Она была в Париже

– Негры и китайцы были в городе всегда, но среди туристов их раньше не было!

Они неспешно продвигались, направляясь к набережной.

Набережная Сены так и кишела группами туристов.

Большинство покорными стайками дисциплинировано следовали за своими экскурсоводами и слушали их, но были и группы самостоятельные, которые двигались неуправляемо и мешали организованным туристам.

Правда, таких групп было не так много, они были небольшими и обычно собирались около каких-либо достопримечательностей.

Вот и тут, напротив Эйфелевой башни остановилась небольшая группа шумных молодых людей.

– А ведь это русские, – вполголоса сказал Джон.

И увидел знакомое лицо.

«Внимание!» просигналил он Тоне.

Остановившись, Джон поднял фотоаппарат и стал выбирать кадр с Эйфелевой башней. Негромко сработал затвор, а потом аппарат повернулся в его руке, и Джон сделал несколько снимков, по ходу съемки меняя фокусное расстояние.

«Пойдем прямо сквозь группу. Скажешь мне, что скорее всего это русские – их всегда можно узнать …»

Эта пара в шортах и бейсболках не спеша шла вдоль набережной.

На плече мужчины висел японский фотоаппарат, а женщина обхватила его руку и прижалась к нему.

– Дорогой, а это наверное русские! Их всегда легко узнать по громким крикам и такой немодной одежде … – проходя сквозь расступившуюся группу негромко сказала женщина.

– Слышали? – сказал худощавый черноволосый парень, когда пара уже отошла от группы. – Слышали, что сказала эта американка?

– Почему американка?

– И что же сказала эта герла?

– Так на английском языке говорят только настоящие американцы. Она сказала, что русских всегда можно узнать по крику и немодной одежде …

А Джон и Джай отошли к парапету, полюбовались на причаленные баржи.

– Извини, Тонечка.

#Полина? Прости, срочно.

#Привет, путешественник. Слушаю.

#Нужно срочно установить, где в данный момент находится Борис Сыромятников из группы профессора Шнурпа.

#Я правильно поняла – Шнурпа? Сейчас свяжусь.

#Привет, милая. Целуй Сему.

Рано утром начальнику первого отдела института позвонил его куратор из комитета.

– Я из машины. Выйди на проходную, я подъеду минут через десять.

Не оформляя пропуск и не предъявляя документы приехавший в сопровождении начальника первого отдела проследовал к нему в кабинет.

– Мне нужно поговорить с сотрудником вашей организации Борисом Сыромятниковым.

Оказалось, что данный сотрудник находится в отпуске, и даже в турпоездке в Хорватию.

– Он, что, не имеет допуска к материалам?

– Но это всего лишь Хорватия, да и в группе двое наших сотрудников!

– По возвращении их отчеты немедленно ко мне!

А ночью Свиридов «исчез» с супружеского ложа, извинившись перед Тоней.

Разыскать интересующего его молодого человека по фамилии Сыромятников было несложно, «прокрутить» время и заснять – хорошо японский фотоаппарат подвернулся кстати! – тоже труда не составляло.

Сложнее было отследить связи Сыромятникова и установить время контакта со связным, но оказалось, что это еще впереди.

И после того, как Сыромятников отлучившись в туалет и передав там кассету полному арабу, вернулся за столик к своим товарищам, араб уже не выпадал из поля зрения Свиридова.

Тоня спокойно читала книжку, охраняя сон мерно дышащего Свиридова.

А араб, покрутившись по городу, вернулся в посольство под звездно-полосатым флагом и собрался доложить резиденту о факте передачи информации, но …

Араба через некоторое время нашли мертвым, а кассеты при нем не было.

Свиридов снял информацию из сознания араба.

Кассета, помещенная в полиэтиленовый пакет, уже лежала в номере американцев Джона и Джай.

А утром кассета оказалась в городе недалеко от Москвы на туалетном столике Мари с запиской «Спрячь до моего возвращения. Свиридов.»

А Джон проснулся и набросился на еду, заказанную в номер.

И в этот день они тихо погуляли в парке неподалеку от отеля.

– Прости меня, Джай! Я не виноват, но все равно прости!

– Джон, дорогой, не забивай себе голову всякой ерундой! Дыши – здесь такой чистый воздух! Когда еще мы с тобой вот так спокойно сможем погулять … да еще по Парижу!

– Послушай, Джай, дорогая. Вот что писал старина Хэм.

«В те дни у меня не было денег на покупку книг. Я брал книги на улице Одеон, 12, в книжной лавке Сильвии Бич «Шекспир и компания», которая одновременно была и библиотекой. После улицы, где гулял холодный ветер, эта библиотека с большой печкой, столами и книжными полками, с новыми книгами в витрине и фотографиями известных писателей, живых и умерших, казалась особенно теплой и уютной. Все фотографии были похожи на моментальные, и даже умершие писатели выглядели так, словно еще живы».

– Джон, что это? Вот эта улица!

– Конечно. Слушай дальше. «У Сильвии было подвижное, с четкими чертами лицо, карие глаза, быстрые, как у маленького зверька, и веселые, как у юной девушки, и волнистые каштановые волосы, отброшенные назад с чистого лба и подстриженные ниже ушей, на уровне воротника ее коричневого бархатного жакета. У нее были красивые ноги, она была добросердечна, весела, любознательна и любила шутить и болтать».

– Смотри, а магазин цел! Зайдем?

– Конечно. А у старика Хэма абзац заканчивается словами «И лучше нее ко мне никто никогда не относился.»

– Джон, да это «Праздник, который всегда с тобой»?! Зайдем?

– Зайдем!

Книжный магазинчик был небольшой и уютный, на стенах действительно висели портреты различных знаменитостей, а полки были плотно уставлены книгами.

Юная девушка предложила им свои услуги, а затем отошла к небольшому прилавку.

«Спокойно!» передал Свиридов Тоне, протягивающей руку.

На полке стояла книга, иллюстрированная Гришей – рядом с экземпляром на английском языке стояла книга на русском языке.

Джон тоже взял книгу на английском и стал листать ее.

– Новинка. Я еще такой книги не видел!

– Смотри … какие интересные рисунки! Кто же этот художник?

Девушка услышала их разговор и подошла.

– Прошу прощения, художник, иллюстрировавший эту книгу – русский. Книга уникальная – вот, смотрите, эта же книга в русском переводе. И тот же художник, но какие разные рисунки!

Джай взяла с полки книгу на русском языке и стала рассматривать рисунки, и сравнивать с рисунками в книге, которую держал Джон.

– У нас есть первый альбом этого художника, изданный в Австрии. Вот, смотрите.

Альбом был скромный, всего двадцать листов, но издано было с любовью.

На каждом листе было по два рисунка. В основном это были портреты и жанровые зарисовки, а подписи были выполнены на трех языках – на английском, на французском и на немецком.

– Джай, я думаю, нам стоит купить этот альбом.

– И книги тоже. Представляешь, у нас на полке будут стоять эти две книги!

– Слушай, может быть купим альбом в подарок Анриетте?

– Господа, это два последние экземпляры! Мы продали уже восемь экземпляров, и это последние.

Девушка завернула книги и альбомы, вложила фирменную закладку магазина «Шекспир и Ко», улица Одеон, 12, Париж, Франция.

– Кто бы мог подумать – здесь, и эти книги!

– А здесь рядом должны быть места, где жил Хемингуэй?

– Хемингуэй со своей первой женой Хэдли и сыном Бамби жили над лесопилкой на улице Нотр-Дам-де-Шан, а потом они жили на улице кардинала Лемуана. Он писал, что к реке можно было спуститься прямо вниз по крутой улице, и в конце она выводила на продуваемый ветрами участок набережной Сены.

– На той стороне рукава Сены, – продолжал Джон, – лежит остров Сен-Луи с узенькими улочками и старинными высокими красивыми домами. Можно было по Турнельскому мосту перейти на остров или повернуть налево и идти по набережной Сены. У книготорговцев на набережной, как писал Хемингуэй, в то время можно было почти даром купить только что вышедшие дешевые американские книги.

– Дальше кончался остров Сен-Луи и начинался остров Ситэ с громадой Нотр-Дам. Туда можно было пройти либо по Архиепископскому мосту либо по мосту Двойного денье …

Джон и Джай долго бродили, стараясь избегать скопления туристов и мегафонов экскурсоводов, и Джон иногда вспоминал отрывки из книги Хемингуэя.

Они полюбовались собором Парижской Богоматери, обошли его кругом и подивились на огромные круглые окна-витражи на всех стенах, направленных по странам света. Но внутрь не пошли – то ли из-за толп экскурсантов, то ли еще по какой-то причине …

Заглянув на цветочный рынок они свернули направо и вдоль Дворца Правосудия и самой старой в городе башни с часами по мосту Менял перешли на другой берег, и пошли в сторону Лувра.

Это название ассоциировалось с чем-то старинным и литературным, но …

Роскошное убранство залов дворца резко контрастировало с современными техногенными скульптурами и картинами, и этот диссонанс настолько подействовал на Джай, что она запросилась на воздух.

Они вышли в парк и направились в сторону от главных аллей и толп туристов.

Правда, Джон часто выпускал руку Джай и поднимал фотоаппарат.

Они нашли укромный уголок и сели около старого каштана.

– Отдохни, дорогая. Дай, я обниму тебя.

– Так испортить великолепный дворец … Это же варварство!

– Не переживай. При всем при этом они очень бережно относятся к старине, к старым зданиям, к паркам …

– Ну да! А центр Помпиду?

– Но парижане к нему привыкли! Между прочим, многие были против строительства Эйфелевой башни. Например, Золя, Мопассан, Дюма … А теперь это визитная карточка Парижа!

– А ты не помнишь, о каком кафе писал Хемингуэй?

– Кафе называлось «Клозери де Лила» и находилось оно на углу площади Контрэскарп. Хэм писал, что большинство посетителей были пожилые, бородатые люди в поношенных костюмах – они приходили со своими женами или с любовницами, и у некоторых в петлице была красная ленточка Почетного легиона. Мы, замечает Хемингуэй, великодушно считали их учеными, и они сидели за своими аперитивами почти так же долго, как посетители в еще более потрепанных костюмах, которые со своими женами или с любовницами пили кофе и носили в петлицах лиловые академические розетки, не имевшие никакого отношения к Французской академии. Посетители делали кафе очень уютным, так как они интересовались лишь друг другом, своими аперитивами и кофе, а также газетами и журналами, прикрепленными к деревянным палкам, и никто здесь не служил объектом обозрения.

– «В «Клозери де Лила» ходили и жители Латинского квартала, и у некоторых из них в петлицах были ленточки Военного креста, а у других были еще и желто-зеленые ленточки Военной медали. Я наблюдал за тем, как ловко они научились обходиться без потерянных конечностей, и оценивал качество их искусственных глаз и степень мастерства, с каким были восстановлены их лица». Уже тогда, когда здесь жил Хемингуэй, кафе готовились закрывать …