Поцелуй мамонта

ГРАДОБОЙ

Увертюра

Конец октября аж одна тысяча девятьсот восьмого года.

Сезон в этом году не удался. Дождит и дождит без передышки.

По ночам несметными полчищами роятся белые мухи.

Безоружные, несчастные, но смелые — у них только один способ борьбы: они застилают своими хрупкими телами вражескую территорию.

А с утра хиреют войска, мельчают числом; и позорно ретируют, оставляя на память о себе только мокрые намёки.

То слякоть, то замёрзшие лужицы во дворе, и за воротами. Чёрт возьми: никакого комфорта!

В день рождения Михейши, как назло, или, напротив, в его честь, началась то ли пятиминутная, но зато плотная бомбардировка, то ли салют.

То с неба посыпалась дробь прозрачных шаров.

Все шарики абсолютно одинаковые, будто перед самым обстрелом просеяны были через дуршлаг.

Отверстия военного ситечка — диаметром с треть голубиного яйца.

Град отбарабанил по крыше ледяную шифровку в стиле Морзе — считай конспиративное поздравление.

И стал крупнее.

Забухало не на шутку.

Небесный сюрприз заставил дрожать крышную жесть, загнал в хлева трясущуюся живность, и начисто, мигом — будто во дворе поработал челюстями голодный железный крот — почикал — поломал последнюю жухлую траву.

В центре двора образовалась воронка глубиной в полтора шестидесятиспичечного коробка, диаметром на все сто двадцать.

На дне воронки лежит ледяная Царь — Град — Мина размером в антоновку. Она не разорвалась.

И начался спектакль!

Действие 1

— О! Ни шиша. Вот так град, — сказал Федот Иванович, выйдя на крыльцо, — в такое — то время! Небывальщина.

Федот Иванович Полиевктов — интеллигентный человек, учитель математики и большой умница. И не матюкается по пустякам.

Поёрзал он в пальтишке, свёл каблуки, зорко глянул по сторонам.

— Мать, стайку — то прикрой, ишь, повылуплялись, будто цирк им тут. Пешком пойду… Покалечит Поньку — то мою.

Съёжился и помчал за ограду, прикрывая голову портфелем… директорского размера.

— Бывало и побойчей, — ворчнула бабка из дверной щели, — делов — то.

Стайку закрывать не торопилась: «Не разбегутся, куда им бежать — не дураки поди».

Действие 2

Михейша с остатками зевоты вышел на крыльцо и тут же обнаружил непорядок.

Не особенно долго заморачиваясь оригинальностью мысли, он воткнул «эту чёртову учёбу» в ступени.

Подобно матросу Кошке в секунду обнаружил и подобрал Царя — Град — Мину.

Чуть прицелясь, фуганул Царём под карниз.

Словно редкие зубы опрометчиво залезшей на погодный ринг Старухи — зимы и тут же поверженной изворотливым нокдауном, посыпались из неё сосульки.

Небо потемнело, и затрясся осенний воздух.

То молниеносно выпорхнула из — под кобылок и застучала, будто окостеневшими лопастями, недовольная стаищща продрогших за ночь и толком не выспавшихся тварей. То ли мыши, то ли белки — летяги, то ли без определённого места жительства чертёнята — сразу не понять.

От неожиданности переклинило Михейшу. Он вздёрнул плечи и по самую маковку вжал голову в воротник. Зажмурил от страха глаза.

Стая, между тем, расселась, кто куда, образовав вокруг Михейши пустую полянку идеально круглой конфигурации.

Чуть переведя дух, твари принялись ругаться и делиться впечатлениями:

— Тук— тук, перетук! Чирей тебе во всю морду! Съешь тебя ливийский комар! Проткни тебя английская булавка! Мешаешь дремать, хулиганище! А не пойти бы тебе в свою дрянскую школу? Глянь на часы. Вот сторож — то тебя метлой приголубит.

— Воробьи! Какие, к бесу, черти!

Михейша так славно — для себя — перевёл на хулиганский язык птичью болтовню, что мелькнула мысль о трудоустройстве звериным брехмейстером.

Там бы он, особо не напрягаясь, и лишь слегка кривя смысл, практически между делом мог зарабатывать неплохие деньжата.

— Дуры! — крикнул он, — я вас понимаю! А ну! Кыш отсюдова!

Бесполезно. Для разгона сходки требовалась пушка.

Ближайшие существа подскочили, потрепыхались бестолково в воздухе, и снова сели на те же места: «Чирик — чик — чик — чирик», что непременно обозначало: «Ругаться — ругайся, а покорми!»

Михейша, совсем по — взрослому согнув руку в локте, погрозил варежкой: «Вот вам всем!»

И на пинках, выпрыскивая слёзки из — под прогибающихся, заледенелых плёнок дворового мелкоозёрья, погнал портфель за ворота.

Действие 3

Вышла добрая к обижаемым созданиям естества смирная и сознательная Ленка.

Она не гадкий утёнок, она с рождения сделалась красавицей. Она учится в третьем классе народной школы № 1 и ходит в кружок сохранения природы.

Сыпанула из горсти чем — то заготовленным, мелким. Разглядела в рисунке китайский веер: «Нештяк картинка! Вот так чудо — пшено!» и поскакала догонять братца:

— Миха, чёрт волосатый! Стой, тетрадку забыл!

Действие 4

Сжался круг пернатых. Соскользнула с заборов и обнажённых веток прочая пегая, воробьиная накипь. Переглянулись друг с дружкой и попёрли ближе к земле их крылатые коллеги. Засуетились враги и конкуренты. Застеснялась спуститься давеча закрепившая свои брачные отношения парочка молодых коршунов.

Неужто сыты одной только любовью?

Немного не так: просто для свадебной пищи воробьи, не говоря уж про пшено, не годятся.

— Харч этот не вкуснее мышиной дырки в плинтусе, — так они рассуждают. И выглядывают с высоты дичь покрупнее.

— Чик — чирик, пчик — пчик! Ах, какие же тут разные жильцы имеются: на любую доброту! — Так, конечно, могут говорить только серые и наивные воробушки.

— Р — р–р, гав!

Встопорщились мохнатые уши. Выглянули из будки проснувшиеся по очереди Бублик и Балбес, пораззявили пасти, встряхнулись, лениво повиляли хвостами. Сделали по паре шагов. Понюхали дно плошки с ледяными остатками борща. Помацали носами смёрзшиеся в нем крест— накрест кости. Попробовали на зуб: «Не прокотит».

Глянули на шумное птичье торжище. Опять лаконично и без всякого азарта: «Гав, гав».

И снова забились внутрь, грея друг друга вздрагивающими телами: «И то, и это — не еда. Одно название».

Зябко и некрасиво кругом.