Под игом чудовища 1. Капитан

Марат попробовал поморгать, и разлепить глаза, сквозь которые пока кроме мутной пелены ничего видно почему-то не было.

Ага — чёрта с два!.. Лучше видно не стало.

Но с помощью пальцев правой руки удалось наконец расковырять спекшуюся и шершавую снаружи корку, что не позволяла открыть правый же глаз.

О…ренеть!

Набег-то продолжается!!!

Вон: видно в свете занимающейся зари, как мимо стен, и сквозь открытые ворота, пробегая посад, словно он — просто часть пути, несутся всё новые и новые твари, покидая очищенное от защитников селение через вторые ворота в южной стене!

Марат застонал, и удивился: вон оно как обстоит дело! Он совершенно ничего не слышит, даже себя! Только слабый звон и гул в ушах. Как это называется-то?.. А, да: контузия! Видать, неплохо ему приложили по башке…

Ну так погодите же, твари вонючие! Дайте ему только встать… И добраться снова до лука…

Однако это намерение привести в исполнение оказалось не так просто, как он надеялся. Во-первых, прямо на него оказалось навалено штук пять трупов поганых монстров: вот почему так тяжко было шевелить руками и ногами! А во-вторых…

Во-вторых всё вокруг словно плыло и качалось, будто он стоит на несущейся во всю прыть телеге, которую тащат понесшие от укуса овода лошади… Их посадский знахарь, дед Бобур, называл такое состояние, кажется, «сотрясение мозга».

В том, что это именно оно, Марат убедился, когда спихнул с себя испачкавших его с ног до головы своей вонючей липкой кровью, тварей, и смог кое-как, придерживаясь рукой за перила, встать на ноги. Голову повело куда сильней, и что-то словно ударило его под дых: желудок вывернуло наизнанку, и он буквально повис на этих самых перилах, извергая слизь и желчь, кашляя и стеная.

Однако рвота прекратилась быстро, и после неё Марату вроде как полегчало.

Доковыляв до своего лука, валявшегося тут же, рядом с трупами Роберта и Локхида, на лице которого застыло выражение дикой ненависти, Марат заставил себя сжать зубы, и поднять верно служившее ему все двенадцать лет «взрослой» жизни, оружие. Колчан из-за спины, что странно, никуда за это время не делся. Скользкими пальцами он нащупал стрелу. Не-ет, так не пойдёт.

Пальцы он тщательно вытер о тыльную сторону рубахи, еле найдя сухой клочок: льняная одежда была пропитана чужой кровью почти насквозь.

Вот теперь тетива не вырвется из пальцев!

Он наложил первую стрелу. Прицелился, особо не выбирая: твари, словно его и не существовало, продолжали себе бежать и мимо частокола, огибая посад, и сквозь него, широким потоком вливаясь в распахнутые настежь северные ворота, чтоб не задерживаясь, вылиться через точно так же распахнутые южные.

Первого монстра Марат свалил выстрелом в спину: не до этики и совести! Второго удалось поразить сбоку в грудь, стрела вошла прямо подмышку! Оба монстра словно налетели на невидимую преграду: так и грохнулись оземь, не сделав и пары шагов!

Твари возле убитых вскинулись, злобно, но тихо, словно вполголоса, заверещали — он не слышал, но догадался по тому, как оскалились гнусные рожи! — и метнулись к нему: похоже, увидали, что он поднялся на ноги!

Пока к нему бежали, Марат успел сделать ещё три выстрела. Но потом обнаружилось, что тридцать отборных стрел в колчане закончились! Пришлось отбросить ставший бесполезным верный лук, и снова схватиться за саблю — благо, она валялась тут же, у затылка Роберта! А вот кинжал куда-то запропастился — а искать некогда!..

Твари, забравшись по лестнице, и подбежавшие было к нему, повели себя странно. Остановились в двух-трёх шагах. Марат в свете уже в полную силу разгоревшейся зари видел, как ноздри примерно десятка залезших к нему монстров расширяются и сужаются — похоже, те пытались что-то унюхать! Марат так и замер — со сжатой обеими руками перед собой саблей, и готовый при первом же шаге к нему рубануть наиболее здоровенную тварь, недоумённо оглядывавшуюся вокруг, но…

Но монстры, не то снова получив какую-то команду, не то сами по-себе, словно чего-то искомого не найдя, вдруг кинулись прочь, и продолжили свой неудержимый бег на юг — словно Марата и не существовало!

Да что же это за!..

Марат тряхнул головой. Прислонился к одному из столбов башни, поддерживавшим крышу — странно, но все четыре столба сохранились.

Почему же твари не кинулись на него, и не прикончили?! Он-то отлично сознавал, что в таком состоянии, когда всё вокруг качается и плывёт, и ноги так и норовят подогнуться, немного навоевал бы!..

Может, всё дело в том, что у него закончились стрелы? Или в том, что он замер?

Проклятье! До него вдруг дошло!!!

Ведь они — нюхали! А он — весь в крови убитых им и не им монстров!

Следовательно, он и пахнет — не как человек, а как монстр!

Но почему они руководствуются при выборе врага не зрением, как делают все нормальные существа из ныне живущих, а обонянием?! Может, так сделал их Хозяин, когда посчитал, что человек может замаскироваться, и спрятаться за кирасу и стальной шлем — и не узнаешь?! А вот запах…

Запах человека скрыть не удастся — что бы ты с ним не делал!

Так что получается — хорошо, что он измазан в чёртовой тварьей крови, словно свинья — в грязи!

С этой немудрёной мыслью он и позволил ногам подкоситься, и телу — упасть снова на помост. И понял, что теперь можно и потерять сознание.

Он в безопасности.

Покои леди Маргарет Рашель отличались удобством расположения — окна обеих комнат, что спальни, что будуара, выходили прямо на южную сторону замка. Это давало и отличный обзор, и тепло — даже в лютые зимние морозы солнце нагревало чёрную поверхность толстых каменных стен так, что это становилось ощутимо. Иногда леди даже казалось, что чудовищных размеров камин, что располагался в разделяющей её комнаты стене, чтоб нагревать их обе, даёт тепла меньше, чем исходит к вечеру от наружной стены. А ведь редкий зимний день в этом самом камине не сгорало чуть не полдерева…

Сидя перед старинным трюмо с почерневшим деревом столика и полок, и потускневшим от времени зеркалом, леди Рашель расчёсывала густые и шелковистые (Не зря же она каждое утро мыла их в настое ромашки!) волосы. То, что они огненно-рыжего цвета, ей нравилось. Потому что это отлично гармонировало с изумрудно-зелёным цветом её глаз. Она отлично помнила, как на праздновании её пяти лет отец, лорд Яппет, сказал на ушко матери, думая что за шумом праздничного застолья Маргарет не расслышит:

— Мать! Кого мы выродили? Она же влюбит в себя всех окрестных придурков!

И действительно, через какое-то время она уже отлично понимала, что отец оказался прав — обычно после первой же встречи, поглядев в её действительно ясные и большие глаза редко какой из юных (Да и не очень!) рыцарей не заливался густой краской, и не терял на какое-то время способности связно выражаться.

Ах, молодость, молодость… Повезло лорду Рашель — его удостоили чести получить её руку. Что же до сердца… Это мать настояла, чтоб она проигнорировала то, что душа совсем не лежит к тридцатипятилетнему ветерану постоянных войн с врагами Тарсии, с безобразным шрамом поперёк правой щеки. И с суровым взором орла и чуть сутулой спиной — словно он не был аристократом в девятнадцатом поколении, а зарабатывал перетаскиванием мешков на пристани, как обычный простолюдин-разнорабочий.

Поэтому тот факт, что и после пяти лет брака она всё ещё испытывала к своему мужу вовсе не те чувства, что полагались бы в счастливом браке, а только уважение и настороженность, не позволил ей слишком уж расстраиваться его смерти в очередном бою очередной кампании. Она отлично понимала, что это — прямой долг и обязанность всех боеспособных лордов: быть профессиональными воинами и командирами. И защищать родную страну. А ещё она отлично понимала, что о том, что она не испытывает к мужу пламенной любви, известно не только самому мужу, но и всем окружающим, включая простых смердов из принадлежащих лорду Рашель деревень. Но сейчас, спустя почти два года после его смерти, она отлично осознавала, что отец и мать настояли на их браке не зря: лорд Рашель действительно ввёл её в Высший свет, поскольку попасть просто так в состав королевского Двора провинциальной баронессе, будь она хоть трижды раскрасавица, нереально.

И вот она — на вершине.

Потому что дальше, будем честны хотя бы с самой собой — забираться по «карьерной» лестнице просто некуда: она в свои двадцать девять — фаворитка короля.

Нет, не то, чтобы леди Маргарет никогда не думала о том, чтоб стать и полноправной королевой — ведь леди Наина, после родов последнего, шестого, ребёнка, который умер почти сразу после родов, выглядит, словно бледная тень самой себя — прежней. Похудела, осунулась. Хотя — стан горделиво выпрямлен, и лицо поражает правильностью и красотой черт. Но на всех пирах, устраиваемых его Величеством его супруга сидит с отрешённым видом — словно всё происходящее вокруг, пышные красноречивые тосты, песни-похвалы её красоте и плодовитости от менестрелей, и обращаемые на неё иногда недоумённые взгляды придворных её никоим образом не касаются. И иногда кажется, что она вот-вот… Если выразиться в духе отца Маргарет, который не любил и не признавал этикета, высокопарных словесных реверансов, и прочих тонкостей стиля общения аристократов, и называл вещи своими именами — вот-вот пошлёт всех куда подальше, простыми и доходчивыми словами, и просто отправится к себе в покои — отсыпаться.

Однако леди Рашель отлично понимала, что у неё недостаточно союзников, да и просто — доброжелателей, чтоб ещё и поспособствовать ускорению процесса отдаления королевы от её официальной роли, и воцарению там себя, любимой…

А главное, что удерживало Маргарет от хоть какой-нибудь работы в этом направлении — отличное понимание того, что требовать с неё его Величество, если решится придать их отношениям официальный статус, будет только одного. Но — главного. Для продолжения славной династии Рюген.

Наследника.

Но вот родить…

Лорд Рашель в своё время озаботился — выписывал лекарей, причём самых лучших, и из Лории, столицы Парассии, где, по слухам, тем удалось продлить жизнь короля Хлодвига до девяноста четырёх лет, и из Церна, где лекаря могли сделать плодовитой и пятидесятилетнюю старуху, и…

И — ничего.

Не смогла она понести, хотя лорд Рашель, нужно отдать ему должное, прилагал к этому все усилия, почти каждую ночь, когда бывал дома. А не находился в очередном походе, или на очередной охоте.

Но добился он только одного: леди Рашель освоила и научилась получать удовольствие во всех вариантах «взаиморасположения», которые они перепробовали в попытках обеспечить это самое зачатие, и легко могла некими действиями придать лорду и его уставшему красноголовому воину живость и твёрдость. В исполнении.

Наконец, спустя уже три года брака, лекарь из далёкого Эзенгарда, в отличии от своих предшественников долго и тщательно осматривавший её обнажённое тело не только снаружи, но и раздвинув с помощью странных инструментов те сокровенные части её организма, которые мог и имел право рассмотреть только законный супруг, сказал лорду Рашель то, что не решались сказать его многочисленные предшественники: