Животные инстинкты

Глава 4. Кошмарный сон? Реальный кошмар?

Тело ощущалось невероятно слабым и странно затёкшим, в голове шумело. Да уж, что называется, дорвался до бесплатного. Но просто не было ни сил, ни желания остановить разошедшегося любовника, оказавшегося в свои годы ещё ого-го каким жеребцом. Кстати, а какие его годы-то? Надо не забыть спросить. Но так активно отрываться всю ночь в первый же для себя раз — глупо. Теперь чёрт знает, сколько всё болеть будет. Но оно того стоило, однозначно.

Н-даа, о бесплатном… Сигналы от тела наконец пробились в затуманенный разум, заставляя вяло задуматься о собственных ощущениях. Либо на волне общей затраханности и непривычности к столь специфически-активному времяпрепровождению Сашке снится очень реалистичный кошмар, либо, отправляясь в ночь с незнакомым мужиком, надо было всё же думать именно тем органом, который изначально предназначен для этого природой — мозгами.

То, что тело затекло, он понял сразу, но вот заметное ограничение подвижности этого тела осознавать только начал. И поза… Пофиг, что ноги и живот касались какой-то мягкой и тёплой ткани, — ощущение упирающегося в бедренные косточки чего-то твёрдого и достаточно тонкого, чтобы больно врезаться в тело, навевало очень нехорошие ассоциации. А всё потому, что стоял Санька при этом на коленях, перегнувшись через это самое твёрдое, которое под углом вновь спускалось к полу. Причём штука, упирающаяся в живот повыше лобка, оказалась достаточно широкой в обе стороны, чтобы с неё не получилось боком соскользнуть на пол и хотя бы свернуться там в клубок.

Встать нормально Санька и вовсе не мог, поскольку ноги были прихвачены к полу в лодыжках и коленях (довольно сильно разведённых в стороны, кстати!), а на руках вообще надеты какие-то плотные мешочки, не позволявшие шевелить пальцами. Да и сами руки также привязаны, и довольно далеко от головы — не дотянуться. По ощущениям. Ибо увидеть парень ничего не мог: очень плотная повязка закрывала не только глаза, но и пол-лица, до самого кончика носа.

Сашка выпрямил руки, кое-как опираясь на неудобно сжатые кисти, и помотал головой. Апогеем ко всему оказалось понимание, что причина сохнущих губ и занемевшей челюсти — плотный круглый кляп, надёжно препятствующий высказыванию всего, что он думает о наклонностях Рустама, как только тот появится в комнате. Неужели он встретил не классного любовника, а маньяка? И вот тут бы начать бояться за свою жизнь, или, по крайней мере, здоровье, но воспринималось всё происходящее как-то отстранённо. Страх вроде и был, а вроде и нет, так, фоном.

Да и вообще все мысли текли медленно, муторно, как сонные мухи. Сашка снова потряс головой, но эффекта, как и в прошлый раз, не добился. Повязка сидела плотно, кляп тоже не спешил сваливаться. И тишина вокруг. Неуютно. Но в то же время опять же пофигу. Даже то, что какая-то хрень чувствительно врезается в живот и мослы, беспокоило больше.

Где-то позади тихо скрипнула дверь и раздался мягкий шорох. Сашка лениво прислушивался к звукам, раздумывая, что сейчас как раз самый момент — высказать всё, что он думает об этом придурке. Даже если это шутка, то совсем уж не смешная. Ладно, он ещё мог понять укусы, хотя на порыв страсти они и не были похожи. Скорее, осознанное действие, но это фигня — может, фишка такая у мужика. Больновато, конечно, однако терпеть можно, да и на волне возбуждения воспринимается несколько иначе. Но вот такое… Точно, извращенец.

В следующее мгновение Сашка замер, потому что его задницы коснулось сначала что-то твёрдое, влажное и холодное, на которое ещё можно было подумать всё, что угодно, но потом по коже прошёлся горячий мокрый язык. Слишком длинный для человека. Паника пробилась даже сквозь мутную одурь, заставив дёрнуться в попытке уйти от прикосновения, но сзади раздалось глухое рычание и за правую половинку легонько ухватили зубы. Предупреждающе. Острые, нечеловеческие. Жалобно всхлипнув, он замер, подчиняясь недвусмысленному намёку, а язык неизвестного пока зверя принялся интенсивно вылизывать меж ягодиц, периодически ввинчиваясь в припухшую ещё с ночи дырочку.

Никаких мыслей, типа: «Вот только освободите меня, я всем тут…» или «Уж я ему выскажу, что думаю, нет, не ему, в полиции!», в голове не возникало. Не то положение. Да и не то состояние — несмотря на весь кошмар ситуации, сильные отрицательные эмоции так и не смогли пробиться через туманную толщу отстранённости. Даже вялое воспоминание, что никто не видел, куда и с кем он ушел, а телефон остался где-то в кармане штанов, да и вообще не факт, что он всё ещё включен, воспринималось равнодушно. Как и то, что сам Сашка в душе не знает, где он вообще сейчас находится.

Зато внутри царила какая-то абстрактная убеждённость, что Руся с ним плохо не поступит. С позиции здравомыслящего человека — смешно и глупо: а сейчас, интересно, что происходит? Но железная уверенность совершенно не хотела уступать место страху. Так, странно-лёгкое опасение перед неизвестностью. А ещё, к собственному удивлению, Санька вдруг начал заводиться от происходящего. И это было уже совсем невероятно.

Глупое тело плевать хотело на всякие там тихие моральные возражения разума, особенно, когда длинный горячий язык широко прошёлся по висящему члену и мошонке. Ммать твою ети… Пёс (ну а кто ещё это мог быть?) уткнулся носом прямо в анус и принялся быстро-быстро облизывать пробуждающуюся плоть. Сашка бессильно застонал в кляп и снова замотал головой, удивляясь собственной реакции — бёдра рефлекторно толкнулись назад. Пипец… Склонность к извращениям передаётся половым путём и Руся его заразил?

Сзади раздалось тихое ворчание — показалось, что одобрительное, — язык с носом исчезли, но почти сразу что-то достаточно тяжёлое и лохматое навалилось на спину, царапнув когтями передних лап по бокам. Парень инстинктивно попытался пригнуться к полу, однако в плечо неожиданно впились острые зубы — снова предупреждающе, и пока не слишком болезненно. Но, проклятье, в то же самое, что ночью уже было изжёвано Рустамом! И эта псина такая здоровенная оказалась… Господи-боженька, неужели это всё происходит на самом деле?

Так-то Сашка почти сразу начал догадываться, к чему дело идёт, но всё равно не верилось. Пусть и ощущал уже собственной задницей короткие тычки собачьего члена. Только бы… Додумать мысль не получилось, потому что пёс в этот момент попал-таки, куда надо. Больно! На несколько мгновений боль выбила из состояния философского пофигизма. Зверь двигался резко, грубо; толстый, острый и очень твёрдый член орудовал в не слишком подготовленной заднице рывками; хриплое и шумное дыхание отдавалось в плечо и шею, а кляп надёжно заглушал попытки закричать.

Но потом всё изменилось: и так не особо ясное сознание поплыло, тело словно окатило кипятком, а в животе всё сильнее скручивался узел желания. Сашке хотелось, чтобы этот замечательно крупный и твёрдый собачий член продолжал в него вдалбливаться! Сумасшедшая похоть боролась с остатками неприятия происходящего и страхом и… побеждала. Загоняя всё остальное вглубь разума. До поры до времени. Зато совершенно некстати подумалось: странно, от кобеля не пахнет ожидаемой псиной и смрадным дыханием, напротив, запах даже в какой-то мере приятный, смутно знакомый.

Член внутри последний раз дёрнулся, максимально проникая, и запульсировал, а зверь сомкнул-таки челюсти, прокусывая плечо. Абсолютно неожиданно для себя Санька кончил, с громким стоном и полным раздраем в душе — там сплелись невероятное удовольствие и понимание неправильности этого самого удовольствия. Но кобель успел выскользнуть из находящегося в прострации парня и затих на некоторое время. Надо же, а ведь кончил без рук, как и пару раз до этого — с Рустамом. Даже не верилось. Интересно, теперь его уже отвяжут? Голова продолжала кружиться, а тело просто повисло на своей поддержке: усталое, вялое и… удовлетворённое.

Куча мыслей возникала и медленно растворялась в сознании, мельтеша и путаясь между собой. Что всё получилось не так и плохо, хотя со стороны наверняка — полнейшая дичь. Что в извращениях есть свой смысл, как оказалось. Что Рустам — тот самый идеал, о котором Сашке и мечталось: делающий то, что ему хочется, без оглядки на мнение любовника, но при этом не оставляя того без своей порции удовольствия. И самая странная — что он, наверное, не отказался бы сейчас от повторения. Никакие моральные запреты почему-то больше не беспокоили. Накаркал…

Пёс вновь зашевелился, обошёл неподвижного парня по кругу, наклонился к прокушенному плечу — надо же, а Санька даже перестал ощущать боль от укуса! — и стал его вылизывать. Осторожно, как-то даже нежно. Потом прошёлся языком по спине и бокам, ягодицам, ногам, лишь под занавес перейдя к самому главному. Сашка уже даже не пытался ни сдержать дрожь и тихие стоны, ни отрицать разливающееся по венам желание. Да, он, мать его, хочет, чтобы его снова поимел этот пёс!

Когда напряжённый член упёрся в твёрдую поверхность, на которой висел привязанный парень, снова раздалось одобрительное ворчание (нет, точно у него глюки, и всё происходящее — тоже; да, просто сон! вот оно что…) и кобель немедля взгромоздился сверху. В этот раз в нужное место он попал сразу, и Сашка уже хотел подняться на руки, как в прошлый раз, не дожидаясь хватки клыков на многострадальном месте, но ему не дали.

Твёрдые когтистые лапы придавили плечи, заставив болезненно вскрикнуть, а потом сильно потянули на себя. Подчиняясь и уходя от когтей, парень сложился чуть не пополам, плотно прижимаясь к вертикальной опоре животом и грудью, сильно прогнувшись в позвоночнике и выпятив зад. Нелепая поза — разве кобелям так удобно? И разве могут они действовать столь… осознанно? Мысль могла бы напугать, но пёс начал двигаться.

Всё, как и раньше — грубо, рвано, резко, глубоко, вот только приносило это гораздо большее удовольствие. Настолько большее, что хотелось лишь ещё сильнее и глубже. Что же с ним происходит? Впрочем, неважно, пусть. Это происходящее слишком хорошо, чтобы задумываться о причинах и морали. Однако что-то было иначе. Сила и ритм ударов всё увеличивались, хотя Санька, как говорится, жопой чувствовал, что кобель и так входит в него до упора. Но ощущения, надо признать стали только острее.

Вдруг в груди резко похолодело. Как он мог забыть о такой штуке у собак, как узел?! Ведь сам даже пару раз присутствовал на случке огромного Колькиного овчара с разными сучками! И Колька даже объяснял ему механизм вязки. Неужели эта упоённо трахающая его зверюга хочет закончить дело вязкой?! В прошлый-то раз успел выйти, а если останется внутри, когда Санька кончит? Мамочки…

В животе всё аж сжалось от страха и… предвкушения? Память безжалостно подбрасывала некоторые его прошлые фантазии — о двойном проникновении, о большой и толстой полторашке из-под пива, о возможной боли… Но самому же страшно так над собой измываться. Вот если б кто-нибудь… Дофантазировался. «Бойтесь мечтаний своих, ибо они могут сбыться», да?

И фантазии, и страх, и предвкушение не могли не сыграть свою роль. Парня очень быстро накрыло оргазмом, словно волной в море, в шторм — так же восхитительно остро-страшно и захватывающе. Пёс как ждал этого: въехал в разгорячённое нутро до упора, снова вцепился зубами в плечо (вот неожиданность-то!) и задрожал всем телом, кончая. И не двигаясь. Сашку тоже трясло: от невероятного удовольствия, плотно смешавшегося с болью, все внутренности напряглись, и потом он почувствовал это.