Спецоперация, или Где вы были 4000 лет?

— Зачем это подписывать? — спрашивает человек в балахоне с капюшоном. — Я и так знаю, кто это. Уже без малого 27 земных лет с ним вожусь.

— Но не только же вы пользуетесь архивными данными, — отвечает второй.

Камера переводит фокус на соседа Петра: «Андрей — красивый молодой человек с приятными чертами лица, такие всегда нравятся девушкам до 25-ти и дамам после 50-ти. Хорошенький. Работает SMM-менеджером в той же компании, что и Петр, «Gen-**», 25 лет».

На сцене мужчина в деловом костюме вдохновенно-сумасшедшего вида громко и воодушевленно рассказывает о любви к Родине, скрепах и великой силе народа. Он стоит, немного покачиваясь, видимо в экстазе от своего патетического сообщения. Титры: «Георгий, генеральный директор научно-исследовательского института «Gen-**», крупный бизнесмен, политик, депутат Города, 54 года».

Глаза Георгия горят, голос картинно подрагивает:

— Кто из вассссс — почти кричит мужчина голосом диктора, передающего сводки с фронта во время Великой Отечественной войны, — воспитан патттррриотически!!!

Голова его неестественно взмывает вверх.

— Кто из васссс! Любит свою Родину до такой степени, до такой степениииии, таааак… Чтооо, — делает такие движения будто гребет по реке с веслом, — гооотоффф отдать себя, свой труд, свои мыыыысли, чтобы поддержать нашу любииимую, необъятную, самую мощную РРРРодину!!!

— И е-единым поррывом, — он заводится все больше и больше, как старый КамАЗ, у которого сломался глушитель. — Готоффф, — Славить Страну! Славаааа Стране, братья и сестры!

Георгий оставляет паузу для аплодисментов и всеобщего восхищения. В микрофоне слышно его дыхание, похожее на дыхание быка, гоняющегося за коровой, чтобы ее оплодотворить. Зрители в зале начинают несмело помахивать флажками с буквой N, заботливо розданными патриотичным руководством, немного пугаясь, что они, оказывается, готовы. Лицо оратора резко меняется на глубоко трагическое, так резко, что машущие флагами зрители теперь тушуются от того, что они слишком радостно и задорно машут, что при трагических настроениях не положено.

— Сидя на своих местах — гудит он в микрофон, — я боюсь… враг слишком быстро справится с вами.

У зрителей на лице появляется отражение движения мысли. В общем-то никто не понял, что он этим хотел сказать.

— Только стоя! Уверенно на двух ногах! С поднятой головой! Можно славить свою Родину! — он уже отправил на покой правильный синтаксис, лексику и просто логический смысл. Но теперь, кажется, и интонации пошли вкривь и вкось.

— Я не разглядел… с запальчивостью гопника, типа «я не понял» — Ни один из васс не встал… Когда речь о Рррродине!.. Когда ррречь идёт о пррредках! Об осноффании нашей Страны!

Зрители начинают неохотно, но послушно вставать. Петр сидит. Его в бок толкает Андрей, который явно веселится, получая извращённое эстетическое удовольствие от этой речи.

Георгий жестом показывает всем, что они могут сесть. И продолжает уже более ровно:

— Друзья, коллеги! Мы с вами живем в великое время! И именно нам, верным гражданам своего Отечества, предстоит строить великое будущее! Вы сотрудники одной из современнейших лабораторий нашей страны. Вы на острие науки. Но не все так сознательны. Как сказал наш вдохновитель и оплот мира во всем мире, наш президент, мы с вами попадем в рай, а они просто сдохнут.

Петр, молодой человек в халате, скучающе смотрит на висящие на стене плакаты, где изображены химические формулы, рисунки рибосом и молекул ДНК. Его взгляд останавливается на прибитой к стене букве N. В глазах появляется злость. Он опять смотрит на сцену, потом шепчет, довольно громко, так, что это слышно его соседу:

— Никуда не скроешься от этого позора.

Андрей снова толкает Петра в бок:

— Потише, а то за такие высказывания и забрать могут, — смеется.

Потом продолжает:

— Ты лучше скажи, как тебе моя новая пассия?

— А? Кто? — Петр пытается вспомнить последние увлечения Андрея.

Сделать это непросто: только за последний месяц он видел друга с четырьмя разными девушками.

— Моя новая девушка, Элеонора. Я же вас сегодня уже знакомил. О чем ты думаешь?

— Да так, не важно.

А думал он о том, как бы отсюда слинять, чтобы никто не заметил, потому что если заметят, то лишат премии. Это партсобрание было добровольно-принудительным.

— Она, правда, слегка выкобенивается. И социально слишком активна на мой вкус, но это даже интересно. Новый опыт — всегда хорошо. Папаша мой тоже социален, как ты видишь. Эллочка — преподаватель йоги и с прибабахом. Ну ничего, ее белые ноги скоро будут на моих плечах, — Андрей по-мальчишески улыбнулся.

— Эндрю, я не сомневаюсь в тебе.

Молодая девушка, слегка в теле, со светло-русыми волосами, сидящая слева от Андрея, шикает на них:

— Мальчики, вы совсем обнаглели? Вы в первом ряду. Не мешайте человеку на сцене. Видите, как старается, — она ехидно улыбнулась, — давайте как-то вести себя прилично. Если вам не дорога ваша работа, то мне очень. Я сюда, в отличие от вас, не по блату попала.

Титры: Мария, 26 лет, лаборант в компании «Gen-**», родом из Народной Республики.

ГЛАВА 1

Петр ехал в автобусе N3 с работы домой. Жил он в квартире, которую снимал у Офелии, актрисы Большого городского театра. Он был местным, но жить с мамой в ее трехкомнатной квартире в старой части Города не хотел. В 27 лет (27 ему должно было исполниться совсем скоро) есть желание самостоятельности, без маминых ужинов и расспросов в стиле «когда же ты найдешь себе нормальную девушку» и «ты задолбал со своими подопытными хомяками, от них воняет». Найти съемное жилье ему помог Андрей, его друг. Офелия, как утверждал тогда Андрей, считалась близкой знакомой его отца, генерального директора «Gen-**». Как позже узнал Петр, не просто знакомой.

В час пик автобус был уже плотно набит людьми. Так как Петр садился на конечной, то успевал занять место в хвосте, у окна. Автобус ехал, его двери то закрывались, то открывались, выходили и заходили люди, наполняя пространство какофонией голосов, обрывками фраз, приходящими на телефон сообщениями, звонками и видеороликами.

Петр слушал разговор двух женщин, сидящих напротив него. Не то чтобы ему было интересно, но, похоже, выбора у него не было, так как дамы разговаривали довольно громко.

— Все похерено, похерено! Меня уволили, работала себе спокойно на кассе в «Икеа». А теперь что? Сижу, доедаю деньги пособия, которое они выплатили за три месяца. Работы нормальной нет, а если что и предлагают, так и то за сущие копейки. И ты считаешь, что все хорошо, и правильное решение приняло наше правительство по поводу этой войны — дама огляделась вокруг, — фу, спецоперации?

— Кто ищет, тот всегда находит. Учиться надо нужным профессиям, развиваться. Мой сын, вот, недавно в контору устроился, как ее, АйТи. Даже мне помогает.

— На одних компьютерах и блогерах этих страна далеко не уедет. Производство нам нужно, заводы же стоят! — не унималась первая дама.

Плечо Петра прижала сумка пожилой женщины. Напротив стояла девушка, которая что-то читала на мобильном телефоне и тихо смеялась. Старик разговаривал с маленькой собакой, сидящей у него на коленях. Двое молодых людей с азиатскими чертами лица в грязной одежде: видно, что работают на стройке, что-то обсуждали очень живо на чужом языке.

Людей было так много, и они были такие пестрые, что Петр начинал задыхаться. Он вдохнул и выдохнул, вдохнул воздух общего движения и выдохнул легкий налет паники, которую он много раз ощущал в переполненном людьми автобусе. Уже почти полгода он работал на окраине Города, в новом районе, который местные называли гетто. Здесь было построено огромное здание научно-исследовательского института, где занимались изучением вирусов, разработкой вакцины против Covid-19 других мешающих роду человеческому жить вирусов. В научно-исследовательском институте имелись также секретные отделы, но чем они занимаются, Петр мог только догадываться, потому что не имел к особо охраняемому третьему этажу доступа. Специалисты же, работающие в этой зоне, подписывали бумаги о неразглашении информации.

Молодой человек уже привык к постоянной давке и к тому, что личного пространства здесь нет и быть не может. «В его Стране, — думал он, — вообще не может быть личного пространства. Ты себе никогда не принадлежишь полностью». К отсутствию личного пространства он привык с детства: «О, любящая, гиперзаботливая мама, спасибо тебе!» И когда он встречался с чьим-то плечом, или рукой, или сумкой, ему становилось легче — он кожей ощущал, что не один. Он всегда ощущал кожей, потому что глазам перестал доверять, глаза могут обмануть, а кожа — никогда. Одиночество Петр ненавидел. Людей тоже, но их тела любил, потому что они были живые и теплые. Любил давку: чем больше давки, тем больше жизни. Он чувствовал дыхание Аида в этих вонючих, медленных тварях, которые назывались автобусами, и в этом жужжании, как в рое пчел, людей — просто невыносимо, особенно летом. Уши закладывало, и что-то взрывалось в мозгу, разлетаясь на мелкие осколки, предательски врезавшиеся в кожу. Живые люди, которые давили его со всех сторон, убивали и воскрешали, возвращали к жизни — он опять собирался, и каждый раз по-новому. Каждый раз, выходя из автобуса, он ощущал себя собранным заново из обломков других людей, и каждый раз точка сборки была в новом месте.

Автобус остановился на Главной улице, и молодого человека вместе с другими людьми вынесло из многострадальной машины городского транспорта. Бури чувств и ощущений Петра со стороны, конечно, было не видно, со стороны казалось, что он просто вышел вместе с толпой.

С дорожной сумкой через плечо он быстро шел по раскаленной улице, где не было ни одного деревца, думал о людях, автобусах и личном пространстве, когда его раздумья резко прервал хриплый, просящий вопрос:

— Эй, парень, мелочи какой не найдется?

Бомж. Петр несколько секунд смотрел на него, пока рылся в рюкзаке в поиске денег, потом достал пару смятых сотенных купюр и протянул мужчине. Тот резво засунул деньги в засаленный карман драной рубашки.

— А ты куда путь держишь? Хочешь провожу? Кто его знает, что тебя ждет, когда ты придешь?

Петр не отвечал, не потому что бомж был ему противен, а потому что было не интересно.

— А ты не похож на многих других, — продолжал человек без определенного места жительства.

— Потому что я дал тебе денег?

— Нет. Деньги мне многие дают. Но они дают, чтобы я отвязался от них, чтобы не воняло рядом с ними. Все боятся бомжей, потому что внутри каждого из них такой бомж. Смотря на меня, они узнают себя.

— Я не силен в психологии людей.

— Поживи с мое на улице, станешь психологом. Ты хочешь знать, что ждет тебя сегодня в конце твоего пути?

— Я знаю.

— Нет, не знаешь. Но я могу сказать.

Петр посмотрел на мужчину, пытаясь понять, зачем тот затеял этот разговор. Может, денег еще хочет?

— Больше денег у меня нет.

— Да не нужны мне твои деньги. Все со всеми связаны. Может, мы встретимся еще на том или этом свете. И я тебе послужу, раз пока не хочешь.