Дети всегда правы

* * *

После смерти родителей Клара Руссель с горечью осознала хрупкость человеческой жизни. Ей было двадцать пять лет, и она вдруг поняла, окончательно и бесповоротно, что может выйти утром из дома, спокойная, уверенная в себе, и не вернуться. Так случилось с ее отцом: субботним утром, в полдевятого, он вышел из дома за круассанами, и его сбил грузовик. Точнее, машина лишь слегка зацепила его, однако зеркало заднего вида врезалось в голову с такой силой, что отвалилось. Несколько месяцев спустя мать Клары умерла от внутримозгового кровоизлияния так же, на улице. С тех пор каждый раз, когда Клару вызывали на место преступления, каждый раз, когда она случайно проходила мимо толпы, собравшейся вокруг упавшего человека или аварии, каждый раз, когда где-нибудь останавливалась машина скорой помощи, в девушке просыпалась убежденность, что однажды, в любую минуту, в любую секунду жизнь может оборваться. И это не было какой то данностью, фактом, который Клара просто знала, как большинство людей: она ощущала этот ужас физически, он давил на нее часами. Иногда и дольше. Вот почему, когда Клару вызвали на место происшествия, первый разговор с семьей пропавшей девочки стоил ей нечеловеческих усилий: она физически не могла не ощущать эхо ужаса и прилив адреналина в их телах. Несколько секунд она чувствовала себя матерью, только что узнавшей о смерти своего ребенка, мужем, только что услышавшим, что его жену зарезали, пожилой женщиной, сына которой накануне арестовали.

Для всех полицейских с улицы Бастион, которые видели своих коллег, вернувшихся из „Батаклана“[1], ноябрь оставался самым мрачным месяцем в году. Самым мерзким. Вечером десятого ноября две тысячи девятнадцатого года Клара только-только встретилась с подругой Хлоей в баре, где-то в Тринадцатом округе, как в общую группу Ватсапа пришло сообщение от ее начальника Седрика. В тот день Клара закрыла дело об умышленном тройном убийстве — расследование заняло несколько недель, — и уже собиралась отпраздновать окончание одного из сложнейших разбирательств, в которых ей только доводилось участвовать. Однако ее группа должна была заступить на дежурство, да и новые дела редко появлялись кстати. „Вот опять“, — подумала она, щелкнув пальцами — привычка, от которой она никак не могла избавиться еще с подростковых времен.

Звонки посреди ночи или ранним утром, прерванные обеды, ужины, праздники, проведенные на холоде или под неоновым светом кабинета, перенесенные отпуска — ко всему этому героизму, свойственному ее профессии, Клара была готова. Однако она не представляла, что каждый день, погружаясь в суровую реальность, будет чувствовать напряжение, с которым ее телу придется справляться годами. Даже во сне ее мышцы не расслаблялись, поэтому в любое время дня и ночи она могла вскочить, одеться за считаные секунды и отправиться на работу.

Через несколько минут, когда прошли первые впечатления от встречи лицом к лицу, Клара рассмотрела на лице Мелани в желтом свете фонарей отчаяние — неприкрытое, всепоглощающее отчаяние. Когда молодая мать в последний раз огляделась, будто надеясь, что дочь вот-вот выпрыгнет из куста, что все это — полиция по всему саду, полиэтиленовые ленты, протянутые между деревьями, — не по-настоящему, Кларе показалось, будто она впитывает страдание Мелани. Они обменялись лишь парой слов, но Клара видела, как ужас овладевает каждой клеточкой тела Мелани. Вцепившись в руку мужа, та в десятый раз проживала момент, который всеми силами хотела вырвать из реальности, повернуть вспять необратимое, но даже ее всеобъемлющая печаль, ее самые горькие сожаления не могли стереть воспоминание о том, как ее сын вернулся из сада и сообщил, что нигде не может найти сестру.

К половине третьего, после того как были составлены первые протоколы и опечатаны все улики, Клара вернулась домой. Оставалось меньше двух часов на сон, прежде чем она снова отправится на улицу Бастион.

Но вместо того чтобы лечь спать, Клара включила компьютер и нашла в интернете „Веселую переменку“. На главной странице „Ютьюба“ высветилось с три десятка окошек с последними опубликованными семьей видео. Под каждым из них было написано количество просмотров: от пяти до двадцати пяти миллионов. Клара прокрутила страницу — казалось, роликам нет конца. Она слишком устала, чтобы считать: там было несколько сотен роликов с Кимми Диоре и ее старшим братом. Несколько секунд Клара разглядывала лицо девочки: светлые кудряшки, огромные черные глаза. „Очаровательный ребенок“, — подумала она, прогоняя жуткие сцены, возникавшие в ее голове, а затем посмотрела пару-тройку видео наугад.

После недолгого сна Клара проснулась от одной четкой фразы. С ней и раньше случалось подобное: ясные, упорядоченные слова, будто она сама их произнесла, резко вырывали ее из сна. И каждый раз эти фразы, появившиеся из ниоткуда — из подсознания или другой недоступной темной области, — приобретали значение позже, а иногда звучали словно предзнаменование.

В 5:20, сидя на кровати, Клара отчетливо расслышала в тишине, будто сама произнесла: „Мы живем в мире, о существовании которого не знаем“.

Шестилетняя девочка исчезла в нашем, реальном мире, и Клара неплохо знала, какие опасности он в себе таит. Однако Кимми Диоре выросла в другом, искусственном, виртуальном, параллельном мире, с которым Клара прежде не сталкивалась. Тот мир подчинялся другим законам, и она не имела о них ни малейшего понятия.