем, наконец, Грин-Маунтин прочистил горло.

- То, что вы говорите о нашем расстоянии от Храма, о нашей способности - объединившись - защищаться от нападения, может быть правдой. Однако реакция Церкви на вызов, который вы предлагаете ей бросить, несомненно, подвергнет эту истину испытанию. И перед лицом этой бури может надеяться выжить только самое прочное дерево. Одно дело говорить о союзах в обычном смысле этого слова, милорд, ибо истина, как мы все знаем, заключается в том, что в обычном смысле этого слова всегда будет завтра. Интересы меняются, как и цели, союзник этого месяца или этого года становится врагом следующего месяца или следующего года, и так продолжается танец, в котором партнеры меняются вместе с музыкой.