Особняк

Так что она отвергла чуть менее щедрые предложения Университета Дьюк[25] и Колумбийского университета[26] и все лето заступала на двойные смены: утром и после обеда Эмили упаковывала продукты в магазине, а по вечерам продавала закуски в кино до самого-самого последнего сеанса. Таким образом можно было собрать немного денег, и у нее появился повод уходить из дома, когда отец еще спал, и возвращаться, когда он уже спал. Как только пришло время, Эмили покинула дом до рассвета, крадясь тихо, как мышь, и даже не потрудившись попрощаться с отцом. Она села в автобус и укатила на восток, прямиком в Кортаку.

В общежитии ей выделили место в комнате на четверых, и хотя ее соседки не пытались унизить ее из-за отсутствия денег, у них ничего не получалось с этим поделать. Это были приятные и чуткие молодые женщины, но они также были из тех, кто считал обучение в Лиге плюща своим неотъемлемым правом. Стейси была из Питтсбурга, ее родители были адвокатами и на выпускной подарили ей новенький, практичный полноприводный внедорожник, чтобы было легче ездить по заснеженному северному Сиракьюсу. Тиллмонт Грейвз – Тилли – вечно жаловалась, что ее мобильник и зимние ботинки на год отстали от трендов: она приехала из Нью-Гэмпшира, и на руках у нее была папина кредитка на случай непредвиденных расходов. Отец Тилли преподавал философию в Дартмуте, одном из тех универов, которые, как в это ни трудно поверить, отказали Эмили в приеме. Когда Эмили наконец рассказала об этом своей соседке, Тилли удивилась, что кто-то вообще может захотеть жить в таком маленьком городке, как Хановер. И разумеется, была еще Мардж: ее мать оказалась внучкой одного из тех людей, которых неизменно именуют нефтяными баронами. Каждый год, все то время, что Эмили училась в колледже, Мардж приглашала ее к себе домой на День благодарения и Рождество, молча и с щедрой руки оплачивала билеты на самолет и комнату в отеле для Эмили во время всех их поездок на весенние каникулы, и при этом все четверо делали вид, что это не так. Они были подругами навек и с самого выпуска ежегодно летом проводили девичники в доме Мардж в Мартас-Винъярд[27], а зимой – долгие выходные в пляжном домике Мардж на острове Кауаи[28]. И это несмотря на то, что Мардж снова приходилось покрывать расходы Эмили, ведь дела Билли пошли совсем худо. Она все еще каждый год отмечала День благодарения в Нью-Йорке в до смешного огромной квартире ее родителей площадью в шесть тысяч квадратных футов: она находилась в Верхнем Ист-Сайде[29] и выходила на Центральный парк[30].

Отличные подруги, которым в сравнении с Эмили никогда не доводилось рисковать по-крупному.

Эмили выглянула в окно, наблюдая за тем, как Энди погружается в «порше» и этот экспонат из музея спортивных машин покачивается под его весом, а затем повернула ключ зажигания. Энди не приходилось гадать, заведется ли машина. Благодаря его механику этот антиквариат был на ходу. Все, что от него требовалось, – это повернуть ключ, и всякий раз, когда он это делал, «порше» издавал рев, намекая на мощность своего двигателя. К счастью, на этот раз машина Эмили тоже завелась с первого раза. Просить Энди подтолкнуть ее было бы так же унизительно, как соглашаться, чтобы он заплатил за ее ужин.

Боже, как ей стыдно. Был момент в жизни Эмили, когда она действительно думала, что все это осталось позади, и верила, что, окончив Университет Кортаки, она получит пропуск в новую жизнь.

Но она университет не окончила.

Если бы раньше кто-то сказал ей, что она пустит все коту под хвост, бросит колледж после третьего курса, окажется на мели и будет работать в детском саду в Сиэтле, Эмили бы ни за что в это не поверила. Она бы никогда не подумала, что ее брак временами будет висеть на волоске и все это случится из-за мальчишки… Мальчишек. Он был не один. Когда она с ними связалась, Шон Игл и Билли Стаффорд были именно мальчишками. Они жили в хижине в лесу и с таким трудом сводили концы с концами, что в кои-то веки по сравнению с ними Эмили почувствовала себя богачкой.

Но она сделала свой выбор. Все они сделали.

Эмили подождала, пока Энди уедет, а затем выключила зажигание.

Она горько заплакала и не могла вести машину.