Право на смерть

Сейчас он оглядывался по сторонам и не видел ничего, кроме серой печальной пустыни. Ни птиц, ни зелени… Цветок? Красавин подошел поближе и склонился к земле, в душе боясь ошибиться. Это был настоящий цветок. Возле самого пня, выбиваясь из его складок, росла обыкновенная ромашка, каким-то чудом уцелевшая среди прочего хаоса.

Что-то необъяснимое перехватило ему дыхание. Александр чувствовал, как это что-то, обжигая глаза, скатилось по щеке влажной струйкой.

Он вспомнил о чертежах.

Достав пакеты из кармана вместе с атомной зажигалкой, Александр с каким-то упоением стал мять и поджигать их один за другим. А затем некоторое время неподвижно наблюдал, как в небольшом костре корчилась бумага, плавились и лопались носители, как улетали в небо искры, унося с собой слова и мысли, и, наконец, как умирал огонь. Когда костерок затух, Александр бросил последний взгляд на ромашку, потом на горизонт, где из-за сизо-розовых туч был виден край бордового солнца, и вернулся к машине:

— В институт.

Дверь закрылась за ним, машина поднялась над пустынной дорогой и помчалась к мегаполису.

Обычный ежедневный обход начался с производственных лабораторий. Шеф, как всегда улыбающийся и окруженный прихлебателями, быстро, несмотря на полноту, шел по коридору. За мертвой улыбкой-маской, надетой для работы, скрывалась сейчас досада. Досада на всех, кто сейчас суетился вокруг него, стараясь поймать его взгляд или одобрительный кивок; досада на свою беспомощность сделать хоть что-то из того, что он считал нужным; досада на свою жену, которая утром потребовала вояж в ювелирный магазин за новыми игрушками; досада на свою усталость. Сегодня вечером он должен быть на заседании у Президента и отчитываться о работе НИИ, но, хотя все об этом знают, никто не мог сегодня ему показать ничего путного. Чертежи заняты в сборке, отчеты не дописаны, новые конструкционные узлы еще не испытаны, не отлажены или не запрограммированы вообще. Но он шеф, и отдуваться придется ему. Он идет сейчас по коридору — быстрый, властный, влиятельный, ловя на себе услужливые взгляды подчиненных, а вечером будет стоять под градом упреков и вопросов, как мальчишка, которого ругают за сломанный велосипед. Он ненавидел всех за невозможность вырваться из этого круга и давно уже мечтал о пенсии, о том счастливом моменте, когда он, наконец, рванет душащий его хуже веревки галстук, соберет свои клюшки для гольфа и отправится на свою виллу в модном квартале с настоящими газонами и зелеными изгородями. Он ненавидел всех, и ему хотелось сделать им больно.

Вот и Берг, его последняя надежда на хоть какой-то вечерний отчет. Берг что-то говорил о новой модели, к сборке которой только что приступили, говорил о ее качестве, удобности для серийного производства.

— Профессор, вы кое-что забыли упомянуть, — вдруг раздался голос из глубины лаборатории.

Все обернулись, а шеф вопросительно посмотрел на Берга. Тот поправил зачем-то очки и устремил взгляд на говорившего.

Александр, а это был он, стоял, скрестив руки на груди, в стороне от остальных. Полумрак лаборатории (шеф не любил яркого света) скрывал его фигуру почти полностью.

— Вы забыли кое-что, профессор, — повторил он, выходя на свет. — Позвольте, я дополню?

Многие из присутствующих удивились разительной перемене, происшедшей с ним со вчерашнего дня. Александр был очень бледен, почти до синевы. В глазах его играл зловещий огонек. С первого взгляда он казался очень больным.

Шеф, внутренне съежившись от нехороших предчувствий, но все еще немного надеясь, что, может быть, хотя бы Александр представит ну хоть что-то стоящее внимания, обратил на него свою улыбку-маску. Их взгляды встретились.

Еще час назад, ожидая вот этой вот секунды, Александр чувствовал, как бешено колотится его сердце. Он не сказал ничего даже Бергу, да и сам боялся, что ошибается. Но увидев вечно-резиновую улыбку шефа, Красавин обрел уверенность.

— Андрей Лукич хорошо описал все достоинства проекта, — произнес он. — Но забыл упомянуть о недостатках.

Лицо шефа посерьезнело. Красавин поймал на себе удивленно-равнодушный взгляд Леночки и насмешливый — Батырова.

— А между тем недостатки столь существенны, что о них нельзя не упомянуть, — продолжил Александр. — Если начнется серийное производство этой модели, два миллиона человек окажутся на улице. Не кажется ли вам, господа, что в трущобах и так уже слишком много нищих без работы, без куска хлеба и часто — без крыши над головой? Вы хотите, чтобы эта масса увеличилась и пошла крушить все вокруг? Или вы планируете их уничтожить? Но ведь человечество и так на грани вымирания. Вы позволите истреблять вам подобных?

— Александр, — Берг предостерегающе поправил очки. Он с ужасом смотрел на это самоубийство — ни больше, ни меньше — и не мог ничего сделать.

— Да нет уж, Андрей Лукич, пусть продолжает, — усмехнулся Батыров.

— А уж тебе-то, как начальнику Особого отдела, бояться действительно нечего, — Александра уже ничто не могло остановить. — В тебе ничто не дрогнет, даже если ты останешься единственным человеком на планете. Тебя ничто не коснется. Сейчас ты проектируешь машины, способные заменить всех нас, вместе взятых. И когда ты закончишь, будешь шефом НИИ. Но ведь и тебя когда-нибудь заменят твои же детища.

Лицо Батырова перекосилось. Сжатые в презрительной усмешке губы задрожали и искривились в подобие недоуменной улыбки. Глаза впились в Александра. Ноздри раздулись в ярости.

Шеф перестал улыбаться. Он смотрел по очереди то на Батырова, то на Красавина, то на Берга, который пытался ему шепотом объяснить, что Александр переутомился и ему нужен отпуск.

— Да, Леночка, я забыл про тебя! — воскликнул Красавин с деланой радостью, будто видел ее сегодня впервые. — Ну конечно, я понимаю тебя. Держишься пока за Батырова. Когда он станет шефом, займешь его место в Особом отделе, может быть, даже выйдешь за него замуж и бросишь его, как только тебе под руку попадется министр или губернатор. Ведь карьера прежде всего. Работа, работа, работа! Что может быть интереснее, чем выбрасывать на улицу людей без пенсии?

Леночка нахмурилась.

— Да заткните же его! — истерически выкрикнул кто-то. Но никто не решился подойти к Красавину. Все молча сгрудились за спиной шефа и молча ждали, что будет дальше. То, что происходило сейчас, было немыслимо, это не укладывалось ни в какие привычные алгоритмы, это было просто невероятно.

— Кстати, забыл вам всем сказать самое главное, — Александру было весело и легко. — Я уничтожил все чертежи, которые нашел в институте. Да, на всех носителях, во всех отделах. Извините, шеф, что не оправдал ваших надежд, сорвал все мероприятия и ваш доклад Президенту. Но я должен был это сделать. Я не мог иначе.

— Я помню кое-что по памяти, мы восстановим, — пробормотал Берг, но шеф не услышал.

— Да, конечно, меньше всего пострадает Особый отдел, — продолжил Александр. — Там есть копии. Батыров, они у тебя с собой? Я что-то не нашел их в сумочке Леночки и в твоем столе.

— Это какой-то бред! — Батыров попытался улыбнуться под метавшим молнии взглядом шефа.

— Да как же, Батыров? Я сам видел, как ты их переснимал. И даже Леночке сказал, что делаешь это на случай пожара, — напомнил Красавин со смехом.

Он отступил назад на несколько шагов и взглянул на толпу присутствующих:

— Простите, я немного устал. Я вобщем-то и сам не лучше всех вас. Я тоже наивно верил, что создаю для людей радость, облегчаю их труд, помогаю обществу. Я такой же преступник, как и все вы. Только я все поняли больше не хочу с этим мириться. А вы, зная то же, что и я, предпочтете лицемерно молчать дальше. В этом разница.

Александр захохотал. От души, устало и счастливо. Это был конец. Теперь он сможет без стыда смотреть в глаза людям. Теперь он свободен. Он повернулся и пошел прочь, все еще продолжая смеяться.

— Полицию! — сквозь зубы процедил шеф, и пара человек метнулась исполнять его приказ.

Он был уже не просто раздосадован. Его никогда еще не выводили из себя до такой степени. Два его лучших сотрудника подложили ему свинью в такой ответственный день. Сегодня вечером Президент в лучшем случае пошлет его в отставку. Но прежде, чем он уйдет, кое-кто заплатит за это.

Шеф обернулся к Батырову:

— Ты уволен!

Если уж ему не быть больше главой НИИ, то первым вылетит Батыров, так мечтавший занять его место.

После этого он быстрым шагом удалился в свой кабинет. За ним разбежались остальные. Хотела уйти и Леночка, но Батыров остановил ее за руку:

— Значит, это правда? Ты не любила меня?

Леночка холодно взглянула на недавнего любовника, будто хотела заметить, как недавно Александру: «Странно, неужели ты этого еще не понял?»

— К чему эти глупости? — сказала она вслух. — Что может быть важнее работы и карьеры?

Батыров отдернул от нее руку, будто ужаленный.

Леночка ушла. Батыров проводил взглядом ее стройный изящный силуэт, потом достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и приставил его к виску.

Когда шеф скрылся из виду, Берг присел на скамеечку возле одного из рабочих столов. Он снял очки и теперь протирал их по стариковской привычке. Часто мигая, Андрей Лукич нервно искал в карманах платок и, найдя его, наконец, промакнул им глаза. Спасения для Александра не было, он это понимал. Рано или поздно его поймают и казнят. Для него все было кончено.

Хлопок выстрела, прозвучавшего совсем рядом, не испугал Берга. Наверное, он даже не слышал его, погрузившись в размышления.

Мимо протопал глуповато мигающий датчиками глаз робот-техник. Его сенсоры, видимо, уловили необычный звук, и теперь он пытался передать информацию людям. Пострекотав немного возле профессора, который не обращал на него внимание, робот ушел куда-то.

Александр брел по улице мимо железно-пластиковых деревьев. Высказав все коллегам, он почувствовал вдруг необычайный упадок сил. Он сам не знал, куда ему теперь идти, просто бездумно шагал по улице. Навстречу попадались какие-то люди, муж и жена, возбужденно обсуждавшие покупку нового робота.

— Сумасшедшие! Безумцы! — крикнул им Красавин мрачно. — Вы только что выкинули на свалку жизнь человека! Она не очень дорого вам обошлась? — и пошел дальше, тут же забыв о них.

Наконец, он оказался в старых кварталах. Обитатели этих мест с удивлением смотрели вслед хорошо одетому молодому человеку с безумной искрой в глазах. За Александром увязался какой-то ребенок, но Красавин, погруженный в свои мысли, не замечал его, пока не наткнулся на карлика, которого уже видел раньше. И замер, словно пораженный громом. Карлик пробормотал что-то и снова скрылся за углом, не желая с ним говорить. Оглядевшись вокруг, Александр обнаружил себя стоящим посреди той самой улицы, где был вчера.

— Эй, сударь, вам, смотрю я, все не сидится дома! — к нему подходил уже его вчерашний рыжий собеседник. — Это уже похоже на навязчивую идею, — но увидев лицо Александра, рыжий отпрянул: — Сударь, да вы и в самом деле больны! Вот уж никогда бы не подумал, что на вас так подействует наш разговор! Наверное, вы и в самом деле не знали…