Би-боп (повести)

Весь этот джаз

Кристиан Гайи (1943–2013) — известный французский писатель, который еще в юности увлекся джазом и всю свою жизнь сохранял это увлечение, чем бы ему ни приходилось заниматься: играть ли в любительских оркестрах, работать техником отопительных систем, проходить психоаналитическое лечение или даже открывать свой собственный кабинет психоанализа. Несостоявшийся саксофонист и неудавшийся психоаналитик обратился к литературе в 1980-е годы и с первых же книг — все они опубликованы издательством «Минюи», ориентированным на авторов-новаторов (начиная с франкоязычного Беккета и «нового романа»), — привлек внимание своеобразной и необычной манерой письма.

Гайи постоянно балансирует между речью прямой и косвенной, между мыслью изреченной и невысказанной, играет формулировками, клише и экивоками. Он может игнорировать заявленное ранее событие, зато фокусировать внимание на незначительной детали, акцентировать лишнее слово и произвольный жест или кинематографично менять планы и ракурсы, что ведет к неожиданным сюжетным поворотам и создает ощущение легкого абсурда. Вместе с тем его произведения могут показаться простодушными трагикомедиями, чуть ли не сентиментальными историями, которые «просто рассказывают о любви и о смерти», мимоходом раскрывая экзистенциональный кризис героев и фатальную роль случая. За мнимой легкостью, показной фривольностью повествования ощущается грусть, пронзительная печаль как данность, как очевидность, особенно если речь идет о предпочтительных для автора темах одиночества, ностальгии, пустоты и невозможной любви. Лейтмотивом и движущей силой многих его текстов оказывается музыка, которую персонажи сочиняют, играют, обсуждают или просто слушают.

В настоящий сборник включены наиболее «музыкальные» тексты Гайи: анекдотичный, чуть ли не водевильный «Би-боп» (1995), роковой «Вечер в клубе» (2001) и скорбная «Последняя любовь» (2004). Они музыкальны не только сюжетно — главные герои-музыканты заняты музыкой, — но и стилистически. Проза выстраивается как музыкальная композиция со своими репризами и вариациями и легко — достаточно двух-трех рефренов — превращается в поэзию. Здесь особое значение имеют повторы отдельных фраз и целых пассажей, перепевы рассуждений, переклички ситуаций и деталей. Так, например, нарочито повторяются, чуть ли не скандируются ключевые для психоанализа слова «говорить» / «сказать», «спрашивать» / «отвечать». Герои Гайи и в самом деле чаще «говорят себе» (про себя), чем «думают»; их действительные или воображаемые монологи и диалоги то подчеркиваются, то, наоборот, растворяются в потоке проговариваемого или недоговариваемого сознания. А сам Гайи не отказывает себе в лукавом удовольствии иногда вмешиваться со своими авторскими ремарками. При этом темп может варьироваться, ритм — сбиваться, а синтаксис и пунктуация — нарушаться или даже вообще заменяться «ненормативной» записью (в частности, прямая речь в его романах обычно оформлена так, что далеко не всегда понятно, кто говорит: герой, автор или — про себя — сам читатель).

Выбор стилистических приемов в этом необычном повествовании всегда соответствует заданному сюжету или настроению: автор охотно пользуется синкопами, отступлениями, дополнениями, порой углубляясь в свободную импровизацию, но лишь для того, чтобы уверенно вернуться к основной теме.

«Когда мне удается удовлетворительно сочленить фразу, — как-то сказал писатель, — мое удовольствие сопоставимо с удовольствием композитора. В этом смысле письмо для меня — это продолжение прерванной музыкальной деятельности».

Играя словами и звуками, Гайи демонстрирует изящество стиля, элегантность формы и неизменную иронию, которая остается его «доминирующей тональностью». А еще он предлагает иначе взглянуть на то, что происходит вокруг и внутри нас. Дабы увидеть сокрытое, понять важное, признать неминуемое… и все равно улыбнуться. Валерий Кислов