Под игом чудовищ 2. Полковник

— Но это…

— Не совсем честно? — на лорда Бориса похлопали огромными пушистыми ресницами, — А честно будет стрелять в них из-за решётки? Или, может, честно будет посылать к ним в вольеры бойцов с копьями, будучи уверенными, что ранения и откушенные конечности неизбежны?

Странные вы люди, честное слово: знаете же, что главная ценность, что сейчас в ваших руках — это жизни вверенных вам солдат, а переживаете из-за какой-то ерунды!

— Это не ерунда, миледи. — лорд Борис насупился, — Убивать тех, кто не может оказать адекватного сопротивления, или просто — пленников — подло! Элементарные честь и совесть должны быть у всех людей. Потому что без этого мы просто превратимся в беспринципных сволочей. Чудовищ. И будем ничуть не лучше, чем тот же лорд Хлодгар!

— Это верно. Но ради главного — человеческих жизней! — можно поступиться и дурацкими принципами. Или вы действительно хотите жертв среди своих бойцов?

— Нет, жертв мы, разумеется, не хотим. — лорд Дилени поспешил вмешаться в разгорающийся конфликт, — Но мы прекрасно понимаем, что просто заморить этих, пусть и тварей, — голодом, жаждой и холодом, действительно — достаточно подло!

— С этим никто и не спорит. И я даже не стану вам напоминать, что именно так нападали твари лорда чёрного Властелина на вашу любимую Тарсию до этого. Просто — подумайте, и решите сами! Вы мужчины, вы — командиры, вот и думайте. А я умываю руки!

Только после того, как леди Ева, обиженно дёргавшая плечиком, и фыркавшая, скрылась за входными воротами барака, лорд Борис проворчал:

— Сочувствую я вам, милорд.

— Это ещё почему?

— Ну и злючка и вреднючка вам попалась! Хоть и красавица — этого не отнять.

Лорд Дилени, прекрасно знавший, что «злючка, вреднючка и красавица» видит и слышит то, что они говорят, усмехнулся:

— Её такой сделала её сила воли. Несгибаемый Дух. Да и лорд Хлодгар приложил, конечно, определённые усилия. В смысле стимуляции чудовищной ненависти к себе, господину и Хозяину. Но в плане реалистичного подхода к любому делу она — вне конкуренции. И как иногда похожа на лорда Юркисса!

— Да уж. Вот была бы пара. Страшно подумать, что они сделали бы с Семиречьем!

— Не думаю, что они ужились бы.

— Почему же?

— Сходятся только противоположности. Сильный — слабый. Красавица — чудовище. Ну, или ведущий — ведомый. А двух ведущих в тандеме быть не может. Так что они или переругались бы вдрызг в первую же неделю, или… Просто поубивали бы друг друга.

— Ладно. Будем надеяться, что они никогда не встретятся. А если встретятся — действительно не… э-э… сработаются. Или не уживутся. А пока — нужно подумать, как бы нам пристукнуть этих бедолаг так, чтоб и правда — и им не было больно, и нам — стыдно.

Леди Ева изволила дуться.

Лорд Дилени, прекрасно понимая, что говорить ему ничего не нужно, тем не менее подошёл, и тяжко вздохнул. К нему изволили развернуться великолепным фасадом. Правда, не сразу, а вначале дав насладиться и видом бесподобного тыла. Он вздохнул ещё раз, стараясь не смотреть в лучащиеся праведным гневом огромные глазищи.

— Нет уж, извольте смотреть не в сторону, лорд Дилени, когда разговариваете с дамой, а в глаза!

— Но я ещё ничего…

— Да, сказать вслух не успели! Тем не менее, я всё отлично поняла. И увидела. И никакая я вам не вреднючка! Такие определения подошли бы какой-нибудь простолюдинке. Жене фермера, или базарной торговке. А я всё-таки — дочь графа! Так что вы должны были сказать — женщина с сильным характером… И дурным нравом!

— Ах, извините, миледи, за неудачно подобранные «определения»!

— Ладно. Но чтоб это было в предпоследний раз. — ему на плечи легли две тёплые ладони, — Ну, спрашивай уже.

— Да. — он заставил себя взглянуть ей прямо в её глаза, зная, что сейчас утонет в них, и забудет почти обо всём — и она не может не знать, что действует на него как удав на кролика, — Как нам убить всех этих несчастных динозавров так, чтоб они… Не мучились?

— Ну ты ещё скажи и подумай, что тебе их жалко!

— Ну… Не то, чтоб жалко… Да только непорядочно это — уморить их голодом и холодом. Так не должны поступать воины. Да и просто — люди.

— Ладно, не объясняй, красноречивый ты мой. Сама вижу, что ты испытываешь. Я понимаю. (А больше всего мне приятно ощущать те чувства, что у тебя имеются в отношении меня! За что тебе — спасибо. Ничто так не способствует возвращению к нормальной жизни, как знание того, что тебя любят! Не показывают, а вот именно — любят!) И я рада, что хоть кто-то на этой земле сохранил хотя бы остатки чести и порядочности. А то мне мой неудачный опыт с моим бывшим… Ладно, проехали. Словом, я готова помочь.

— Да?! — лорд чувствовал, как его уши полыхают так, что сейчас, кажется, займутся стены брезентовой палатки, — И как же это?!

— Я просто усыплю их.

— В смысле — усыпишь?

— Да очень просто. Встану напротив каждого такого монстра, и прикажу заснуть. Он и заснёт. И потом не очнётся даже тогда, когда вы потушите печи, и покинете это место. Убедившись в том, что тела окоченели. Гарантирую: больно им не будет!

— Но разве ты…

— Смогу, разумеется. Ведь все эти ящеры — ящеры! Они и с самого начала были сделаны лордом Хлодгаром так, чтоб воспринимать именно мысленные приказы! А я, если вспомнишь, милый, сейчас самая сильная менталистка в Семиречьи…

Усыплением занялись на следующее утро.

За ночь проголодавшиеся, и от этого рассерженные ещё больше, монстры, разумеется, не умерли — как прикинул лорд Дилени, от одного голода они скончались бы лишь через пару недель. Но теперь разъярённые неполучением очередной порции еды гиганты реально угрожали разрушить свой барак, стены и решётки которого буквально содрогались от злобных ударов хвостов и мускулистых тел.

Леди Ева встала напротив первого монстра.

Лорд Дилени и лорд Борис, решившие больше никого в тонкости процесса не посвящать, для чего в барак попросту запретили входить, стояли позади — справа и слева.

Леди подняла правую руку ладонью к монстру. Чуть повернула голову. Поглядела в глазищи чудовища так и замершего перед ней с полуоткрытой пастью. Молча, медленно, опустила руку вниз.

Гигантская ящерица за решёткой, замершая перед ней, и захлопнувшая пасть в тот момент, когда леди начала опускать руку, медленно, будто забыв о голоде и ненависти к обидчикам, опустилась на землю. Глаза с полладони закрылись тяжёлыми морщинистыми веками с толстыми валиками по краям. Тело, словно расслабившись, как бы растеклось по полу вольера. Ноздри засопели.

Через полминуты женщина руку опустила. Тряхнула пушистой гривой волос. Вздохнула:

— Чёрт. Забыла, что это весьма утомительно. Ладно — не важно. Главное — он не проснётся! Даже если будет замерзать. И не почувствует ничего, умирая.

Такое разрешение вопроса с «совестью» вас устраивает?

— Меня — да. — лорд Дилени отвечал спокойно, — Поскольку это напоминает обычную смерть от старости. В своей постели… И не мучительно.

Лорд Борис же просто кивнул.

— Ладно. Пошли к следующему. Осталось всего сто девяносто четыре.

Холод пробирал буквально до корней мозгов! Да что же это за!..

Но до Дробанта доехать так и так надо. Хотя бы для того, чтоб поменять коня: вон, бедолага Экклезиаст трясётся на ветру ещё почище меня!

О! Вижу. В белёсом тумане и мареве там, впереди, вдруг мелькнул просвет. И в нём — видны чёрные стены и башни защитной стены столицы. А в отдалении, на горе — башни Клауда. Порядок, стало быть. Не сбились мы с пути, доверившись инстинкту моего второго боевого скакуна, и добрались до цивилизации.

Скоро, стало быть, смогу я пересечь и границу любимой Тарсии.

Чтоб никогда не возвращаться?

Ну уж дудки! Не на такого напали!

Я не я буду, если не сяду на её трон!

А что ещё, как не править, делать здоровому, молодому, красивому и умному цинику и бездельнику?!

Сказать, что сир Ватель смотрел на чёртову машину с подозрением — значило ничего не сказать. Но когда король заговорил, голос звучал спокойно и уверенно:

— Значит, говорите, сержант, ничего он там не крутил?

— Нет, сир, ничего! Да и обещал он… Этого не делать. Все… э-э… рычаги и рукоятки в таком же положении, как и тогда. Ну, когда он залез в неё сам!

— И вы, значит, закрывали за ним колпак лично?

— Так точно, ваше Величество!

— А кто ещё смотрел, как это делать?

— Ну, кто… Да все, ваше Величество, кто был тогда в моём отделении! То есть — девять человек!

— Понятно. — его Величество изволили побарабанить по прозрачному толстому стеклу крышки капсулы пальцами. Но заметно было, что король уже принял решение, — Кто, по-вашему, из ваших оставшихся людей — самый сообразительный?

— Тэ-экс… — сержант нахмурил брови, и с подозрением, словно впервые, оглядел сразу подавшихся чуть назад, оставшихся в живых подчинённых, — Да вот хотя бы капрал Бормолини! — на жест левой руки вперёд немедленно выступил покрасневший как рак, иссиня выбритый воин — явно служака со стажем.

— Отлично. Тогда такой вопрос: сержант. Хотите стать прапорщиком?

— Я… э-э… Разумеется, сир!

— Тогда лезьте в капсулу, а капралу объясните, что нужно нажать или захлопнуть.

Возникла тягостная пауза, сержант словно колебался, бросая косые взгляды то на капсулу, то на его Величество.

— Сир! Пощадите! — матёрый профи вдруг бухнулся на колени, и протянул к королю левую руку — правая, куда пришёлся выстрел стрелочки, ещё оставалась парализована, — У меня дети! И боюсь я… Этого, как его… Замкнутого пространства! Может, пусть туда лучше?.. — недвусмысленный кивок показал на кандидата-«счастливчика».

Сир Ватель получил удовольствие от ситуации. Во-всяком случае видимое напряжение вдруг покинуло его чело, и вместо этого там проступила ироничная улыбка:

— Вот уж никогда бы не подумал про вас, сержант, что столь храбрый воин и профессионал… Впрочем, наверное в этом есть резон. Ведь вы тогда сможете сами нажать всё, что положено, и сделать всё, как с лордом… Хм! Да, так оно понадёжней будет. Хорошо, попробуем. Капрал Бормолини!

Хотите стать сержантом?

На лице бравого будущего сержанта отразилась целая гамма проскочивших за какие-то доли секунды эмоций и мыслей, а челюсть отвалилась чуть не до пупка. Затем челюсть вернулась на место, и рот, наконец, открылся для вполне внятного и бодрого ответа — очевидно, «кандидат» оценил положительно свои шансы на «благоприятный исход»:

— Так точно, ваше Величество! Очень хочу!

— Замечательно. Гвардейцы! Помогите сержанту Бормолини снять одежду, и подсадите его!

Насуплено-подозрительная личная охрана из сплошь двухметровых и крепких молодых гвардейцев, стеной отгораживавшая от единственного коридора, и, следовательно, пути на «свободу» оставшихся солдат злосчастного подразделения, приставленного к лорду Юркиссу, и со своей задачей справившегося только частично, не дрогнула. Но вскоре, повинуясь приказу капитана Долдера, из её плотного строя вышли три крепыша, которые чуть не силком вытряхнули сразу побледневшего и закусившего губы, нахмурившегося и сжавшего кулаки будущего сержанта из его одежды.