Христианство, его происхождение и сущность

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ МИФА О ХРИСТЕ

О том, что предполагаемый основатель христианства Иисус Христос не был в действительности реальной личностью, а является вымышленным, мифическим образом, достаточно ясно свидетельствует, между прочим, само его имя. Греческое слово Христос, как мы знаем, означает то же, что еврейское слово Мессия — божественный избранник, «помазанник». Что касается имени Иисус — по-еврейски Иошуа, Иешуа, Осия, — то так назывался один из древнейших еврейских племенных богов, и это название сохранилось у евреев для обозначения понятия божества вообще. Трудно допустить, чтобы какой-нибудь реально существовавший человек носил имя бога и божественного «помазанника», как хотят уверить нас христианские священные книги.

Но мифичность Иисуса Христа становится совершенно очевидной, если мы обратимся к развитию его образа в литературных источниках. Наиболее раннее из христианских сочинений — «Откровение Иоанна», написанное, как известно, в 60-х годах I века, вообще не знает подобной личности. И сам Иоанн, и его сподвижники, которые, кстати сказать, называли себя еще не христианами, а иудеями, верили отнюдь не в воплощение божества, якобы уже имевшее место в прошлом, но лишь в будущее пришествие небесного спасителя и притом твердо надеялись на то, что оно должно совершиться буквально со дня на день. «Се, гряду скоро, и возмездие мое со мною, чтобы воздать каждому по делам его», — читаем мы в «Откровении» (глава 22, стих 12). Таким образом, Христос, по указанию древнейшего литературного памятника самих христиан, во всяком случае, не появлялся среди людей раньше конца 60-х годов I века, а в эти годы они его еще только ожидали. И вот возникает вопрос: если Иисус Христос действительно существовал, то когда же и где именно?

Поскольку Иоанновы пророчества, разумеется, не сбылись и ожидавшееся пришествие божественного спасителя не состоялось, но, тем не менее, число верующих в него непрерывно увеличивалось, перед руководителями христианских общин возникла чрезвычайно острая проблема — примирить мечты и обещания с объективными фактами. К тому же по мере распространения христианства состав его последователей все более пополнялся новыми, чужеродными элементами, причем не только в смысле этнической[14] принадлежности, но и общественного положения. Если первыми христианами были представители низших классов, главным образом рабы, то постепенно, во всяком случае начиная уже со II века, к ним стали присоединяться и более высокостоящие лица.

Многих привлекали к себе организационные формы жизни христиан, внутренняя сплоченность их общин или церквей (от греческого слова — божье достояние), применяемые ими меры взаимопомощи и т. д. Торговцы были заинтересованы в использовании крепких связей, существовавших между христианскими общинами независимо от места их нахождения. Даже то обстоятельство, что христианские общинники были обязаны — по крайней мере на первых порах — материально поддерживать друг друга и что каждый новый член общины должен был отдавать ей известную часть своего состояния, по существу, вовсе не являлось для имущих последователей Христа особенно тяжелым бременем. Согласно рано установившемуся обычаю, тот, кто делал больше пожертвований в пользу своих единоверцев, избирался ими на пост руководителя общины — епископа (это старинное греческое слово означало надзиратель, надсмотрщик) — или по крайней мере становился одним из членов общинной администрации, которая по мере умножения ее функций стала строиться по иерархическому[15]принципу.

Возникшая таким образом христианская церковная иерархия, получившая название духовенства, или клира («кирьякон» — по-гречески жребий, так как первоначально руководители христианских общин выбирались по жребию), уже в течение II–III веков почти целиком оказалась в руках представителей новой, экономически сильной христианской верхушки. С другой стороны, занятие высших должностей в христианском духовенстве немало способствовало приобретению занимавшими их лицами как материального могущества, так и определенного общественного веса. Не удивительно, что эти должности привлекали к себе, между прочим, и разного рода авантюристов и карьеристов, о чем ярко свидетельствует замечательный греческий писатель II века Лукиан Самосатский (родился около 120—умер около 180 года). В его рассказе «Смерть Перегрина» изображен некий честолюбец, который не только проник в среду христиан, но даже принял активное участие в составлении их священных книг.

Указанные перемены в социальном составе последователей христианства, естественно, наложили соответствующую печать и на их религиозные представления. Во II–III веках ведущую роль в большинстве христианских общин стали играть люди имущие, владевшие рабами и отнюдь не заинтересованные в потрясении основ рабовладельческого общественного строя. Они не только трепетали перед народными восстаниями, но совсем не желали и прихода небесного спасителя, призванного установить справедливость и сокрушить существующие эксплуататорские порядки. Они были кровно заинтересованы в том, чтобы рабы безропотно трудились на них, на своих господ, и чтобы вообще все стоящие ниже на социальной лестнице смиренно повиновались тем, кто стоит выше. Вот почему уже в средних десятилетиях II века появляется ряд новых христианских сочинений, ни по содержанию, ни по настроениям совершенно непохожих на их литературного предшественника — «Откровение Иоанна». Это прежде всего — четырнадцать пастырских посланий, адресованных различным общинам и лицам, авторство которых приписывается некоему апостолу (странствующему проповеднику) Павлу, и в особенности так называемые «евангелия» (греческое слово— добрая весть).

«Послания Павла» представляют собой по преимуществу сборник наставлений морального характера. Основное, что сразу бросается здесь в глаза читателю, — это резко выраженный социальный консерватизм. Именно из «Посланий Павла» христиане узнают о том, что каждый должен оставаться в своем звании («I послание Коринфской общине», глава 7, стих 20), что рабам следует «повиноваться своим господам, угождать им во всем, не прекословить, не красть, но оказывать всю добрую верность» («Послание к Титу», глава 2, стихи 9—10). Наряду с этим апостол неоднократно советует своим единоверцам не волновать себя чересчур напряженным ожиданием предсказанного им прихода спасителя и наступления торжественного божьего суда над угнетателями. Обещанное, конечно, исполнится, но, когда это будет, никому не известно! Поэтому все люди должны в любом случае жизни спокойно и добросовестно выполнять возложенные на них повседневные обязанности.

Легко заметить, что наиболее часто и настойчиво Павел обращался к рабам с призывом хранить покорность и смирение. Рабы в Римской империи являлись основными производителями. Их положение было особенно тяжелым. Именно их спокойствие вернее всего обеспечивало социальный мир. И вот почти в каждом из Павловых посланий слышится один и тот же постоянно повторяющийся мотив: «Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести» («I послание к Тимофею», глава 6, стих 1); «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом» («Послание к Ефесянам», глава 6, стих 5) и т. д.

Характерно, что такую же беспрекословную покорность Павел считал обязательной вообще для всех жителей Римской империи и по отношению к верховной государственной власти. Впоследствии христианские священники в своих верноподданических монархических проповедях всегда ссылались на следующее изречение Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога; существующие же власти от бога установлены» («Послание к Римлянам», глава 13, стих 1).

Чтобы повысить авторитетность своих слов, Павел прямо называет себя апостолом, проповедующим учение Христа. Во времена Павла стали все упорнее распространяться слухи, будто бы давно обещанный небесный спаситель уже однажды являлся на землю и лично оставил людям пример величайшего смирения. Никаких фактов о земной жизни Христа Павел не сообщает: очевидно, эти «факты» тогда еще не были придуманы. Но, конечно, не случайно, что спаситель у Павла принимает на земле образ раба и тем самым как бы свыше утверждает необходимость рабства. Вот что мы читаем об этом в «Послании Павла Филиппийской общине», глава 2, стих 6–8: «Он, будучи образом божьим, не почитал хищением быть равным богу; но уничижил себя самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной».

Ничего не зная о жизни Христа, Павел, тем не менее, говорит о его смерти на кресте и о его воскресении из мертвых. Крест являлся в ту эпоху обычным орудием казни, применявшимся именно к рабам, а что касается воскресения, то оно сообщало спасителю ореол непререкаемой божественности, уподобляя его наиболее популярным языческим богам: греческому Дионису, египетскому Осирису, фригийскому Аттису и другим. Вера в воскресение особенно импонировала униженным, отчаявшимся людям того времени, когда господствовали «всеобщая апатия и деморализация» (Ф. Энгельс). Образ умершего и воскресшего бога символизировал отрицание смерти и вечную жизнь за гробом, которая так привлекала к себе тех, кто был не удовлетворен реальной действительностью. Но вместе с тем идея загробного блаженства чрезвычайно устраивала идеологов эксплуататорского класса, считавших это блаженство вполне достаточным вознаграждением для трудящихся. Поэтому древнеязыческий сюжет о смерти и воскресении бога последовательно развивается в новую, христианскую сказку об искупительной божественной жертве за людские грехи и о даровании искупленным людям небесного рая.

Таким образом, если в «Откровении Иоанна» Христос должен был в грозе и буре сойти с неба, чтобы установить лучшую жизнь на земле, то в «Посланиях Павла» Христос в смиренном обличии раба умирает на кресте, искупает своей смертью грехи человечества и с земли восходит на небо, открывая за собой дорогу всем искупленным его жертвой. Как видим, ранний миф о Христе-освободителе в дальнейшем сменился качественно иным мифом о Христе-искупителе.

Следующий и крупнейший шаг в процессе христианского мифотворчества был сделан неизвестными авторами евангелий, написанных с целью заполнить зияющий пробел в «Посланиях Павла», который, по остроумному замечанию одного исследователя, «лучше знал деятельность Христа на небе, чем на земле». В евангелиях Христос впервые получает черты реальной исторической личности; здесь даже сделаны попытки определить время и место его земной жизни. Евангелий появилось довольно много, примерно до пятидесяти, но впоследствии руководители христианской церкви признали из них каноническими, т. е. законными, только четыре, а все остальные были объявлены еретическими и подлежащими уничтожению. Понятно, что такая решительная мера была вызвана желанием церковных руководителей по возможности скрыть вопиющие противоречия между евангелистами (авторами евангелий); но даже и в тех произведениях, которые вошли в христианский канон, имеются достаточно существенные разногласия.