Невероятные приключения Коли, Мыши и капитана Боскана

ГЛАВА VI, в которой все рассказывают истории

— Ой, Валя! — обрадовался Мыша. — Я думал, вы с бабушкой уже ушли.

— Бабушка ушла, а я сегодня у вас останусь ночевать. Сегодня кино в программе, про Шерлока Холмса, а у бабушки телевизор не показывает. Мне Алла Ивановна разрешила с вами посмотреть.

После ужина Алла Ивановна позвала всех в комнату отдыха, где стоял телевизор.

— Мыша, ты идешь? — спросила Валя.

Мыша вздохнул. Ему очень хотелось посмотреть кино вместе с Валей, но Коля обещал сделать после ужина Боскану шпагу из палочки для мороженого...

— А какая сегодня серия? — спросил он грустно.

— Про собаку Баскервилей.

— Самая интересная! — совсем расстроился Мыша. — Мне Коля книжку читал, там так страшно, когда она воет на болоте. А потом оказалось, что это помесь ищейки с мастифом. И она ему вовсе не сестра была, а жена. Они его просто фосфором измазали, и он поэтому светился.

— Ну спасибо тебе, Мышечка! — фыркнула Валя. — Все рассказал, и зачем я теперь буду смотреть?

— Ой, я нечаянно! А тебе теперь смотреть совсем неинтересно, да? — обрадовался Мыша. — Пойдем тогда с нами! Коля будет Боскану шпагу делать, а я — рассказывать про его приключения. Лучше, чем кино, честное слово! А Коля и про собаку тебе расскажет, и про что хочешь, он вообще все знает. Пошли, а?

— Ладно, — вдруг согласилась Валя, — все равно телевизор маленький, а народу полно, загородят экран, ничего не разглядишь.

— Ура! — обрадовался Мыша. — А я тебе завтра письмо напишу. Ну то есть не я тебе, а как бы Боскан напишет своему другу Мигелю. Длинное-предлинное письмо!

— На три страницы? — прищурилась Валя.

— Могу и на три. Запросто! — пообещал Мыша, не моргнув глазом. — Это я бабушке не знаю, что писать, ей мама и так все новости по телефону рассказывает. Каждый раз прямо голову ломаю. А Мигелю де Унамуно очень даже легко! Пошли, Коля ждет.

В коридоре они столкнулись с Дианой, которая несла настольную лампу.

— Ты не пойдешь кино смотреть? — удивился Мыша.

— Я его уже видела, — сказала Диана.

Валя хихикнула и шепнула Мыше, когда они отошли подальше:

— Ну конечно, вот если б там был Ален Делон! Дианочка бы в первом ряду сидела!

Пока Коля вырезал из палочки шпагу и прилаживал к ней эфес, Мыша излагал новую версию нелегкой жизни капитана Боскана. Он уже дошел до рокового сражения, в котором Боскан потерял ногу, когда Коля сказал:

— Я закончил, сейчас покрасить надо. Сбегаешь за краской? У меня на тумбочке стоит банка.

Мыша с готовностью соскользнул с кровати, но потом вдруг замешкался, бормоча:

— Тут где-то тапочек… потерялся… ну где он? Нету…

Коля понял: в палате старших сейчас наверняка был Серый, он ведь не пошел смотреть телевизор, во всеуслышание обозвав кино собачьей чушью.

— Я сам схожу, — сказал Коля, — придержи пока эфес вот тут, чтобы клей схватился.

— Да? Ну ладно.

Когда Мыша наконец нашел тапок (который, впрочем, лежал на самом виду) и выпрямился, стало заметно, что он покраснел. Хоть бы Валя не догадалась, что он струсил из-за Серого!

— Пошли вдвоем, — предложил Коля. — Валя, подержишь вот здесь, где приклеено?

В коридоре на них пахнуло холодом из открытого окна. Штора вздулась, на подоконнике уже намело горку снега.

— Это еще что? — удивился Коля, с усилием захлопывая раму. — Кому тут стало жарко?

Перед палатой старшего отряда Мыша замешкался, пропуская брата вперед.

Коля распахнул дверь… и замер на пороге. В комнате было темно, только в центре на полу горела настольная лампа. Но ее чем-то прикрыли, так что свет стал приглушенным, и больше ничего не было видно.

В темноте чей-то заунывный голос говорил:

— Тут мальчик услышал, как ме-е-е-едленно, со скрипом отворяется дверь…

Мыша встал на цыпочки и навалился Коле не плечо, стараясь разглядеть, что происходит, Коля крепче ухватился за дверную ручку, дверь заскрипела…

— А-а-а! — заорали в темноте, и на Колю вдруг обрушилось что-то мягкое и тяжелое.

Зажегся свет. Коля зажмурился, а когда открыл глаза, увидел сначала подушку в своих руках, которая и ударила его по голове, потом Пашу возле выключателя, а за ним — сдвинутые с места кровати. На них сидели и щурились ребята: Вася, неразлучные подружки Оля с Катей и Серый, которого Коля тут же заподозрил в метании подушки.

— Кто свет включил? Погасите! — буркнул Серый.

— Я думал, вы все в кино, — удивился Коля.

— Не все, как видишь. Мы тут рассказываем страшные истории, — объяснил Паша. — Ты знаешь что-нибудь страшное?

— Знаю, — сказал Коля, потирая лоб, — история про летающую подушку-убийцу подойдет?

— Ладно тебе, не сердись. А то станешь как Серый, а зачем нам два Серых?

— Нет, а чо я-то? — возмутился Серый. — Я вообще тихо сижу.

Мыша засопел и дернул Колю за рукав.

— А можно Мыша тоже с нами останется? — спохватился Коля.

— Мелких не берем! — быстро сказал Серый. — Он в кровать напрудит от страха, придется Диане пеленки ему менять!

— Смотри, как бы тебе менять не пришлось! — сказал Коля.

— Тихо, — сказала Диана, которая тоже оказалась тут. — Мыша, оставайся, если не боишься.

— А можно я Валю позову? — осмелел Мыша. — Она тоже страшные истории знает, закачаетесь!

— Давайте сразу весь детский сад приведем! — проворчал Серый.

— А ты что, испугался? — усмехнулась Диана. — Думаешь, у Вали такие страшные истории? Боишься пеленки намочить?

— Я быстро! — обрадовался Мыша. — Я сейчас!

Сунул Коле Боскана и побежал в палату за Валей.

Коля отыскал взглядом свою кровать. На ней уже расположился Паша.

— Тут у тебя свободно было, — сказал он, — я поэтому занял. Садись, места хватит.

Отказываться было невежливо, хотя по соседству развалился на своей кровати Серый. Ну и черт с ним, подумал Коля и уселся рядом с Пашей.

— Не выключайте свет пока, — распорядилась Диана, — подождем малышей.

Через минуту в приоткрытую дверь просочились сначала Мыша, за ним Валя, а потом еще Витя и Митя. Близнецы объяснили, что Витю выгнали из кинозала, потому что он стал плеваться жеваной бумагой через трубочку: хотел попасть в Баскервильскую собаку, но попал в Аллу Ивановну. А Митя ушел вместе с ним из солидарности.

Мыша с порога набычился, ожидая возражений, но всем не терпелось продолжать, и никто их не прогнал. Валя села на кровать к Диане, близнецы потеснили Васю. Притихший Мыша уселся между Колей и Пашей и примостил на коленях Боскана.

— Все устроились? — спросил Паша. — Выключаю свет!

Снова стало видно только лампу. Она горела в середине, как костер, и казалось, что от нее тепло, как от настоящего огня. Зато темнота за спинами стала непроглядной, а голоса рассказчиков, вроде и знакомые, в темноте звучали непривычно.

— Я продолжаю? — спросил голос, в котором Коля узнал Пашу. — Значит, заскрипела входная дверь, зажегся свет в прихожей, и мальчик обрадовался, что родители пришли с работы. Он услышал, как они шуршат одеждой и стучат ботинками, закрыл книжку и побежал их встречать. Выскочил в прихожую — а там…

— Ай! — пискнула из девчачьего уголка то ли Оля, то ли Катя.

-… а там никого нет. Только свет горит, хотя мальчик точно помнил, что он его не включал. А потом кто-то засмеялся и сказал: МЫ ПРИШЛИ… и свет погас.

Паша замолчал.

— Подумаешь! — сказал Серый. — А вот я случай знаю, бабка моя мамке рассказывала. Думала, я сплю, а я не спал и все слышал. Короче, дед Иван, муж ее, бабкин, уехал в город. А она легла спать. Лежит себе, а потом проснулась среди ночи и чувствует — рядом на кровати муж. Ну она дальше спать собралась, а потом думает: это как это муж, когда он уехал и она в доме одна? Она руку так протянула в темноте, думает, может, показалось, а повернуться боится. А там и правда лежит рядом кто-то… здоровый такой, короче, и весь волосатый.

— И что?..

— Да ничего. Он там, короче, полежал, потом ушел, полы еще под ним заскрипели — тяжелый. Бабка встала утром — нет никого. А куда он, спрашивается, ушел, когда дом закрыт изнутри и окна все закрыты?

Серый шевельнулся на кровати, заскрипев пружинами, и добавил задумчиво:

— Это, короче, на самом деле было. Бабка врать не любила и меня за вранье драла.

— Я верю, что на самом деле, — вдруг сказала Валя. — У меня однажды было: я легла спать, мама дверь в комнату закрыла. Она всегда так делает, когда сидит допоздна на кухне с чертежами. Я лежу и слышу: Динка, это кошка наша, пришла и на кровать запрыгнула. Теплая такая, пушистая, хвостом по голой ноге провела. Ну, я полежала, потом встала, пошла в туалет. Дверь открываю в коридор и вижу — там Динка в коридоре сидит, умывается. И я думаю: а кто тогда у меня на кровати был? Я маму позвала, мы свет включили — никого нет. Мама говорит, приснилось. Но я-то знаю, что не спала еще.

— Совсем как у Серого история. Ну почти.

— Нет, это еще не история была, это я так. Я про другое хотела. Мне тоже бабушка рассказывала, и она тоже правду говорит. Я не испугалась тогда, когда кошка пришла… или не кошка… это же дома было, и мама рядом. Ну и вообще оно было теплое и доброе, ничего плохого не делало. Я дома ничего не боюсь. Вот в лесу страшно. Один охотник пошел в лес, сидит ночью у костра и вдруг слышит — выходит кто-то из темноты, по снегу так: хруп-хруп. Он думал — человек вышел на огонек, обернулся… а там морда лохматая! Как улыбнется, клыки вот такие, и глаза горят красным! Охотник ружье схватил, стрельнул в упор, а оно… как засмеется! Пули-то его не берут. Охотник убежал, пришел домой без ружья, трясется, рассказать ничего не может: где он был, где ружье потерял, где шапку. А бабушка однажды ехала на автобусе с Фатеево и видела в окно на остановке что-то большое и черное — стоит себе, будто автобуса ждет, чтоб поехать. И не только она, многие видели. Шофер останавливаться не стал, никто там выходить не захотел.

Коля почувствовал, как Мыша прижался к нему, а в бок уперлась твердая нога Боскана.

— Чья очередь теперь? Коля, давай ты.

— Про собаку Баскервилей! — попросил Мыша.

— Нет, про собаку я не буду. Кому интересно, те пусть прочитают, хорошая книжка. Я лучше вот про что… Это почти сразу после революции было у нас в Ленинграде Мне эту историю наш сосед рассказывал, Иван Алексаныч. Он тогда совсем пацаном был, но в семье за старшего. Время было голодное, и вот он нашел работу — помогал трубочисту трубы прочищать. Тогда ведь много было домов с печками. Встал он как-то раз затемно, поднялся на крышу — там холодно, ветер с Невы сильный, аж завывает. Он прислушался, а это не ветер, это скулит кто-то, тоненько так. «Кто там может скулить между труб? — подумал мальчик, ну, Иван Алексаныч. — Может, котенок туда забрался?» А Иван Алексаныч, он очень животных любил. И вот полез он по крыше к той трубе. Глядь, а там на самом коньке сидит тварь, какой он в жизни не видывал — вроде человека, но не человек. И не обезьяна. Вся белая, лысая, без хвоста. Сидит на корточках, раскачивается и стонет. Услыхала человека, вздрогнула и повернулась к нему. А на морде у нее ни ноздрей, ни глаз, а только рот один безгубый… Мальчик как увидел это, так чуть с крыши и не упал. А обезьяна эта подпрыгнула, да так высоко, что перескочила на соседнюю крышу. Посидела там, пораскачивалась, а потом сиганула еще дальше, только мальчику в сумерках уже не было видно. Он потом боялся на ту крышу ходить. Но работать-то надо, трубочист ругался на него, что бездельничает. И вот полез он опять туда — вроде и нет никого. Он обрадовался и принялся за работу. Вдруг слышит, дышит кто-то над ухом. Оглянулся — снова та тварь, крадется по трубе и лапу к нему тянет. Тут Иван Алексаныч подумал, что смерть его пришла! Но, к счастью, нащупал в кармане кусочек хлеба и кинул обезьяне этой. Она вдруг остановилось, покачалось на своих длинных ногах, схватила хлеб, подпрыгнула… и растворилось в высоте.