Милые шалости одной могущественной ведьмы

Красавица и Гастон

Дорога шла через лес напрямки — даже осёл не заблудится — и другого пути здесь не было. Там, куда указал этот сумасшедший старик, было дерево в два обхвата без каких-либо следов горения, гниения и прочих неприятностей, которые могли бы поколебать его положение.

Старик мямлил что-то, махал руками, но все его слова имели только одно-единственное логическое объяснение — старый чёрт сошел с ума.

— Бэлль ждёт нас дома, готовит вкусный ужин...

— Бэлль в плену у чудовища.

Гастон замотал головой, пытаясь отогнать навязчивую мысль, замоталась пухлая нижняя губа, на землю упало несколько капель слюны.

— Ну ладно! — эти слова были наполнены нехарактерным для этого человека смирением. Гастон молодецки соскочил с коляски, подошёл к дереву и стал карабкаться наверх. — Если ты не врешь, старик, то с этого дерева я увижу дорогу.

Его сильные руки цеплялись за ветки, подтягивая тяжёлое тело, как пушинку, мышцы перекатывались под одеждой, ткань которой с трудом выдерживала напряжение, ноги отталкивались от ствола, помогая великану преодолевать за раз расстояние едва ли многим меньше его собственного роста, а выходящие из горла звуки больше походили на звериный рык — наблюдая эту картину, Морис испуганно замер внизу.

— Я вижу замок! — последнее движение Гастона, и этот крик сорвал листья с веток дерева, осыпав ими стоявших внизу. В следующую секунду Гастон приземлился рядом с отцом Бэлль. — Там замок... Богатый, может быть, немного обветшалый...

— Там много интересных и красивых вещей, — отец Бэлль подтвердил догадку Гастона, хотя тот едва ли разделял представления изобретателя о прекрасном. — Так мы идём?

Этот вопрос был излишним, Гастон уже широким шагом подошёл к дереву и, обняв ствол, двигался по окружности к спрятавшейся за ним узкой туманной тропе.

— Там холодно... — Мориса никто не послушал, как и никто не помог ему обойти препятствие. Только в последний момент Гастон выдернул его, зацепившегося пузом за сучок, и поставил на тропу.

Морис оглядывался по сторонам — нет, тропа не походила на ту, по которой он в панике нёсся к замку, спасаясь от волков, несколько дней тому назад: покрывавший эту дорог лёд будто бы отступал перед уверенным шагом великана, а корни нависавших над тропой деревьев отползли прочь, сама тропа стала короче, и через несколько мгновений они оказались перед высокими воротами.

Гастон вцепился в решётку и отчаянно затряс её, но ворота не поддались.

— Откройте!

— Бэлль! Доченька!

Крики мужчин разносились по двору замка:

— Бэлль! — ревел Гастон.

— Бэ-э-элль! — покрикивал Морис.

— Бэлль! — Лефу поддерживал общие усилия фальцетом, оглядываясь в поисках поддержки.

Услышав эти крики, Бэлль поднялась с постели и подошла к окну своей спальни-темницы.

— Батюшка! — вскрикнула Бэлль, увидев поджидающих её за воротами спасителей. — Батюшка! — Бэлль забарабанила кулачками по стеклу. — Гастон! — Бэлль бросилась к дверям, распахнула их и выбежала в коридор.

— Куда ты, дитя, остановись! — нет, крик волшебного шкафа не остановил беглянку.

— Батюшка!

Рык чудовища заставил Бэлль замереть на верхней ступени ведущей в холл парадной лестницы. Зверь обратил к девушке огромную косматую голову, прожёг взглядом и на кривых ногах проследовал к двери. Испуг не продлился долго, и вскоре Бэлль бежала вслед за тюремщиком.

Она выскочила на крыльцо.

— Почему ты нарушаешь мой покой? — взревело чудовище и ударило когтями по решётке, едва не задев тех, кто стоял за воротами. Этот рык заставил беглянку замереть на крыльце.

— Бэлль! — крик Гастона был столь же неприятен, но даже грубому окрику этого неприятного человека она сейчас была рада. — Бэлль! — ещё один удар, и коготь чудовища оставил на лице Гастона царапину. — Ты будешь прятаться за воротами? Будь мужчиной и встреться со мной лицом к лицу! Испугался? Испугался?! — Гастон принял боевую стойку, защитным движением подтянул кулаки к груди и, подпрыгивая на месте, принялся молотить воздух перед собой. Бэлль сделала несколько шагов со ступеней дворца. Чудовище отвечало на резкие, но слепые выпады Гастона приглушённым рычанием. — Испугался! — Гастон осмелел, сделал глубокий выпад, и его кулак ткнулся в мягкую волосатую грудь чудовища. Гастон оторвал взгляд от своего кулака и посмотрел в лицо своему противнику.

Верхняя губа чудовища болезненно задрожала, подтянулась к носу, обнажив клыки, чудовище подняло голову к небу, зарычало и коротким движением отбросило от себя нападавшего. Гастон пролетел несколько метров по воздуху и приземлился на мёрзлую землю за воротами.

— Не-е-ет! — бегом преодолев расстояние от замка до ворот, Бэлль упала на колени рядом с Гастоном и легла ему на грудь. — Прошу тебя, не трогай его! Не трогай! — Чудовище опустилось на четвереньки и отчаянно хватало воздух пастью, а Бэлль тихо ныла, наблюдая за своим тюремщиком. Чудовище сплюнуло в снег, болезненно морщась и тяжело переступая лапами, повернулось к своим неучтивым визитёрам задом и, вильнув хвостом, пошло обратно к замку. — Ты... ты... ты... — продолжала заходиться рыданиями Бэлль.

— Пошла прочь! — короткий рык из-за плеча, чудовище даже не удостоило гостью взглядом на прощание, но она этого и не ждала. — Убирайся! — добавило чудовище в ответ на рыдание Бэлль, и та, будто получив команду, оттолкнулась от тела Гастона, поднялась на ноги и обняла отца.

— Бэлль! — Гастон потянул к девушке руки, и, коллективными усилиями погрузив охающего великана на спину покорного своей участи Филиппа, Бэлль, Лефу и Морис покинули заколдованный дворец.

* * *

— Бэлль! Бэлль! — Гастон был неудобным пациентом — ни секунды покоя. Если Морис, болея, просто лежал мешком, молчал, смотрел благодарным взглядом в глаза дочери и изредка пожимал той руки, то Гастон требовал... Требовал особой пищи, особых условий, особого отношения...

— Если бы не я... Ты должна быть мне благодарна. Ты должна... — Бэлль выбивалась из сил, взбивая яйца, и никакие изобретения не могли упростить её труд — просто больной тут же придумывал ей новое занятие, стоило ей привести свою душу в гавань спокойствия, устроившись в неприметном уголке с книжечкой, а единственной поддержкой отца был брошенный украдкой виноватый взгляд.

— Ты не должна расстраивать меня. У меня тремор, усиленное сердцебиение, спазмы и судороги.

— Возможно, вам действительно стоит поторопиться со свадьбой. Гастон уже так давно живёт у нас, что вас мысленно уже поженили.

От этих слов Бэлль хотелось спрятаться в чулане, забиться в щель и выть, но на это у неё не было времени.

— Ужин, Бэлль... На ужин я хочу гусиный паштет, гренки и яйца в мешочек.

Дни проходили перед взглядом Бэлль так, что она уже не чувствовала смены дня и ночи, а однажды она обнаружила себя перед алтарём.

— Я мужчина! Я никогда не выздоровею, если ты не подаришь мне физического удовлетворения.

Кажется, смысл этих слов просто не достиг её сознания.

— Согласна ли ты, дитя моё, взять в законные мужья... — на Бэлль был испачканный в яичных желтках фартук, а лицо было белым от муки, кажется, секунду назад она стояла у плиты.

— Нет... — Гастон закрыл ей рот поцелуем.

Толпа выла и улюлюкала, а Бэлль отчаянно пыталась вздохнуть... Прочие события того дня она помнила смутно — должно быть, от поцелуя лишилась чувств, — а обнаружила она себя полураздетой на пуховых, заботливо взбитых перинах.

— Ну что, жёнушка... Ты должна беречь себя, чтобы нарожать мне крепких детишек, маленьких гастончиков...

— Кто? Что? — огромное лицо Гастона, казалось, заслонило от взгляда Бэлль весь остальной мир... И хотя Гастон уже не целовал её, высасывая дыхание, одно его присутствие каменной плитой ложилось на грудь, не позволяя вздохнуть.

— Твой муженёк, дорогуша! Муженёк... В богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас... Покажи, как ты мне рада... Покажи...

Бэлль замотала головой, но Гастон не позволил ей отвернуться, сжав её голову в своей руке.

— Нет... Нет...

— Ну почему же нет, когда да? Нас обвенчали сегодня во дворе... Я устроил тебе сюрприз. Ты была диво, как хороша, моя хозяюшка... Вся в яйцах и муке...

Гастон положил другую руку Бэлль на спину, прижал её к себе и потёрся о тело жены.

— Не-е-ет... — Бэлль не кричала, нет, только тихо и сдавленно верещала.

— Я теперь твой муж и могу заставить...

— Подожди, умоляю, дай вздохнуть.

— Крошка! — надежда на то, что этот человек отпустит, пропала втуне, Гастон поднял жену на руки и крепче прижал. — Я хочу семь мальчиков... Семь... Береги себя.

— Гастон, где папа? — Бэлль отчаянно пыталась нащупать под собой хоть какую-то опору, кроме лап человека, который называл себя её мужем, но, куда бы она ни простирала руки, везде был он — плотное, твёрдое, горячее тело оплетало её, будто щупальца спрута.

— Милейший человек, твой папаша, решил нам не мешать...

— Па-па-а-а! Подожди... — этот человек отбросил ткань нижней рубашки с груди Бэлль и, не отпуская жену с рук, принялся зацеловывать её тело.

Влажные поцелуи заставляли Бэлль вздрагивать от омерзения, она слабо забилась, пытаясь нащупать под собой твёрдую поверхность, на которую могла бы упасть, но под ней как будто разверзлась пропасть.

— Нет! — Бэлль всё-таки рискнула вырваться из удушающих объятий, оттолкнула Гастона и скатилась на кровать.

— Да куда же ты ползёшь? — Гастон успел подхватить Бэлль за шкирку, и она повисла на своей сорочке — тонкая ткань не выдержала этих усилий и порвалась по шву, девушка выпала из неё, как бабочка вырывается из кокона.

Бэлль отчаянно перебирала руками, выталкивая из-под себя белые простыни, происходящее казалось кошмаром, но она никак не могла проснуться — Гастон схватил её за талию, и она закричала от пронизавшей её с ног до головы резкой боли.

— Не-е-ет! — Гастон сжимал талию Бэлль, выбивая из неё дыхание, ритмично притягивая к себе, ноги Бэлль судорожно подрагивали, а на смятые простыни капала кровь.

— Хорошо! Хорошо! — Бэлль спрятала голову в белье и зажевала подушку от боли, а Гастон притягивал её к себе всё сильнее и чаще. — Мы будем делать это каждую ночь, жена. Ты будешь довольна мной.

— Я не хочу! — заверещала Бэлль, отпустив ткань изо рта.

— Что-о-о... — эти слова заставили Гастона только ускорить движения, и, только полностью удовлетворившись, он перевернул обессилевшую Бэлль на спину.

— Что ты сказала? — тело Бэлль судорожно подрагивало, обливаясь потом, а Гастон, стоя на четвереньках, нависал над ней, и она не чувствовала в себе силы говорить. — Что ты сказала? — Гастон завёл руки Бэлль за голову и приблизил своё лицо к её лицу. Бэлль инстинктивно попыталась защититься, соединив колени и подтянув ноги к подбородку, и поняла, что не может этого сделать: распятая, удерживаемая за руки и за ноги, она видела только нависавшее над ней лицо Гастона, и это лицо в неверном свете свечей было ужасней морды чудовища. Бэлль закричала от ужаса.

* * *

— Жена! — крики Гастона разносились по дому, и Бэлль усилием воли заставила себя вылезти из-под стола, где она с дочерьми пряталась от буйного, вернувшегося с вечерней попойки мужа. Сверкавшие глазами в темноте девочки испуганно заверещали и попытались удержать мать, но Бэлль вырвалась.