Милые шалости одной могущественной ведьмы

— Думаешь, справишься со мной?

— Матушка! Сестрицы!

При помощи сестёр Тина завела верзилу в дом и уложила в материнскую постель.

— Что же случилось? Кто это вас так? — женщины закудахтали вокруг раненного: Аннета принесла холодной воды, Эдит — корпию и чистые тряпки; их мать держалась в стороне, тяжело опираясь о стену дома.

— Вот, надо приложить к месту удара, — Тина обвязала голову Гастона тряпками.

— Кто вас так? За что? — Тина настолько отдалась ублажению, что даже не повернула голову в ответ на материнский вопрос, но всё же попыталась ответить на него.

— Мало ли разбойников в наших краях?! Надеюсь, их поймают. Сколько их было, что господин не справился?

Коварной душе Гастона не было чуждо тщеславие, вот только его ум не успел оценить неприкрытую лесть девушки, прежде чем рот проговорил:

— Это был Гийом. Ваш сын. Он исподтишка нанёс удар, как разбойник…

— Гийом? — тысячи противоречивых эмоций отразились на лице Тины: внутренняя борьба, отрицание, неверие, страх, жалость, любовь… — Неужели Гийом взялся за старое? — произнесла девушка, окончательно отринув родственные чувства.

Мать смерила дочь осуждающим взглядом.

— Почему мой сын напал на вас?

— Ваш сын напал на меня, как разбойник, ударил из-за угла…

— У вас что-то пропало? — немолодая уже женщина, родившая и вырастившая семь детей, как будто стала выше ростом.

— Нет, — в другой ситуации Гастон обдумал бы ответ и что-нибудь соврал, но сейчас был вынужден сказать правду.

— Почему мой сын вас ударил? О разбое речи не идёт.

— Я считал его другом…

— Я знаю, что вы вместе охотились и выпивали. Так почему…

— Матушка, господин ранен, а вы мучаете его расспросами. Гийом… — Тина так отчаянно стремилась принять участие в разговоре на стороне Гастона, что мать была вынуждена остудить её рвение:

— Этот господин находится в моём доме, лежит в моей постели, а мои дочери его лечат…

Гастон попытался подняться, но Тина удержала его:

— Вы невзлюбили меня, а ваша дочь и сын едва не убили.

— Бэлль? — одновременно воскликнули мать и дочь.

— Ваша дочь меня отвергла, — мать облегчённо выдохнула.

— Мои сыновья помогут вам добраться до дома, как только вернутся с рыбалки.

— Бэлль недостойна господина… — Тина сжала кулачки под удивлёнными взглядами родственников.

* * *

Гастон был требовательным и нежеланным гостем. Его присутствие изменило настроение домочадцев, которые прежде вполне гармонично сосуществовали. Хозяйка устроилась в кресле мужа, постанывая от боли из-за невозможности выпрямить спину, Аннета и Эдит жались по углам, тихо посмеиваясь, а Тина выговаривала матери накопившиеся за долгие восемнадцать лет жизни обиды.

— Почему вы потворствуете Бэлль? Она была для вас любимой дочерью, а я этого не заслужила?

— За что ты осуждаешь сестру? Ты хочешь, чтобы я приказала ей принять ухаживания?

— Вы всегда выгораживали Гийома. При вашем попустительстве он стал дурным человеком.

— Ты молода и глупа, дочь! Возможно, ты не в силах понять, но хотя бы запомни: всё, что Гийом сделал в своей жизни дурного, он сделал ради нас…

Зависшее в воздухе напряжение было прервано донёсшимся с порога заливистым смехом и криком:

— Матушка, поднимайтесь и посмотрите на улов. Часть на рынке продали, а это на ужин или на завтрак. Так, заходи, улов! Дени, где улов? — все домочадцы против воли повернулись к дверям.

— Артачится улов, — судя по голосу, которым это было произнесено, Дени пытался внести в дом что-то тяжёлое.

— Такой упрямый улов надо было на рынке продать…

— Оставь меня, Дени, я не хочу домой, — улов, судя по голосу, оказался девушкой.

— В колодце на рыночной площади рыбалили, матушка, и такой улов… такой улов.

— Мартин, помоги! Она убежит!

— Да что вы творите, черти?! — этот девичий крик не был злым, скорее испуганным.

— Слышал? Ругается.

— Я сказала же, что он там.

Мартин удалился, и вскоре от дверей доносился только его голос:

— Образумься, сестрица! На улице ветрено, от колодца дует, а ты с книжечкой уселась… Мало того, что простынешь, зрение испортишь, так ещё и думать будешь слишком много. Женщинам вредно думать. А ты, сестрица, женщина.

— Она оттого и артачится…

Братья втолкнули в комнату сопротивлявшуюся Бэлль, и она замерла, дрожа всем телом.

— Солнце! — Гастон сорвал перевязи с головы и вскочил с кровати. — Ты убежала, испугавшись, что твой брат убил меня? Я крепкий, сильный очень… а такая любящая дочь и сестра будет прекрасной женой. Ты будешь трудиться с утра до вечера, обстирывая меня, готовить мне…

— Я не хочу за вас замуж, — проговорила Бэлль.

— Я богат, крошка! Ты будешь хорошо жить со мной. Встанешь поутру — затеешь завтрак, а в доме всего вдоволь, так не забудь спросить меня заранее, чего бы мне хотелось; позавтракаем — в доме приберёшь, серебро почистишь, только для того куплю; а как детишки пойдут… Да, и ночь… Со мной ночью не соскучишься.

— Я не хочу за вас замуж, — повторила Бэлль громче.

Живописующий счастливую жизнь Гастон вынужденно замолчал:

— Что ты сказала?

Великан сделал несколько шагов, приблизившись к Бэлль. Та вздрогнула.

— Я не отдам вам дочь, и мой муж тоже будет против, — мать Бэлль поднялась из кресла и подошла к неприятному гостю.

— Умолкни, женщина! — Гастон, отмахнувшись, едва не задел старуху.

— Мама! — сыновья кинулись к матери, Бэлль попыталась последовать за ними, но была остановлена на полпути — Гастон с силой сжал её запястье.

— Ты — самая красивая девушка в этом городе и должна быть моей!

Ответом ему было донёсшееся с улицы громкое лошадиное ржание.

— Филипп! — вскрикнул Дени.

— Батюшка вернулся! — закричала Бэлль, и Гастон от неожиданности отпустил её руку. Девушка бросилась на улицу, братья последовали за ней.

— Чего-то слишком рано сегодня вернулся. Неужели ничего не продал? — мать, оправив одежду, последовала за детьми.

Про гостя забыли — он остался стоять посреди комнаты, затравлено озираясь, и только Тина внезапно составила ему компанию. Она стояла за спиной верзилы, печально опустив голову долу и сложив руки, и только донёсшееся снаружи рыдание заставило её оживиться.

Бэлль в слезах пробежала через комнату и исчезла в углу, где находилась её койка. Дени вбежал в след за ней и принялся успокаивать, но окрик Тины остановил его:

— Что стряслось?

— Филипп пришёл один: без телеги и седока.

Домочадцы возвращались и обсуждали произошедшее.

— Отец не мог заблудиться, здесь всего одна дорога.

— Если только не выпил в городе, — дети не были настроены слепо соглашаться с суждениями матери.

— Ваш отец не пьёт! Нам очень нужны деньги, он не будет пропивать их.

— Я еду искать отца, Дени останется за старшего, — распорядился Мартин.

— Почему это ты едешь, а я остаюсь? Я, между прочим, на полчаса старше! — не согласился с ним брат.

— Я не позволяю уехать вам обоим! Дождёмся Гийома, он решит… — хозяйка дома подняла взгляд на гостя, в её глазах мелькнула мысль, она открыла рот, чтобы просить, но пробежавшая мимо неё к дверям дочь заставила женщину передумать. — Бэлль? Ты куда? Бэлль…

Побежавшие следом за беглянкой родственники вывели Гастона из ступора — он отстранил мелких с дороги одним широким движением руки и вслед за матерью семейства вышел во двор.

Пегий тяжеловоз с длинной светлой гривой гарцевал под слишком лёгким для него седоком за воротами, Бэлль отчаянно вцепилась в холку коня, тот резко взял с места и вскоре исчез из глаз.

* * *

Филипп следовал одному ему известной дорогой, легко перепрыгнул упавшее горелое дерево и поскакал по туманной оледенелой тропе, окруженной нависающими деревьями. Бэлль в страхе озиралась по сторонам: за деревьями ей мерещились горящие голодом глаза и слышалось угрожающее рычание.

Вскоре девушка осознала, что волки не были видением, — они появились сзади, замелькали серыми шкурами справа и слева, а дорога заканчивалась тупиком — высокой изгородью с коваными воротами, причудливый узор на которых напоминал живое лицо. Частая решётка ворот заставила Бэлль отринуть последнюю надежду на спасение, она обняла шею Филиппа и зажмурилась — зубы клацнули где-то над ухом, когти задели плечо, создаваемый движением ветер, прикосновение жёсткой шерсти к виску и отчаянный рык. Бэлль открыла глаза — волки не могли издавать таких звуков, перед ней на задних лапах стояло огромное чудовище — что-то среднее между львом и человеком. Девушка закричала от ужаса, выпустила поводья и выпала из седла вставшего на дыбы тяжеловоза — приземление оказалось неожиданно мягким, Бэлль обнаружила себя на руках у чудовища, зверь посмотрел ей в глаза неожиданно осознанным взглядом и уложил на мёрзлую землю у себя за спиной.

— Зачем? — меркнущим сознанием Бэлль распознала это слово за рыком. Чудовище задало ей вопрос, на который она была не в силах ответить, а рык сразу же сменился вполне человеческим криком боли — волки атаковали со спины, и первый, прыгнув, уже впился в плечо чудовища. — Уходи! — на этот раз Бэлль была уверена, что это приказание обращено к ней. Чудовище оторвало волка от себя вместе с куском зажатой у него между зубов плоти. Бэлль оглянулась — ворота у неё за спиной были открыты. — Беги!

Бэлль отползала, по-паучьи перебирая руками и ногами, будучи не в силах оторвать взгляд от разыгрывающийся у неё на глазах трагедии: волк отлетел от чудовища, ударился хребтом о дерево, но вскоре поднялся и, ничуть не умерив пыл, бросился обратно в битву.

— Закройся! — ворота захлопнулись перед глазами Бэлль, ударив девушку по ступням. Звуки бойни разрывали её голову болью и спазмами стягивали грудь: там за воротами рвалась плоть, ломались кости, волки рычали и визжали, а чудовище по-человечески кричало от боли. Бэлль поднялась на ноги и, плохо осознавая действительность, побежала к замку — двери распахнулись перед ней сами по себе, но её это не удивило.

— Что там? Что происходит? — холл был заставлен странными предметами: огромный шкаф, рояль, вешалка, скамейка под ноги. Вещи двигались, но испуганная девушка не обратила на это внимание. Она схватила попавшийся в руки подсвечник, швабру и бросилась обратно к воротам.

— Откройся! — нет, Бэлль не догадалась произнести это слово, оно исходило от подсвечника. Девушка поднесла горящие свечи к швабре, та быстро занялась, и, выставив вперёд руку с оружием, Бэлль приблизилась к сцепившимся в схватке животным.

— Прочь! Пошли прочь! — шерсть одного из волков загорелась, прежде чем звери осознали опасность и разбежались.

Чудовище посмотрело в глаза Бэлль мутным человеческим взглядом, попыталось подняться на лапы, задрожало, закачалось и рухнуло на землю. Девушка на шатких ногах приблизилась, разглядела расплывающуюся под телом кровавую лужу и потеряла сознание.

* * *

Бэлль очнулась и какое-то время лежала, не двигаясь, пытаясь осознать то, что произошло с ней, и рассмотреть окружающее пространство. Она обнаружила себя на широкой кровати, под резным балдахином — будто крона дерева свилась над ней, а на ветках сидели певчие птицы; всё вокруг было приятным взгляду и на ощупь — тёплые краски, жёлтый, салатовый, нежно-голубой, позолота, лепнина, вышивка… Бэлль усилием воли заставила себя подняться и, отворив высокие двери, вышла в украшенный затейливыми гобеленами и мраморными статуями коридор.